Повторил: — Это минимум. А факты проверены.
— Мы должны подумать, — процедил литовец, каменея лицом.
— А мы должны ехать. — Сеня встал с кресла. — До встречи. Завтра вас навестим. — У двери он обернулся. Заметил: — У вас, ребятки, сейчас будет рождаться много всяких идей. В том числе: свертываемся и перебазируемся. Так вот, все идеи — неправильные и убыточные. Правильная только одна идея, самая простая: заплатить и жить спокойно. А мы вам и клиентурки подсыпем, учтите.
— Поехали, — сказал я, с тревогой взглянув на часы. Мы уже запаздывали с выполнением главной сегодняшней задачи: встретить в Шпиренберге самолет с ответственным грузом.
Аэропорт контролировали чеченские бандюги, выходцы из бывшей совдеповской сицилии, имевшие отношения с нашей командой довольно враждебные: в недалеком прошлом право Монгола на долю в контрабандном бизнесе пришлось отвоевывать с оружием в руках, неся жертвы, и лишь путем долгих переговоров на высоком криминальном уровне в Москве конфликт был кое-как притушен. Однако новое его обострение было вполне вероятным делом: чеченским таможенникам-общественникам очень не нравилось, что мимо их носа проплывают изрядные куши, не облагаемые ни малейшей пошлиной, и они всячески провоцировали нас на стычку, знаменовавшую новый этап войны. Крови эти существа не боялись, вежливость расценивали, как признак слабости, а любой косой взгляд — как тяжкое оскорбление.
Дабы лишний раз не дразнить зверя в образе горных орлов, Сеня в одиночку отправился в аэропорт через центральные ворота части, а я лесной тропой двинулся в сосняк, где у забора, окружавшего воинскую часть, укрывался в чащобе грузовик —перевозчик товара.
Вскоре через забор полетели коробки с сигаретами. Укладывали их в кузов прилетевшие тем же рейсом вьетнамские нелегалы, чей перевоз в Европу из России приносил Монголу внушительные барыши.
Плотно забив кузов вьенамцами и куревом, мы двинулись обратно в Карлсхорст.
Азиатов ожидала следующая участь: матрац в превращенном в ночлежку бывшем фабричном общежитии для еще гэдээровских иностранных рабочих, битком забитом их же соплеменниками, и каждодневная работа распространителями сигарет у входов в метро за пятнадцать-двадцать марок в день. Какие-либо перспективы, связанные с получением статуса, у этих бедолаг, осколков разлетевшегося на фашисткие, что называется, знаки социалистического содружества, отсутствовали напрочь.
Водитель грузовика, пунктуальнейше исполняя все правила дорожного движения, тронулся в опасный путь: остановка машины полицией означала материальные потери, арест и цивилизованную немецкую тюрьму Моабит.
Пронесло.
Вскоре тщательно учитываемые кладовщиком сигареты разгружались в подвал армейского жилого дома — бывшее бомбоубежище времен второй мировой войны — с бетонными перекрытиями и чугунными дверьми, снабженными массивными клапанами запоров с рукоятями-рычагами.
По словам Сени, Монгол порой водворял в этот мрачнейший застенок отказывающихся платить дань «терпил», быстренько приходящих в кромешной тьме населенного крысами подземелья к мыслям о никчемности земных богатств.
Вскоре на новеньком «мерседесе» прикатил заказчик контрабанды и одновременно местный вьетнамский феодал, владелец нового пополнения азиатов по имени Рустам — толстенький, благообразный, в очках с роговой оправой, облаченный в отлично сшитый европейский костюм и модное кашемировое пальто.
Рустам проживал в Германии официально, оплатив фиктивный брак с немкой, доходы от продажи сигарет имел колоссальные, а подчиненные ему рабы-распространители, именуемые им «партизанами», почитали его как полубога. Выпускник одного из московских вузов, он практически без акцента говорил по-русски.
С Монголом он имел отношения сугубо партнерские и взаимно деликатные: Алик был точен в обязательствах, Рустам — в расчетах. При этом, как я понимал, никто друг перед другом выпендриваться силовыми возможностями не собирался: за вежливым вьетнамцем стояла целая орда безжалостных нищих убийц, готовых по его команде растерзать на клочки любого обидчика своего шефа. То есть связи между азиатской и русской мафиями отличались корректностью, доверием и определенного рода пиететом.
— Совсем стало плохо с перевозом, — сокрушался Рустам, узнав от меня, что следующее поступление живого и неживого товара ожидается только через три дня. — Как ушла ваша армия из Польши — все, потухла свечка…
— А причем здесь Польша?
