Она была известна всему Парижу как самая экстравагантная и к тому же самая остроумная светская женщина из высшего света, хотя никто в точности не знал, кто она такая и что собою представляет. Она покоряла мужчин своим неотразимым могуществом. Муж ее тоже был загадкой. Благодушный и барственный, он, казалось, ничего не замечал. Была ли то слепота, безразличие или снисходительность? Быть может, ему нечего было замечать, кроме экстравагантностей, которые, несомненно, забавляли и его самого? Впрочем, мнения о нем расходились. Передавали и очень дурные слухи. Доходило до намеков, будто он извлекает выгоду из тайной порочности жены.
С г-жой Бюрн ее связывало взаимное смутное влечение и дикая зависть; периоды их близости чередовались с приступами исступленной вражды. Они нравились друг другу, друг друга боялись и стремились одна к другой, как два заядлых дуэлиста, из которых каждый высоко ценит противника и мечтает его убить.
В настоящее время торжествовала баронесса де Фремин. Она только что одержала победу, и крупную победу: она отвоевала Ламарта, отбила его у соперницы, разлучила их и приблизила его к себе, чтобы приручить и открыто записать в число своих завзятых поклонников. Романист был, по-видимому, увлечен, заинтересован, очарован и ошеломлен всем тем, что обнаружил в этом невероятном создании; он не мог удержаться, чтобы не говорить о ней с первым встречным, и это уже стало вызывать толки.
Когда он представлял Мариоля, г-жа де Бюрн бросила на него взгляд с другого конца гостиной, и он улыбнулся, шепнув своему другу:
- Посмотрите, как недовольна здешняя повелительница.
Андре взглянул, но г-жа де Бюрн уже повернулась к Масивалю, показавшемуся из-за приподнятой портьеры. Почти сразу же вслед за ним появилась маркиза де Братиан, и это дало Ламарту повод сострить:
- А знаете, мы ведь будем присутствовать при втором исполнении Дидоны. Первое, как видно, состоялось в карете маркизы.
Г-жа де Фремин добавила:
- Право, очаровательная Мишель теряет лучшие жемчужины своей коллекции.
В сердце Мариоля вдруг пробудилась злоба, почти ненависть к этой женщине и внезапная неприязнь ко всему этому обществу, к жизни этих людей, к их понятиям, вкусам, их мелочным интересам, их пустым развлечениям. Воспользовавшись тем, что Ламарт склонился к молодой даме и стал говорить ей что-то вполголоса, он повернулся и отошел.
Прекрасная г-жа Ле Приер сидела одна, в нескольких шагах от него. Он подошел поздороваться с ней. По словам Ламарта, в этой передовой среде она была представительницей старины. Молодая, высокая, красивая, с очень правильными чертами лица, с каштановыми волосами, сверкавшими огненными искрами, приветливая, пленявшая своим спокойствием и доброжелательностью, невозмутимым и в то же время умным кокетством, страстным желанием нравиться, скрытым за внешне искренней и простой сердечностью, она снискала себе верных поклонников, которых тщательно оберегала от опасных соперниц. Ее салон состоял из близких друзей, которые, впрочем, единодушно восхваляли также и достоинства ее мужа.
Между нею и Мариолем завязался разговор. Она очень ценила этого умного и сдержанного человека, о котором мало говорили, в то время как он стоил, пожалуй, больше многих других.
Входили запоздавшие гости: толстяк Френель, запыхавшись, проводил в последний раз платком по всегда влажному, лоснящемуся лбу; великосветский философ Жорж де Мальтри; потом, вместе, барон де Гравиль и граф де Марантен. Де Прадон с дочерью встречали гостей. С Мариолем де Прадон был очень любезен. Но Мариоль грустно смотрел на то, как г-жа де Бюрн переходит от одного к другому, занятая всеми больше, чем им. Правда, два раза она бросила на него быстрый взгляд, как бы говоривший: "Я думаю о вас", - но взгляд столь мимолетный, что он, быть может, ошибся в его значении. К тому же он не мог не замечать, что настойчивое ухаживание Ламарта за г-жой де Фремин раздражает г-жу де Бюрн. "Это, - думал он, - всего лишь досада кокетки, зависть светской женщины, у которой похитили ценную безделушку". Тем не менее он страдал от этого; особенно, когда замечал, что она беспрестанно бросает на них украдкой беглые взгляды, но отнюдь не беспокоится, видя его возле г-жи Ле Приер. Ведь его-то она крепко держит, в нем она уверена, между тем как другой ускользает от нее. В таком случае, что же значит для нее их любовь, их только что родившаяся любовь, которая из его души вытеснила все прочие помыслы?
