Подрулил на незнакомой улице к большому кусту сирени и стал ломать ветку за веткой.
- Не надо, что ты делаешь?! - испугалась Нина.
В окне первого этажа, подперев рукой лицо, улыбалась старушка.
- Пускай ломает - это его куст.
- Правда, правда, я его сажал, и я ухаживаю.
Краткой была пора сирени. Осень пришла...
Нина протирает мокрое от слез лицо платочком. Чистенькая она была, аккуратная. Я суечусь как ненормальная, тарахчу участливо: "Ну а ты ему, а он тебе?"
На мои сто слов она одно. А я уж и сыну готова была сообщить радостную весть о появлении ребеночка. Долго не могла уснуть от сознания дружбы с Ниной и предстоящего объяснения со своим неразговорчивым мужем.
Утром вхожу на кухню, чтобы сказать, что ей делать, пока я буду на репетиции.
- Нинок, вот двадцать пять рублей. Это все до зарплаты. Сходи разменяй, мне тоже деньги нужны.
Она молча заминает луночки на беретике, соседка косится на нас, помешивая что-то в кастрюле.
- Нин, чего молчишь? Поняла, о чем прошу?
- Разменяю - так разменяю, а не разменяю - так не разменяю.
Соседка пошла в свою комнату, вернулась с кошельком.
- Я разменяю,- сказала она.
- Спасибо. Вот, Нина, тебе двадцать, а мне пять.
Она молча взяла деньги, и дверь за нею захлопнулась.
- Чего ты с нею нянчишься? - буркнула соседка.
- Магазин только что открылся. Может и не разменять,- виновато ответила я.
Душа человека неисповедима: "подруга" моя заявила об уходе, отработав положенные две недели. Нечего советовать, нечего быть умнее всех! Поделом мне. Мое внимание и ласка казались Нине унижением.
К слову сказать, какие типажи являлись вереницей по объявлению! Одна приходит - поднятая бровь, лет сорок пять на вид. В шапке-ушанке, морском бушлате. Садится на табуретку, шлепает ладонью по клеенке на столе.
- Так. Я сектантка. Выходной - понедельник. В воскресенье - четвертинка, премия за хорошую работу.
Соглашаюсь: заступайте. Через неделю со слезами признаюсь, что она не подходит. Привычная к отказам, она торжественно собирает пожитки и перед дверью бросает:
- Не держи деньги на виду! - Уходит.
Следующая - деревенская, ничего вроде. Но сын стал ночью вскакивать и кричать: "Не стреляй! Не стреляй!" Оказывается, у нее в кармане фартука был детский пистолет с пистонами. Если сын не хотел есть, она медленно наводила на него пистолет.
- Будешь есть?
- Буду, буду! - Он склонял голову к тарелке и съедал все до конца.
Удивительно - там, где строго, богато, домработницы живут вечно, лишаются личной жизни, полностью принадлежат хозяевам. Где бедно, где с ними, как с подругами, они не приживаются, хоть и оплата та же самая. Уж по найму, так по найму: ты хозяин, а я тебе угождаю за определенную плату. Свойскую да простенькую хозяйку домашние работницы не уважают.
Стали приезжать с Кубани сестры. А их аж три! Приезжали по очереди: то одна, то другая. Тут уж мы управлялись - и песенки пели, и готовились к поступлению в институт.
Прошли годы. Сидим как-то в гостях у режиссера, обсуждаем будущую картину, мою роль. Вдруг входит моя постаревшая Нина с румяными пирожками на блюде и улыбается.
- Нина?
- Ниночка наша,- поясняет жена режиссера.- Уж лет пятнадцать у нас.
...Опять трахнуло в небе, мазнула молния, вновь посыпался на деревья дождь.
- Это к счастливому пути,- ворчит соседка.