— Вертолетное сообщение было, — пояснил вьетнамец. — Расписание было, порядок, высокая дисциплина… — Он горестно вздохнул. — Ладно… Поеду в Западный Берлин, пока магазин не закрылся, куплю что-нибудь на ужин. А вы «партизан» пока в подвале закройте. Я продукты возьму и вернусь.
— Тут в округе тьма супермаркетов, — сказал я.
— Хм. — Рустам снисходительно вгляделся в мое лицо. Сообщил: — Я эту гадость не ем. Я все в специальном магазине покупаю. Полезное для здоровья.
— Что именно?
— Змеи, жабы, ракушки, мозг обезьяны сырой; морской червь, наши фрукты особенные… — Он озабоченно причмокнул языком. — Очень здесь все дорого это, очень… У нас ничего не стоит, а здесь… спекулянты! Приходи вечером в гости, — предложил он внезапно. — Настоящую пищу будешь есть, природой выращенную.
Я вежливо отказался, сославшись на дела.
— Зря, — укорил меня Рустам. — Я бы тебя с девочками нашими познакомил, всю жизнь бы потом вспоминал…
Я вспомнил учительницу Ксению и усмехнулся, повторно от приглашения отказавшись.
Заперев несчастных азиатов в недрах бомбоубежища, мы покатили в офис, где застали Монгола в компании двух молодых парней, на рожах которых ясно читалась их принадлежность к организованному преступному сообществу.
Выслушав наш доклад об успешном выполнении заданий, Алик представил незнакомцев, возглавлявших бригады рэкетиров— дорожников, орудующих на дорогах Польши и взымающих дань с украинских и российских водителей, перегоняющих на родину из Европы подержанные автомобили.
— Прошу тебя, Толик, — сказал он, передавая мне ключи от машины, — удели пацанам время, прокати их по магазинам, поужинай с ними, а то я сегодня в запаре… Тачку, кстати, оставь себе, на ней теперь выступать будешь… — Он, порывшись в кармане пиджака, вытащил оттуда документы на машину.
Я не протестовал. Развлекать заезжих гангстеров было куда легче, нежели перемещать контрабанду или участвовать в гнусных процедурах потрошения столь же, впрочем, и гнусных дельцов.
Мы уселись в машину.
— Какие магазины нужны? — спросил я.
— А где прикиды, — сказал один из бандитов, представившийся мне Костей, — белобрысый парень с беспокойным взглядом рысьих зеленовато-коричневых глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Мы должны подумать, — процедил литовец, каменея лицом.
— А мы должны ехать. — Сеня встал с кресла. — До встречи. Завтра вас навестим. — У двери он обернулся. Заметил: — У вас, ребятки, сейчас будет рождаться много всяких идей. В том числе: свертываемся и перебазируемся. Так вот, все идеи — неправильные и убыточные. Правильная только одна идея, самая простая: заплатить и жить спокойно. А мы вам и клиентурки подсыпем, учтите.
— Поехали, — сказал я, с тревогой взглянув на часы. Мы уже запаздывали с выполнением главной сегодняшней задачи: встретить в Шпиренберге самолет с ответственным грузом.
Аэропорт контролировали чеченские бандюги, выходцы из бывшей совдеповской сицилии, имевшие отношения с нашей командой довольно враждебные: в недалеком прошлом право Монгола на долю в контрабандном бизнесе пришлось отвоевывать с оружием в руках, неся жертвы, и лишь путем долгих переговоров на высоком криминальном уровне в Москве конфликт был кое-как притушен. Однако новое его обострение было вполне вероятным делом: чеченским таможенникам-общественникам очень не нравилось, что мимо их носа проплывают изрядные куши, не облагаемые ни малейшей пошлиной, и они всячески провоцировали нас на стычку, знаменовавшую новый этап войны. Крови эти существа не боялись, вежливость расценивали, как признак слабости, а любой косой взгляд — как тяжкое оскорбление.
Дабы лишний раз не дразнить зверя в образе горных орлов, Сеня в одиночку отправился в аэропорт через центральные ворота части, а я лесной тропой двинулся в сосняк, где у забора, окружавшего воинскую часть, укрывался в чащобе грузовик —перевозчик товара.
Вскоре через забор полетели коробки с сигаретами. Укладывали их в кузов прилетевшие тем же рейсом вьетнамские нелегалы, чей перевоз в Европу из России приносил Монголу внушительные барыши.
Плотно забив кузов вьенамцами и куревом, мы двинулись обратно в Карлсхорст.
Азиатов ожидала следующая участь: матрац в превращенном в ночлежку бывшем фабричном общежитии для еще гэдээровских иностранных рабочих, битком забитом их же соплеменниками, и каждодневная работа распространителями сигарет у входов в метро за пятнадцать-двадцать марок в день. Какие-либо перспективы, связанные с получением статуса, у этих бедолаг, осколков разлетевшегося на фашисткие, что называется, знаки социалистического содружества, отсутствовали напрочь.
