– предполагаю я. – Тот, кому не нравится, как ты ведешь свой бизнес.
Джек кивает. Он явно идет в ногу со мной, а может, даже на шаг впереди.
– У нас тут есть бригады, – говорит он, – и всем нужна обслуга. Так что все мы порой малость черпаем из этой фабрики. Время от времени. А значит, все верно, доступ туда возможен. – Он поворачивается к Хагстрему. – Давай сюда девушек. Раздетых, без личин.
– Но…
– Делай как сказано.
Хотя прошел уже час, и все теперь утихомиривается, вокруг по-прежнему царит полный бедлам. Как только пороховой дым от выстрела Джека развеялся, Хагстрем взял все в свои руки, рявкая приказы подчиненным, которые тут же стали перекрывать двери и окна, лишая убийцу всяких шансов на спасение. Пожилая женщина, которая то и дело оказывается под боком у Джека, отвела его в уголок, что-то шепча ему на ухо. Чем чаще она появляется, тем больше я нервничаю.
– Чтобы через тридцать секунд все были здесь, в главном помещении, – объявил Хагстрем, после чего взялся носиться по клубу, сгоняя гостей и танцовщиц в одно стадо в центре зала, точно призовая овчарка. Мы с Глендой волей-неволей присоединились к остальным, подавленные командным тоном и грозным присутствием Хагстрема.
– Личины долой! – орет Нелли. – Все до единого. Ремешки и зажимы в левую руку, шкуры – в правую. Я хочу видеть ваши чешуйки, народ, и я хочу видеть их прямо сейчас.
Мы все повинуемся, масса народу разоблачается, а солдаты Джека так поражены неожиданным поворотом событий, что теперь, в обнаженной близости, напрочь забывают про обжимание со стриптизершами. Ибо, несмотря на всю голую плоть и трущиеся друг о друга чешуйки, очень тяжело испытывать сексуальное возбуждение, когда твой друг и коллега только что превратился в груду зеленого желе.
Кайф Гленды проходит, пока жуткая сцена высасывает последние остатки ее полугербаголического опьянения.
– Здесь чертовски холодно, – говорит Гленда, обхватывая себя руками уже после того, как она стянула с себя шкуру и аккуратно набросила ее на руку.
– Ты тоже, Нелли, – негромко говорит Джек. Губы Хагстрема сжимаются, а плечи поникают. Такой его вид мне очень даже по вкусу.
– Что?
– Личину долой. Живо.
– Но Джек…
– Нельсон, – ровным тоном произносит Джек, и я едва не роняю на пол свои вставные челюсти при упоминании настоящего имени Хагстрема. Неудивительно, что он проходит как Нелли. «Нельсон Хагстрем» слишком уж вязнет во рту. Хотя с таким прозвищем, как Нелли, тебе на школьном дворе как пить дать жопу надерут.
– Снимай ее. В темпе.
Хагстрем бранится и ломается, но в конце концов все-таки разоблачается, удаляя не только ноги, руки и туловище, но и маску – и тут я впервые вижу широкую и плоскую гадрозаврскую физиономию Нелли Хагстрема. Особняком от тупого рыла и странного набора зубов стоит безобразная вмятина в чешуйках у него между глаз – в том же самом месте, что и шрам на лбу его человеческой личины.
– Ты видишь? – шепчу я Гленде. – У него что-то с головой.
Гленда хихикает:
– Это точно. И у тебя тоже.
Я раздеваюсь одним из последних, и вовсе не по причине стыдливости. Просто я так сосредоточился на созерцании остальных, что совсем забыл к ним присоединиться.
– Давай, Винсент, – говорит Джек, подкатывая ко мне. – Кончай с этим.
Я в темпе разделся и полностью снял личину. Реакция остальных диносов меня в тот момент почему-то не заботила, хотя вообще-то бы ей следовало меня заботить.
– Раптор! – рычит Хагстрем и бросается ко мне, пока я скрещиваю руки в порядке самообороны. Со всех сторон сверкают когти – сотни стилетов, готовых превратить меня в чешуйчатое решето.
Гленда бьет Хагстрема где пониже, падая на колени, а я тем временем убираюсь с его дороги и разворачиваюсь, чтобы отвесить ему старого доброго пенделя. Но Хагстрем уже был к этому готов – перескочив через согнутое тело Гленды, он бросается в новую атаку.
Остальные люди Джека стягиваются в плотный кружок, пока мы с Глендой обращаемся лицом к внезапно воспылавшему гневом Хагстрему. Я очень мало сомневаюсь в том, что они вмешаются, если мы с Глендой возьмем верх. Стало быть, остались два варианта, один хуже другого: сбежать или погибнуть в бою. В общем, я выплюнул вставные зубы и оскалил свои настоящие клыки, готовый рвать и глодать…
– Хватит! – Единственное слово прорвалось сквозь гул ярости и напряжения. – Довольно!