Словно бы я виновата - все мое пребывание здесь было ясное небо, теплое море, и вдруг за пятнадцать минут белый свет опрокинулся. Наколдовала я будто. Глядь - высветился белый цветок магнолии, крепко запахло морем, цветами, травой. Слышу - внизу пунктиром сигналит автомобиль.
- Асхан - машу рукой.
Асхан - водитель машины дома отдыха. Ворота сами расходятся, машина въезжает, он хлопает дверцей и пальцем показывает на циферблат часов: дескать, точно, как в аптеке на весах. Скрылся в здании, через минуту стук в дверь.
Спускаемся. Внизу отдыхающие вышли проститься со мной. Обменялись любезностями, я захлопнула дверцу машины, мы помчались.
Повезло: накрыло дождем - и тут же солнце. Это подарок Бога - все горит и сияет искрами бывшего дождя. Ветер крутится по салону машины. Для того и родился человек, чтоб видеть эту красоту, слушать Асханчика, как он простодушно рассказывает о своей молодой жизни.
Чувствую: что-то не договаривает.
- Можно, закурю?
- Ах, ах, нельзя!
Он смеется, сует сигарету в рот. Закурил, постучал ладонью по сигналу - курица с дороги вон.
В тех краях уже витала угроза нарушения гармонии жизни. Человек так устроен, что не замечает плохого, не верит в него. Опрокинутые киоски и сожженные доски объявлений привычны по этой дороге - было и прошло, больше не будет. Все это воспринималось как элементы движения жизни: гроза, ссоры и тишина навек.
Видя, что я еще напряжена, Асхан успокаивает:
- Зря волновались. Я ведь не опоздал? Не опоздал. Заправился? Заправился.
- Дурные мы, советские люди, Асхан. Все плохого ждем. Справку какую-нибудь подаешь в окошко, чтоб печать поставили, и то сердце в пятках: ждешь - швырнут обратно, что-то не так, еще раз приходи. Я, когда курортную карту оформляла, сижу, маюсь у кабинета врача. Рядом пожилой тощий человек. Губы сухие, кадык на шее то вверх, то вниз - пить хочет. А ему, видно, рентген желудка назначили - сутки не ел. Неоднократно выходила сестра, он звал ее, но она и внимания не обращала. Наконец подошла к нему, взяла направление. Держа вверх тормашками, оглядела и звонко посоветовала прийти завтра. "Как "завтра"?" - перепугался мужчина. "Вы что - неграмотный?" "Ах ты, бикса чертова!" - вскочила я. "Не хулиганьте, товарищ Мордюкова!" "А ну-ка, веди его на рентген! Человек сутки не ел, не пил!" Я взяла его под локоть, а он ни с места. Окаменел весь. Сестра скрылась за дверью рентгеновского кабинета. Вышел врач, почесал затылок. "Вы Сенчаков?" "Я".- Мужчина встал. "Заходите".
Асхан от души расхохотался.
- Ну, дали вы ей, Нонна Викторовна! Гадюка она!
- Да, я терплю, терплю, а потом как включусь... И родилась такой, и не меняюсь с годами.
- Не меняйтесь. Вас люди такой и любят.
- Ты молодой. Тебе море по колено. Слушай. Пригласило нас американское правительство с фильмом "Комиссар"...
Асханчик вежливо слушает.
- Обслуга - люкс! Сам помощник Рейгана принимал. Идем, значит, мы вечером на показ фильма. Вернее, едем, правда, до машины несколько метров, а на улице дождь.
- Дождь? Не везет вам. И там дождь?
- Не говори! Вижу, переводчик подошел к портье, дежурному по ключам, значит. "Зонтик просит",- подумала я. Поговорили они, и переводчик вернулся ко мне. "Не дали?" "Что?" "Зонтик?" "Да вот он, на столике у
выхода лежит!" - засмеялся он. Смотрю - зеленый, в тон моему платью, даже расцветку специально подобрали. Вот это да! А мы живем н только и готовимся от ворот поворот получить.