Де Прадон призвал к вниманию, и Масиваль уже открыл рояль, а г-жа де Братиан, снимая перчатки, подходила к нему, чтобы изобразить голосом любовные восторги Дидоны, как вдруг дверь вновь отворилась и вошел молодой человек, привлекший к себе все взоры. Это был высокий, стройный блондин с завитыми бакенбардами, короткими вьющимися волосами и безупречно аристократической внешностью. Даже на г-жу Ле Приер он, видимо, произвел впечатление.
- Кто это? - спросил ее Мариоль.
- - Как? Вы его не знаете?
- Да нет!
- Граф Рудольф фон Бернхауз.
- Ах, тот, у которого была дуэль с Сижисмоном Фабром?
- Да.
История эта наделала много шуму. Граф фон Бернхауз, советник австрийского посольства, дипломат с большим будущим, прозванный "изящным Бисмарком", услышав на одном официальном приеме непочтительный отзыв о своей государыне, вызвал оскорбителя, знаменитого фехтовальщика, на дуэль и убил его. После этой дуэли, ошеломившей общественное мнение, граф фон Бернхауз в один день стал знаменитостью, вроде Сары Бернар, с той разницей, что его имя было окружено ореолом рыцарской доблести. Впрочем, это был очаровательный, безукоризненно воспитанный человек, приятный собеседник. Ламарт говорил о нем: "Это укротитель наших прекрасных львиц".
Он с почтительным видом занял место возле г-жи де Бюрн, а Масиваль сел за рояль, и его пальцы пробежали по клавиатуре.
Почти все слушатели пересели, устроились поближе, чтобы лучше слышать и видеть певицу. Ламарт оказался плечом к плечу с Мариолем.
Наступила глубокая тишина, полная напряженного внимания, настороженности и благоговения; пианист начал с медленного, очень медленного чередования звуков, казавшегося музыкальным повествованием. Сменялись паузы, легкие повторы, вереницы коротких фраз, то изнемогающих, то нервных, тревожных, но неожиданно-своеобразных. Мариоль погрузился в мечты. Ему представлялась женщина, царица Карфагена, прекрасная в своей зрелой юности и вполне расцветшей красоте, медленно идущая по берегу моря. Он понимал, что она страдает, что в душе ее - великое горе; и он всматривался в г-жу де Братиан.
Неподвижная, бледная под копной черных волос, как бы окрашенных ночным мраком, итальянка ждала, устремив вперед неподвижный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
С г-жой Бюрн ее связывало взаимное смутное влечение и дикая зависть; периоды их близости чередовались с приступами исступленной вражды. Они нравились друг другу, друг друга боялись и стремились одна к другой, как два заядлых дуэлиста, из которых каждый высоко ценит противника и мечтает его убить.
В настоящее время торжествовала баронесса де Фремин. Она только что одержала победу, и крупную победу: она отвоевала Ламарта, отбила его у соперницы, разлучила их и приблизила его к себе, чтобы приручить и открыто записать в число своих завзятых поклонников. Романист был, по-видимому, увлечен, заинтересован, очарован и ошеломлен всем тем, что обнаружил в этом невероятном создании; он не мог удержаться, чтобы не говорить о ней с первым встречным, и это уже стало вызывать толки.
Когда он представлял Мариоля, г-жа де Бюрн бросила на него взгляд с другого конца гостиной, и он улыбнулся, шепнув своему другу:
- Посмотрите, как недовольна здешняя повелительница.
Андре взглянул, но г-жа де Бюрн уже повернулась к Масивалю, показавшемуся из-за приподнятой портьеры. Почти сразу же вслед за ним появилась маркиза де Братиан, и это дало Ламарту повод сострить:
- А знаете, мы ведь будем присутствовать при втором исполнении Дидоны. Первое, как видно, состоялось в карете маркизы.
Г-жа де Фремин добавила:
- Право, очаровательная Мишель теряет лучшие жемчужины своей коллекции.
В сердце Мариоля вдруг пробудилась злоба, почти ненависть к этой женщине и внезапная неприязнь ко всему этому обществу, к жизни этих людей, к их понятиям, вкусам, их мелочным интересам, их пустым развлечениям. Воспользовавшись тем, что Ламарт склонился к молодой даме и стал говорить ей что-то вполголоса, он повернулся и отошел.