Толпа резко разделилась, когда Джек направил свое кресло прямо по той плоти, что оказалась у него на дороге (если хочешь услышать, как динос скулит, попробуй переехать ему хвост на инвалидной коляске с металлическим ободом), врезался в самую середину кружка и остановился как раз между мной и Хагстремом.
Нелли по-прежнему рвался в бой.
– Он один из них, – рявкнул Хагстрем. – Долбаный раптор! И мы еще его в этот клуб пустили! Он-то как раз все это и устроил…
Голос Хагстрема резко оборвался, когда рука Джека буквально выстрелила к самым мягким частям толстой шеи гадрозавра. Он так крепко его ухватил, что остальные слова Нелли так и застряли у него в глотке, не успев вылететь изо рта.
– Для начала все это чушь свинячья, – заорал Джек, и внезапно его солдаты принялись усердно разглядывать пол, стены, друг друга, все, что угодно, только бы избежать взгляда своего босса. – Как раз из-за этого мы прежде всего и садимся в лужу со всеми остальными бригадами. Мы позволяем этой чуши встать у нас на пути.
Тут Джек махнул рукой еще одному своему подручному, которого все звали ББ. С виду ББ похож на Ричарда Греко, у него такая же лысина на макушке. Интересно, не из одного ли и того же каталога они себе личины заказывали.
– Приведи ребят из задней комнату. Всех сюда приведи.
– Брось, Джек, в самом деле, – сказал я, не на шутку озабоченный тем, куда все идет. – Я просто могу уйти. Тебе совсем незачем это делать.
– Я это сделаю, Винсент. А теперь отойди.
Джек отпустил измученное горло Хагстрема, и здоровенный гадрозавр отшатнулся назад, жадно хватая воздух.
Через минуту все присоединились к кружку. Джек устроился в середине, крутясь в инвалидной коляске и убеждаясь, что всем гангстерам видно своего босса.
– Мы семья гадрозавров, – начал он. – Это верно. Если на нас посмотреть, если нас обнюхать, если нас ощупать – да, мы все до единого гадрозавры, и нам следует этим гордиться. И мне нравится думать, что мы одна семья, когда речь заходит о главных интересах нашей организации. Мы заботимся друг о друге, мы приносим себя в жертву ради общего блага. Вот что делает нас сильными. Вот что делает нас сильнее остальных. Но мы стали изолированными, а изоляция приводит к слабости. Мы думаем, что мы хитры, ловки, знаем ответы на все вопросы – и именно здесь все начинает рушиться. Все начинает рушиться, как только нам кажется, что мы взяли все, тогда как мы взяли лишь самую малость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Джек кивает. Он явно идет в ногу со мной, а может, даже на шаг впереди.
– У нас тут есть бригады, – говорит он, – и всем нужна обслуга. Так что все мы порой малость черпаем из этой фабрики. Время от времени. А значит, все верно, доступ туда возможен. – Он поворачивается к Хагстрему. – Давай сюда девушек. Раздетых, без личин.
– Но…
– Делай как сказано.
Хотя прошел уже час, и все теперь утихомиривается, вокруг по-прежнему царит полный бедлам. Как только пороховой дым от выстрела Джека развеялся, Хагстрем взял все в свои руки, рявкая приказы подчиненным, которые тут же стали перекрывать двери и окна, лишая убийцу всяких шансов на спасение. Пожилая женщина, которая то и дело оказывается под боком у Джека, отвела его в уголок, что-то шепча ему на ухо. Чем чаще она появляется, тем больше я нервничаю.
– Чтобы через тридцать секунд все были здесь, в главном помещении, – объявил Хагстрем, после чего взялся носиться по клубу, сгоняя гостей и танцовщиц в одно стадо в центре зала, точно призовая овчарка. Мы с Глендой волей-неволей присоединились к остальным, подавленные командным тоном и грозным присутствием Хагстрема.
– Личины долой! – орет Нелли. – Все до единого. Ремешки и зажимы в левую руку, шкуры – в правую. Я хочу видеть ваши чешуйки, народ, и я хочу видеть их прямо сейчас.
Мы все повинуемся, масса народу разоблачается, а солдаты Джека так поражены неожиданным поворотом событий, что теперь, в обнаженной близости, напрочь забывают про обжимание со стриптизершами. Ибо, несмотря на всю голую плоть и трущиеся друг о друга чешуйки, очень тяжело испытывать сексуальное возбуждение, когда твой друг и коллега только что превратился в груду зеленого желе.
Кайф Гленды проходит, пока жуткая сцена высасывает последние остатки ее полугербаголического опьянения.
– Здесь чертовски холодно, – говорит Гленда, обхватывая себя руками уже после того, как она стянула с себя шкуру и аккуратно набросила ее на руку.
– Ты тоже, Нелли, – негромко говорит Джек. Губы Хагстрема сжимаются, а плечи поникают. Такой его вид мне очень даже по вкусу.
– Что?
– Личину долой. Живо.
