Те ощущались без всякого преувеличения чугунными. Секундой позже утробно заурчало в желудке и засосало от голода под ложечкой, как всегда после похожих случаев с глубоководным погружением неизвестно куда - за один присест готова барана смолотить! (Хоть ясновидящим вроде как полагается быть вегетарианцами, Мастер уже раз деликатно намекала. А потом сразу спохватилась, что организм у нее, Яны, растущий, то да сё, так что можно пока не напрягаться.) Нет, тогда лучше здоровенную пиццу из пиццерии на Ленина, горячую, с пылу-с жару, с подрумяненной аппетитной корочкой... Желательно бы с курицей и грибами, ее любимую, и майонез "Шашлычный" вишневыми лужицами по всему коржу, и растопленный сыр кое-где проклевывается, и пахнет, пахнет до умопомрачения...
Она судорожно сглотнула слюну и спохватилась, вспомнив про Богдана. Робко, едва ли не с испугом покосилась на него сбоку: как он это все перенес? Для нее-то такие выпадения из реальности уже стали обычным делом - ну, почти обычным, - рутиной, можно сказать, а он человек свежий, непривычный... Его огромные ясно-голубые глаза придвинулись вдруг близко-близко, в них метался раненым зверем страх, смятение и боль. Яна на мгновенье плотно зажмурилась: стало невыносимо в эту распахнутую душу смотреть.
Проходили часы, месяцы и годы, проплывали через сознание столетия и эоны, наконец она невероятным усилием заставила себя посмотреть в эти глаза. Богдан уже отодвинулся и закрылся судорожно скрещенными на груди руками, пытался даже улыбаться прыгающими беспомощными губами, только лицо белее мела... Ей стало невыносимо жутко, горло перехватило судорожным спазмом - совсем как на день рожденья с Юлькой, когда та сидела и смотрела невидящим взглядом в одну точку!.. Что же она наделала?!
Канула в лету целая вечность, пока он не взял себя в руки, недавние распахнутые озера-глаза превратились в узкие голубые щелки. В них плавал арктический лед и в близжайшие несколько тысячелетий таять не собирался...
- Откуда ты знаешь? - процедил сквозь зубы Богдан, глядя на нее исподлобья, как на заклятого кровного врага.
- Прости, я не должна была... Я не имела права, опять!.. - Янка в отчаянии хлопнула себя раскрытой ладонью по лбу: это ж надо быть такой непроходимой дурой! Не было сил смотреть в это ненавидящее ее застывшее лицо, конан-дойлевская желтая маска... Она рывком вскочила со стула и со всех ног припустилась к выходу, судорожно сжимая в руках сумку. Старый испытанный способ - бегство! Скороговоркой успела пробормотать:
- Извини, мне надо идти.
Подруги возмущенно заверещали ей в спину, даже стеклянная дверь не спасла от их обиженных воплей:
- Ты куда?!
- Что это с ней?
- Что ты ей сказал?..
Андрюша ради такого случая вышел из прострации и победно взревел, перекрывая этот гам:
- Со всеми бывает, но не у всех проходит!
Сердобольную Юльку Яна уже не услышала: та принялась что-то объяснять, да так и замолчала на середине фразы:
- У нее сейчас трудный период... - и оборвала саму себя: - Короче! Forget it. (Забудьте.)
Весь оставшийся вечер Янка бесцельно кружила по городу, ни разу не вспомнив про свои разодранные до колена колготки (из-за которых еще днем срочно рвалась домой). Не до стрелок было, как в народном сказании про Вовочку: "Мне бы ваши проблемы, Марья Ивановна!.." Для чего-то вернулась к Дубу, постояла, мысленно изливая перед ним душу, и минуты три ждала ответа. Но он сегодня казался молчаливым и отчужденным, будто ее не слышал. Швырнул в лицо пронизывающим до мозга костей ураганистым ветром с мелкой трухой из сухих листьев, а потом и солнце спряталось за свинцовые грозовые тучи, стало совсем холодно. Похоже, весь мир выражал свое несогласие с тем, что Яна Владимировна так доблестно успела "начудить", как приговаривает обычно мама. Одно сплошное нарушение всех мыслимых и немыслимых правил: ну как ей могло даже в голову прийти так бесцеременно влезать в чужую душу?!..
