Рараху очаровали эти края – она была в восторге! В венке из благоухающих роз, ничуть не заботясь об одежде, она цеплялась за все попадавшиеся сучки.
Особенно мы любовались папоротниками, раскидывающими над нами роскошное кружево листьев свежайшего зеленого колера.
Чем выше мы поднимались, тем пустыннее и прохладнее становились окрестности. Под нами расстилались узкие долины, черные головокружительные пропасти. Огромные тучи с четкими краями то поднимались над головой, то стелились под ноги…
XX
К вечеру мы дошли до самой середины острова; в прозрачном воздухе с мельчайшими подробностями просматривались все вулканические провалы и горные кряжи. Из центрального кратера расходились лучами огромные базальтовые гребни, постепенно сглаживаясь к побережью.
А вокруг острова – необъятный ярко-синий водный простор: горизонт так далек, что по известной оптической иллюзии океан представляется огромной вогнутой линзой, края которой кажутся выше самых высоких островных вершин; лишь одна Орохена, великанша меж таитянскими горами, вздымала над всем величавым пейзажем мрачную свою главу. Остров по синей глади опоясывало белоснежное кольцо коралловых рифов, линия вечных прибоев. Вдалеке виднелись два небольших острова – Тобауаи-Ману и Моореа; над их сизоватыми вершинами парили разноцветные облачка, словно подвешенные в безбрежном просторе.
С высоты, будто из потустороннего мира, взирали мы на величие полинезийской природы. Поразительная красота! Мы сидели рядышком на камнях и, потрясенные, молчали. Наконец Рараху промолвила:
– Э Лоти, э ахо та ое манао ити? (Лоти, о чем ты думаешь?)
Я отвечал:
– Милая девочка, вряд ли ты поймешь мои мысли. Я думаю о том, что в океане рассеяны эти Богом забытые острова. И живет на них загадочный народ, которому в недалеком будущем суждено исчезнуть; что ты, малышка, дитя этого первобытного народа, и что я, сын Старого Света, рожденный на противоположной стороне земли, сижу с тобою на вершине дикого острова, вдали от всех смертных, и что я тебя люблю.
Видишь ли, Рараху, давным-давно, когда еще на планете не было ни одного человека, страшная рука бога Атуа воздвигла эта горы из морской пучины, и остров Таити, раскаленный как железо в горне, родился из бури и пламени. Первые дожди, охладившие землю после этого катаклизма, проложили русло, по которому и поныне течет ручей Фатауа. И величественный вид перед тобой вечен: он останется неизменным и через столетия, когда исчезнет полинезийская раса, когда о ней сохранятся лишь легенды и предания в старинных книгах…
– Лоти, любимый, – спросила она, – я одного не понимаю, как полинезийцы сюда добрались. Ведь у них и теперь нет таких кораблей, чтобы в случае необходимости покинуть эта острова. Библия учит, что люди сотворены в очень далеких краях, как же они оказались тут? Что бы ни говорили миссионеры, наш народ совсем не похож на твой. И я очень боюсь, ваш Спаситель искупил ваши грехи, а нас не знает…
В Европе рождалось весеннее утро, солнце должно было скоро взойти – здесь же быстро закатывалось, освещая прощальными золотыми лучами грандиозную картину. Большие тучи, дремавшие в базальтовых расщелинах у нас под ногами, окрасились медью; Моореа на горизонте рдел, как потухающий костер; его красные горные пики слепили глаза.
И вдруг пожар сразу потух, и стремительно, без сумерек, спустилась ночь. В бездонном небе засветился Южный Крест, а с ним и прочие созвездия…
– Лоти, – спросила Рараху, – а высоко ли надо подняться, чтобы увидеть твою страну?
XXI
С наступлением темноты на Рараху напал обычный страх…
Нет ничего подобного здешней ночной тишине. Шум далекого прибоя сюда не долетает. Даже веточка не хрустает, даже листок не шелохнется, воздух неподвижен… Только в необитаемом краю, где нет даже птиц, возможна такая полная тишина.
Вокруг чернели силуэты деревьев и папоротников – как и внизу, в знакомом лесу Фатауа, – но здесь в бледном свете звезд временами мерцала, кружа нам голову, синяя впадина Океана. А мы находились в плену возвышенного уединения и беспредельности.
Таити – одно из немногих мест в мире, где ночью в лесу можно без опаски улечься спать, укрывшись парео, на ложе из папоротников и опавших листьев. Так мы и поступили, правда, сперва найдя открытое место, чтобы не ждать никаких неприятностей от тупапаху. Впрочем, эти мрачные ночные бродяги предпочитают более людные места, а сюда, наверх, в необитаемую глушь, вряд ли подымаются…
Я долго лежал и глядел в небо. Звезды… Звезды… Мириады сверкающих звезд в захватывающей дух синей бездне; целая коллекция невидимых в Европе созвездий медленно поворачивается вокруг Южного Креста…
Рараху тоже лежала с широко открытыми глазами, то улыбаясь мне, то глядя в ночное небо… Звездные туманности Южного полушария фосфоресцировали, а между ними зияли пустые пространства, большие черные дыры без следов космической пыли; легко представляешь грозную апокалиптическую бездну…
…Вдруг мы увидели, как с Орохены спускается что-то ужасное, огромное, черное… нечто невероятное, какой-то вестник стихийного бедствия… В одно мгновенье нас окружила непроглядная мгла, промчался шквал, осыпая листья и сухие ветки – и тут же ливень окатил потоками ледяной воды…
Кое-как мы нащупали ствол большого дерева и укрылись под ним, тесно прижавшись друг к другу. Мы оба тряслись от холода, а Рараху еще и от страха…
Ливень промчался – и настало утро, разогнавшее тучи и ночных призраков. Мы смеялись, сушили на ясном солнце одежду, потом скудно, по-таитянски, позавтракав, пошли вниз.
XXII
К вечеру, страшно усталые и голодные, но без приключений, мы добрались до низовий Фатауа.
Навстречу нам попались двое незнакомых юношей. До пояса обнаженные, в туземных парео вокруг бедер, на головах венки из роз, как у Рараху… На палках через плечо у них висела превосходная добыча – огромные связки плодов хлебного дерева и ярко-красных бананов.
Мы устроились все вместе в цветущей лощине под благоухающей сенью лимонов.
Юноши стали тереть сухие палочки, и скоро в их ладонях блеснул язычок пламени; они разожгли большой костер, испекли в траве плоды и свой прекрасный ужин разделили с нами – так принято в здешних местах.
Рараху с этой прогулки вынесла такое множество волнующих впечатлений, будто съездила в дальние страны.
Ее неискушенному разуму открылось множество новых понятий – о беспредельности мира, о происхождении человеческих рас, о тайне их судеб…
XXIII
В Папеэте было две законодательницы мод – Рараху и ее подруга Теурахи. Всем остальным они задавали тон – какие фасоны, цвета одежды, какие шляпки и венки носить…
Обычно они, бедненькие, ходили босиком и довольствовались весьма скромной роскошью – главным образом венками из свежих роз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33