Прекрасная г-жа Ле Приер сидела одна, в нескольких шагах от него. Он подошел поздороваться с ней. По словам Ламарта, в этой передовой среде она была представительницей старины. Молодая, высокая, красивая, с очень правильными чертами лица, с каштановыми волосами, сверкавшими огненными искрами, приветливая, пленявшая своим спокойствием и доброжелательностью, невозмутимым и в то же время умным кокетством, страстным желанием нравиться, скрытым за внешне искренней и простой сердечностью, она снискала себе верных поклонников, которых тщательно оберегала от опасных соперниц. Ее салон состоял из близких друзей, которые, впрочем, единодушно восхваляли также и достоинства ее мужа.
Между нею и Мариолем завязался разговор. Она очень ценила этого умного и сдержанного человека, о котором мало говорили, в то время как он стоил, пожалуй, больше многих других.
Входили запоздавшие гости: толстяк Френель, запыхавшись, проводил в последний раз платком по всегда влажному, лоснящемуся лбу; великосветский философ Жорж де Мальтри; потом, вместе, барон де Гравиль и граф де Марантен. Де Прадон с дочерью встречали гостей. С Мариолем де Прадон был очень любезен. Но Мариоль грустно смотрел на то, как г-жа де Бюрн переходит от одного к другому, занятая всеми больше, чем им. Правда, два раза она бросила на него быстрый взгляд, как бы говоривший: "Я думаю о вас", - но взгляд столь мимолетный, что он, быть может, ошибся в его значении. К тому же он не мог не замечать, что настойчивое ухаживание Ламарта за г-жой де Фремин раздражает г-жу де Бюрн. "Это, - думал он, - всего лишь досада кокетки, зависть светской женщины, у которой похитили ценную безделушку". Тем не менее он страдал от этого; особенно, когда замечал, что она беспрестанно бросает на них украдкой беглые взгляды, но отнюдь не беспокоится, видя его возле г-жи Ле Приер. Ведь его-то она крепко держит, в нем она уверена, между тем как другой ускользает от нее. В таком случае, что же значит для нее их любовь, их только что родившаяся любовь, которая из его души вытеснила все прочие помыслы?
Де Прадон призвал к вниманию, и Масиваль уже открыл рояль, а г-жа де Братиан, снимая перчатки, подходила к нему, чтобы изобразить голосом любовные восторги Дидоны, как вдруг дверь вновь отворилась и вошел молодой человек, привлекший к себе все взоры. Это был высокий, стройный блондин с завитыми бакенбардами, короткими вьющимися волосами и безупречно аристократической внешностью. Даже на г-жу Ле Приер он, видимо, произвел впечатление.
- Кто это? - спросил ее Мариоль.
- - Как? Вы его не знаете?
- Да нет!
- Граф Рудольф фон Бернхауз.
- Ах, тот, у которого была дуэль с Сижисмоном Фабром?
- Да.
История эта наделала много шуму. Граф фон Бернхауз, советник австрийского посольства, дипломат с большим будущим, прозванный "изящным Бисмарком", услышав на одном официальном приеме непочтительный отзыв о своей государыне, вызвал оскорбителя, знаменитого фехтовальщика, на дуэль и убил его. После этой дуэли, ошеломившей общественное мнение, граф фон Бернхауз в один день стал знаменитостью, вроде Сары Бернар, с той разницей, что его имя было окружено ореолом рыцарской доблести. Впрочем, это был очаровательный, безукоризненно воспитанный человек, приятный собеседник. Ламарт говорил о нем: "Это укротитель наших прекрасных львиц".
Он с почтительным видом занял место возле г-жи де Бюрн, а Масиваль сел за рояль, и его пальцы пробежали по клавиатуре.
Почти все слушатели пересели, устроились поближе, чтобы лучше слышать и видеть певицу. Ламарт оказался плечом к плечу с Мариолем.
Наступила глубокая тишина, полная напряженного внимания, настороженности и благоговения; пианист начал с медленного, очень медленного чередования звуков, казавшегося музыкальным повествованием. Сменялись паузы, легкие повторы, вереницы коротких фраз, то изнемогающих, то нервных, тревожных, но неожиданно-своеобразных. Мариоль погрузился в мечты. Ему представлялась женщина, царица Карфагена, прекрасная в своей зрелой юности и вполне расцветшей красоте, медленно идущая по берегу моря. Он понимал, что она страдает, что в душе ее - великое горе; и он всматривался в г-жу де Братиан.
Неподвижная, бледная под копной черных волос, как бы окрашенных ночным мраком, итальянка ждала, устремив вперед неподвижный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47