Водитель грузовика, пунктуальнейше исполняя все правила дорожного движения, тронулся в опасный путь: остановка машины полицией означала материальные потери, арест и цивилизованную немецкую тюрьму Моабит.
Пронесло.
Вскоре тщательно учитываемые кладовщиком сигареты разгружались в подвал армейского жилого дома — бывшее бомбоубежище времен второй мировой войны — с бетонными перекрытиями и чугунными дверьми, снабженными массивными клапанами запоров с рукоятями-рычагами.
По словам Сени, Монгол порой водворял в этот мрачнейший застенок отказывающихся платить дань «терпил», быстренько приходящих в кромешной тьме населенного крысами подземелья к мыслям о никчемности земных богатств.
Вскоре на новеньком «мерседесе» прикатил заказчик контрабанды и одновременно местный вьетнамский феодал, владелец нового пополнения азиатов по имени Рустам — толстенький, благообразный, в очках с роговой оправой, облаченный в отлично сшитый европейский костюм и модное кашемировое пальто.
Рустам проживал в Германии официально, оплатив фиктивный брак с немкой, доходы от продажи сигарет имел колоссальные, а подчиненные ему рабы-распространители, именуемые им «партизанами», почитали его как полубога. Выпускник одного из московских вузов, он практически без акцента говорил по-русски.
С Монголом он имел отношения сугубо партнерские и взаимно деликатные: Алик был точен в обязательствах, Рустам — в расчетах. При этом, как я понимал, никто друг перед другом выпендриваться силовыми возможностями не собирался: за вежливым вьетнамцем стояла целая орда безжалостных нищих убийц, готовых по его команде растерзать на клочки любого обидчика своего шефа. То есть связи между азиатской и русской мафиями отличались корректностью, доверием и определенного рода пиететом.
— Совсем стало плохо с перевозом, — сокрушался Рустам, узнав от меня, что следующее поступление живого и неживого товара ожидается только через три дня. — Как ушла ваша армия из Польши — все, потухла свечка…
— А причем здесь Польша?
— Вертолетное сообщение было, — пояснил вьетнамец. — Расписание было, порядок, высокая дисциплина… — Он горестно вздохнул. — Ладно… Поеду в Западный Берлин, пока магазин не закрылся, куплю что-нибудь на ужин. А вы «партизан» пока в подвале закройте. Я продукты возьму и вернусь.
— Тут в округе тьма супермаркетов, — сказал я.
— Хм. — Рустам снисходительно вгляделся в мое лицо. Сообщил: — Я эту гадость не ем. Я все в специальном магазине покупаю. Полезное для здоровья.
— Что именно?
— Змеи, жабы, ракушки, мозг обезьяны сырой; морской червь, наши фрукты особенные… — Он озабоченно причмокнул языком. — Очень здесь все дорого это, очень… У нас ничего не стоит, а здесь… спекулянты! Приходи вечером в гости, — предложил он внезапно. — Настоящую пищу будешь есть, природой выращенную.
Я вежливо отказался, сославшись на дела.
— Зря, — укорил меня Рустам. — Я бы тебя с девочками нашими познакомил, всю жизнь бы потом вспоминал…
Я вспомнил учительницу Ксению и усмехнулся, повторно от приглашения отказавшись.
Заперев несчастных азиатов в недрах бомбоубежища, мы покатили в офис, где застали Монгола в компании двух молодых парней, на рожах которых ясно читалась их принадлежность к организованному преступному сообществу.
Выслушав наш доклад об успешном выполнении заданий, Алик представил незнакомцев, возглавлявших бригады рэкетиров— дорожников, орудующих на дорогах Польши и взымающих дань с украинских и российских водителей, перегоняющих на родину из Европы подержанные автомобили.
— Прошу тебя, Толик, — сказал он, передавая мне ключи от машины, — удели пацанам время, прокати их по магазинам, поужинай с ними, а то я сегодня в запаре… Тачку, кстати, оставь себе, на ней теперь выступать будешь… — Он, порывшись в кармане пиджака, вытащил оттуда документы на машину.
Я не протестовал. Развлекать заезжих гангстеров было куда легче, нежели перемещать контрабанду или участвовать в гнусных процедурах потрошения столь же, впрочем, и гнусных дельцов.
Мы уселись в машину.
— Какие магазины нужны? — спросил я.
— А где прикиды, — сказал один из бандитов, представившийся мне Костей, — белобрысый парень с беспокойным взглядом рысьих зеленовато-коричневых глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103