- И вы тоже?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
- Не надо, что ты делаешь?! - испугалась Нина.
В окне первого этажа, подперев рукой лицо, улыбалась старушка.
- Пускай ломает - это его куст.
- Правда, правда, я его сажал, и я ухаживаю.
Краткой была пора сирени. Осень пришла...
Нина протирает мокрое от слез лицо платочком. Чистенькая она была, аккуратная. Я суечусь как ненормальная, тарахчу участливо: "Ну а ты ему, а он тебе?"
На мои сто слов она одно. А я уж и сыну готова была сообщить радостную весть о появлении ребеночка. Долго не могла уснуть от сознания дружбы с Ниной и предстоящего объяснения со своим неразговорчивым мужем.
Утром вхожу на кухню, чтобы сказать, что ей делать, пока я буду на репетиции.
- Нинок, вот двадцать пять рублей. Это все до зарплаты. Сходи разменяй, мне тоже деньги нужны.
Она молча заминает луночки на беретике, соседка косится на нас, помешивая что-то в кастрюле.
- Нин, чего молчишь? Поняла, о чем прошу?
- Разменяю - так разменяю, а не разменяю - так не разменяю.
Соседка пошла в свою комнату, вернулась с кошельком.
- Я разменяю,- сказала она.
- Спасибо. Вот, Нина, тебе двадцать, а мне пять.
Она молча взяла деньги, и дверь за нею захлопнулась.
- Чего ты с нею нянчишься? - буркнула соседка.
- Магазин только что открылся. Может и не разменять,- виновато ответила я.
Душа человека неисповедима: "подруга" моя заявила об уходе, отработав положенные две недели. Нечего советовать, нечего быть умнее всех! Поделом мне. Мое внимание и ласка казались Нине унижением.
К слову сказать, какие типажи являлись вереницей по объявлению! Одна приходит - поднятая бровь, лет сорок пять на вид. В шапке-ушанке, морском бушлате. Садится на табуретку, шлепает ладонью по клеенке на столе.
- Так. Я сектантка. Выходной - понедельник. В воскресенье - четвертинка, премия за хорошую работу.
Соглашаюсь: заступайте. Через неделю со слезами признаюсь, что она не подходит. Привычная к отказам, она торжественно собирает пожитки и перед дверью бросает:
- Не держи деньги на виду! - Уходит.
Следующая - деревенская, ничего вроде. Но сын стал ночью вскакивать и кричать: "Не стреляй! Не стреляй!" Оказывается, у нее в кармане фартука был детский пистолет с пистонами. Если сын не хотел есть, она медленно наводила на него пистолет.
- Будешь есть?
- Буду, буду! - Он склонял голову к тарелке и съедал все до конца.
Удивительно - там, где строго, богато, домработницы живут вечно, лишаются личной жизни, полностью принадлежат хозяевам. Где бедно, где с ними, как с подругами, они не приживаются, хоть и оплата та же самая. Уж по найму, так по найму: ты хозяин, а я тебе угождаю за определенную плату. Свойскую да простенькую хозяйку домашние работницы не уважают.
Стали приезжать с Кубани сестры. А их аж три! Приезжали по очереди: то одна, то другая. Тут уж мы управлялись - и песенки пели, и готовились к поступлению в институт.
Прошли годы. Сидим как-то в гостях у режиссера, обсуждаем будущую картину, мою роль. Вдруг входит моя постаревшая Нина с румяными пирожками на блюде и улыбается.
- Нина?
- Ниночка наша,- поясняет жена режиссера.- Уж лет пятнадцать у нас.
...Опять трахнуло в небе, мазнула молния, вновь посыпался на деревья дождь.
- Это к счастливому пути,- ворчит соседка.
