– Нет. У меня была кошмарная ночь. – Он явно был в плохом настроении.
– Я принесу. – Она повернулась, но так, чтобы он не заметил газеты в ее руках, и быстро вышла из комнаты. В гостиной она взяла номер "Мейл он санди" и вложила туда злополучный "Глоуб".
Когда Элизабет вернулась в столовую, Симон сидел, развалясь на стуле, все еще мрачный. Отложив для себя номер "Мейл", лежавший сверху, она отдала Симону остальные газеты. Он молча кивнул в знак признательности. Элизабет дождалась, пока он выпьет чаю, съест тост с мармеладом и просмотрит основные заголовки.
– Дорогой… – начала она.
– Какая жуткая фотография жены премьера, – весело заметил Симон, все еще погруженный в газеты.
– Да, в самом деле, – ответила Элизабет. Фотографию она даже не видела. – Дорогой… – вновь попыталась она начать разговор, на этот раз уже более уверенным тоном. Что-то в ее интонациях заставило Симона оторвать взгляд от газеты.
– Что? В чем дело? – И увидел ее лицо. – О Боже, Джимми опять заболел?
– Нет, дорогой, с ним все в порядке. Вчера от него пришло письмо. Ты разве не прочитал его? Я положила тебе на стол.
– Он вошел в первую десятку?
– Еще не знает… Дорогой, боюсь, что ситуация осложнилась. – Элизабет решила говорить прямо. – Аманда обратилась в газеты. Правда, она еще не упомянула твоего имени, но Чарльз думает, что это вопрос времени.
Симон в ужасе уставился на жену. Газета выпала из его рун.
– Боже праведный, – медленно произнес он.
– Симон, – продолжала Элизабет, – девочка явно торгуется. Ты должен что-то предпринять, и как можно быстрее. Ты только взгляни на это! – Элизабет протянула ему свежий номер "Глоуб".
Симон прочитал первую и последующие страницы. В столовой воцарилась зловещая тишина. А за окном все пели птицы.
– Она может погубить нас, – сказала Элизабет.
Симон отложил газету и взглянул на жену.
– Ты не заслуживаешь этого, Лиз, – тихо сказал он.
Нежность, с которой он произнес эти слова, удивила и обезоружила ее. Элизабет поднялась, обошла вокруг стола и встала рядом с мужем, положив руки ему на плечи.
Он склонил к ней голову и вздохнул.
– Я сожалею о случившемся. Это несправедливо по отношению к тебе.
– Мы оба оказались втянутыми в это дело и будем бороться вместе, – спокойно сказала Элизабет.
– Ты думаешь, она?.. – Вопрос его повис в воздухе.
– Заговорит? Да, думаю, что да.
– Но почему? Она же получила деньги. Что еще ей нужно?
– Внимание, отмщение, признание, любовь – кто знает?
– Боже, какой кошмар, – простонал он.
– Что тебя ожидает в худшем случае? – спросила Элизабет, хотя ответ уже знала сама.
– В худшем случае? О, это легко предугадать. Если все выплывет наружу, меня сочтут морально разложившимся, безответственным типом, который не вправе представлять народ этой страны. Для прессы этот день станет праздником, а мне придется подать в отставку и последующие пять лет замаливать свои грехи на задворках парламента.
Элизабет закрыла глаза, словно перед ней уже разворачивались мрачные картины будущего, и крепче прижала к себе мужа.
– Знаешь, что я скажу, Лиз? – пробормотал он, зарывшись в мягкие шелковые складки ее пеньюара.
– Нет, что? – прошептала она.
– Пусть публикует и будет проклята! И я вместе с ней!
9
Раннее утро в Риме. Начало нового погожего дня. Леони и Роб еще в постели – скованные тяжелым сном. После эмоционального накала вчерашнего дня сил хватило лишь на то, чтобы слегка перекусить и тут же лечь спать. Впереди было воскресенье, и оба надеялись, что оно вернет им утраченный покой.
Леони проснулась первой; после изнурительного перелета организм еще не вполне адаптировался к местному времени. Постепенно она начала осознавать, что происходит что-то странное. Воскресенье – единственный день, когда центр Рима был погружен в дремоту. Но сейчас вместо привычной воскресной тишины с улицы доносился невнятный шум. Слегка озадаченная, Леони встала с постели и, накинув халат, подошла к окну. Один взгляд – и она в ужасе отпрянула. Улица была наводнена журналистами и фотографами. Аманда не теряла времени даром.
Поздно – Леони заметили. Разноязычный гомон взорвался резким крещендо, подобно реву диких животных, почуявших запах крови. Тотчас же раздались настойчивые звонки в дверь. Пронзительно зазвонил телефон.
– Черт побери. – Роб стоял рядом, изумленно уставившись в окно. – Что происходит? Они что, по наши души? Я пойду открою дверь.
– Нет, – резко сказала Леони, – не обращай внимания. Они скоро угомонятся. – Она подошла к телефону и, сняв трубку, собиралась тут же ее положить. Но, услышав знакомый голос, передумала. – Найджел, слава Богу, это ты. Здесь поднялся адский шум… Что? В британских газетах? Нет, конечно же, я не видела их… Скажи, что мне делать? – Последовала долгая пауза. – Ты что, шутишь? Я не могу, Найджел, честное слово, не могу. – Взглянув на Роба, она прикрыла рукой трубку и сказала: – Он хочет, чтобы я дала пресс-конференцию… чтобы сделала заявление, рассказав всему миру об Аманде. – И она разрыдалась.
– Ты должна встретиться с ними, Лео. – Роб произнес это с нежностью, но твердо. Леони обратила к нему заплаканное лицо.
– Нет, нет, я не могу, – прошептала она.
– Дорогая, выслушай меня. – Он схватил ее за плечи. – Это единственная возможность достойно выйти из создавшегося положения.
Леони, в изумлении от его слов, отстранилась.
– Я думала, ты понял меня, Роб. Не верится, что это говоришь мне ты.
– Я все понимаю, детка.
Но Леони словно не слушала его.
– Нет, ты не понимаешь, не понимаешь. Ведь это моя тайная печаль. Девятнадцать лет она жила во мне. Ты не знаешь, что это такое. Все эти годы я словно оплакивала умершего ребенка. И вот сейчас… эти стервятники, эти хищники… – яростно выпалила она. – Я не хочу, чтобы эти люди выносили мои страдания на всеобщее обсуждение, не хочу, чтобы их смаковали вперемежку с кукурузными хлопьями. Это слишком дорого мне, это глубоко личное… это мое.
– Я понимаю, что это значит для тебя, Леони, – тихо сказал Роб. – Я знаю, что тебе пришлось испытать, и, мне кажется, понимаю, как ты страдала все эти годы. Но сейчас тебе нужно выйти к этим ублюдкам – только так ты сможешь доказать, что твоей вины здесь нет. И девчонку это не заденет – в конце концов, она мерзавка…
– Я ненавижу ее, Роб, – прошептала Леони, содрогнувшись от своих же слов. – Но как это возможно, что я ненавижу собственную дочь?
– Ты же не растила ее, дорогая, и потом: вспомни, кто ее отец. – В голосе Роба звучала горечь. Теперь, когда он знал все, он втайне завидовал Симону. И уже не в первый раз пожалел о том, что не встретился с Леони молодой. – Если все откроется, больше всех пострадает он. В конце концов, ты не сделала ничего дурного. Ты хотела лучшей участи для своей девочки, отдавая ее на удочерение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94