– Но Джек…
– Нельсон, – ровным тоном произносит Джек, и я едва не роняю на пол свои вставные челюсти при упоминании настоящего имени Хагстрема. Неудивительно, что он проходит как Нелли. «Нельсон Хагстрем» слишком уж вязнет во рту. Хотя с таким прозвищем, как Нелли, тебе на школьном дворе как пить дать жопу надерут.
– Снимай ее. В темпе.
Хагстрем бранится и ломается, но в конце концов все-таки разоблачается, удаляя не только ноги, руки и туловище, но и маску – и тут я впервые вижу широкую и плоскую гадрозаврскую физиономию Нелли Хагстрема. Особняком от тупого рыла и странного набора зубов стоит безобразная вмятина в чешуйках у него между глаз – в том же самом месте, что и шрам на лбу его человеческой личины.
– Ты видишь? – шепчу я Гленде. – У него что-то с головой.
Гленда хихикает:
– Это точно. И у тебя тоже.
Я раздеваюсь одним из последних, и вовсе не по причине стыдливости. Просто я так сосредоточился на созерцании остальных, что совсем забыл к ним присоединиться.
– Давай, Винсент, – говорит Джек, подкатывая ко мне. – Кончай с этим.
Я в темпе разделся и полностью снял личину. Реакция остальных диносов меня в тот момент почему-то не заботила, хотя вообще-то бы ей следовало меня заботить.
– Раптор! – рычит Хагстрем и бросается ко мне, пока я скрещиваю руки в порядке самообороны. Со всех сторон сверкают когти – сотни стилетов, готовых превратить меня в чешуйчатое решето.
Гленда бьет Хагстрема где пониже, падая на колени, а я тем временем убираюсь с его дороги и разворачиваюсь, чтобы отвесить ему старого доброго пенделя. Но Хагстрем уже был к этому готов – перескочив через согнутое тело Гленды, он бросается в новую атаку.
Остальные люди Джека стягиваются в плотный кружок, пока мы с Глендой обращаемся лицом к внезапно воспылавшему гневом Хагстрему. Я очень мало сомневаюсь в том, что они вмешаются, если мы с Глендой возьмем верх. Стало быть, остались два варианта, один хуже другого: сбежать или погибнуть в бою. В общем, я выплюнул вставные зубы и оскалил свои настоящие клыки, готовый рвать и глодать…
– Хватит! – Единственное слово прорвалось сквозь гул ярости и напряжения. – Довольно!
Толпа резко разделилась, когда Джек направил свое кресло прямо по той плоти, что оказалась у него на дороге (если хочешь услышать, как динос скулит, попробуй переехать ему хвост на инвалидной коляске с металлическим ободом), врезался в самую середину кружка и остановился как раз между мной и Хагстремом.
Нелли по-прежнему рвался в бой.
– Он один из них, – рявкнул Хагстрем. – Долбаный раптор! И мы еще его в этот клуб пустили! Он-то как раз все это и устроил…
Голос Хагстрема резко оборвался, когда рука Джека буквально выстрелила к самым мягким частям толстой шеи гадрозавра. Он так крепко его ухватил, что остальные слова Нелли так и застряли у него в глотке, не успев вылететь изо рта.
– Для начала все это чушь свинячья, – заорал Джек, и внезапно его солдаты принялись усердно разглядывать пол, стены, друг друга, все, что угодно, только бы избежать взгляда своего босса. – Как раз из-за этого мы прежде всего и садимся в лужу со всеми остальными бригадами. Мы позволяем этой чуши встать у нас на пути.
Тут Джек махнул рукой еще одному своему подручному, которого все звали ББ. С виду ББ похож на Ричарда Греко, у него такая же лысина на макушке. Интересно, не из одного ли и того же каталога они себе личины заказывали.
– Приведи ребят из задней комнату. Всех сюда приведи.
– Брось, Джек, в самом деле, – сказал я, не на шутку озабоченный тем, куда все идет. – Я просто могу уйти. Тебе совсем незачем это делать.
– Я это сделаю, Винсент. А теперь отойди.
Джек отпустил измученное горло Хагстрема, и здоровенный гадрозавр отшатнулся назад, жадно хватая воздух.
Через минуту все присоединились к кружку. Джек устроился в середине, крутясь в инвалидной коляске и убеждаясь, что всем гангстерам видно своего босса.
– Мы семья гадрозавров, – начал он. – Это верно. Если на нас посмотреть, если нас обнюхать, если нас ощупать – да, мы все до единого гадрозавры, и нам следует этим гордиться. И мне нравится думать, что мы одна семья, когда речь заходит о главных интересах нашей организации. Мы заботимся друг о друге, мы приносим себя в жертву ради общего блага. Вот что делает нас сильными. Вот что делает нас сильнее остальных. Но мы стали изолированными, а изоляция приводит к слабости. Мы думаем, что мы хитры, ловки, знаем ответы на все вопросы – и именно здесь все начинает рушиться. Все начинает рушиться, как только нам кажется, что мы взяли все, тогда как мы взяли лишь самую малость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96