Словно бы я виновата - все мое пребывание здесь было ясное небо, теплое море, и вдруг за пятнадцать минут белый свет опрокинулся. Наколдовала я будто. Глядь - высветился белый цветок магнолии, крепко запахло морем, цветами, травой. Слышу - внизу пунктиром сигналит автомобиль.
- Асхан - машу рукой.
Асхан - водитель машины дома отдыха. Ворота сами расходятся, машина въезжает, он хлопает дверцей и пальцем показывает на циферблат часов: дескать, точно, как в аптеке на весах. Скрылся в здании, через минуту стук в дверь.
Спускаемся. Внизу отдыхающие вышли проститься со мной. Обменялись любезностями, я захлопнула дверцу машины, мы помчались.
Повезло: накрыло дождем - и тут же солнце. Это подарок Бога - все горит и сияет искрами бывшего дождя. Ветер крутится по салону машины. Для того и родился человек, чтоб видеть эту красоту, слушать Асханчика, как он простодушно рассказывает о своей молодой жизни.
Чувствую: что-то не договаривает.
- Можно, закурю?
- Ах, ах, нельзя!
Он смеется, сует сигарету в рот. Закурил, постучал ладонью по сигналу - курица с дороги вон.
В тех краях уже витала угроза нарушения гармонии жизни. Человек так устроен, что не замечает плохого, не верит в него. Опрокинутые киоски и сожженные доски объявлений привычны по этой дороге - было и прошло, больше не будет. Все это воспринималось как элементы движения жизни: гроза, ссоры и тишина навек.
Видя, что я еще напряжена, Асхан успокаивает:
- Зря волновались. Я ведь не опоздал? Не опоздал. Заправился? Заправился.
- Дурные мы, советские люди, Асхан. Все плохого ждем. Справку какую-нибудь подаешь в окошко, чтоб печать поставили, и то сердце в пятках: ждешь - швырнут обратно, что-то не так, еще раз приходи. Я, когда курортную карту оформляла, сижу, маюсь у кабинета врача. Рядом пожилой тощий человек. Губы сухие, кадык на шее то вверх, то вниз - пить хочет. А ему, видно, рентген желудка назначили - сутки не ел. Неоднократно выходила сестра, он звал ее, но она и внимания не обращала. Наконец подошла к нему, взяла направление. Держа вверх тормашками, оглядела и звонко посоветовала прийти завтра. "Как "завтра"?" - перепугался мужчина. "Вы что - неграмотный?" "Ах ты, бикса чертова!" - вскочила я. "Не хулиганьте, товарищ Мордюкова!" "А ну-ка, веди его на рентген! Человек сутки не ел, не пил!" Я взяла его под локоть, а он ни с места. Окаменел весь. Сестра скрылась за дверью рентгеновского кабинета. Вышел врач, почесал затылок. "Вы Сенчаков?" "Я".- Мужчина встал. "Заходите".
Асхан от души расхохотался.
- Ну, дали вы ей, Нонна Викторовна! Гадюка она!
- Да, я терплю, терплю, а потом как включусь... И родилась такой, и не меняюсь с годами.
- Не меняйтесь. Вас люди такой и любят.
- Ты молодой. Тебе море по колено. Слушай. Пригласило нас американское правительство с фильмом "Комиссар"...
Асханчик вежливо слушает.
- Обслуга - люкс! Сам помощник Рейгана принимал. Идем, значит, мы вечером на показ фильма. Вернее, едем, правда, до машины несколько метров, а на улице дождь.
- Дождь? Не везет вам. И там дождь?
- Не говори! Вижу, переводчик подошел к портье, дежурному по ключам, значит. "Зонтик просит",- подумала я. Поговорили они, и переводчик вернулся ко мне. "Не дали?" "Что?" "Зонтик?" "Да вот он, на столике у
выхода лежит!" - засмеялся он. Смотрю - зеленый, в тон моему платью, даже расцветку специально подобрали. Вот это да! А мы живем н только и готовимся от ворот поворот получить.
- И вы тоже?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17