Когда продрогла до самых внутренностей - так, что перестала ощущать свои пальцы, вцепившиеся в новую стиляжную сумку, которой еще утром страшно гордилась, - ноги загадочным образом вывели к набережной. Яна уселась на холодные каменные ступеньки, ведущие к воде, и надолго замерла, зачарованно глядя в темную осеннюю воду. Не замечала ни редких парочек, что прогуливались короткими перебежками от одного причала к другому, ни того, насколько замерзла, только ежилась под порывами ветра и пыталась натянуть на колени куцую юбчонку. Без особого успеха, надо сказать... Но вот над Днепром стремительно сгустились сумерки, и эта подсмотренная чужая жизнь начала потихоньку в ее памяти бледнеть и гаснуть, как океанская волна отступает в час отлива. Яна поняла, что можно идти домой.
Глава шестая. Дождливый день
Наверное, так должно быть,
Но я так не играю:
Не всю ведь жизнь
Петь об остановках!
И трамвая нет в городе нашем,
А только грязь да остановки,
Но без трамвая...
("Ночные снайперы")
Мама сидела в гостиной перед телевизором, на нее и краем глаза не взглянула - по всей видимости, была сегодня не в духе. Может, до сих пор злится по поводу испоганенного дня рожденья? Или оттого, что Янка опять после лицея задержалась, заявилась домой в половину девятого - "лазит неизвестно где!" "Ну вот, все к одному! - девочка раскисла уже дальше некуда. - Хоть бы обошлось без скандала... А то я сейчас как расстроенная скрипка: только пальцем тронь, и закачу концерт по заявкам!"
Мужчин - Ярика и папы - до сих пор не было дома. "Ну да, им, значит, можно до самой ночи где-то лазить, а ко мне сразу претензии! - возмутилась она про себя, и настроение испортилось уже дальше некуда. - И доказывай после этого, что эмансипация, двадцать первый век!" Даже Гаврюхи нигде не было видно - а как же, он ведь тоже мужчина, ему разрешается!..
Через полчаса Янка запереживала всерьез и обшарила в поисках кота всю квартиру, заглянула на всякий случай даже в духовку: ну не слинял же он с седьмого этажа, в самом-то деле?! Только бы не улизнул в коридор и не проехался с кем-нибудь из добрых соседей в лифте, с него станется... (Это при условии, что лифт работает, а то она сегодня не проверяла - по привычке сразу же потопала на лестницу.)
Самостоятельные Гаврюхины прогулки в последнее время строжайшим образом воспрещались - после того как кот однажды весной пропал на четыре дня и вернулся домой ободранный и облезлый, и кажется, побитый. Приполз, волоча по земле одну лапу, хоть и был почти что котенок, всего лишь полгода - у кого на такого рука могла подняться?.. Янка убивалась над ним целый день, но Гаврила вычухался, откормился, позабыл про пережитые лишения и в скором времени опять начал мурлыкать своим характерным гулом самолета, идущего на посадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Она судорожно сглотнула слюну и спохватилась, вспомнив про Богдана. Робко, едва ли не с испугом покосилась на него сбоку: как он это все перенес? Для нее-то такие выпадения из реальности уже стали обычным делом - ну, почти обычным, - рутиной, можно сказать, а он человек свежий, непривычный... Его огромные ясно-голубые глаза придвинулись вдруг близко-близко, в них метался раненым зверем страх, смятение и боль. Яна на мгновенье плотно зажмурилась: стало невыносимо в эту распахнутую душу смотреть.
Проходили часы, месяцы и годы, проплывали через сознание столетия и эоны, наконец она невероятным усилием заставила себя посмотреть в эти глаза. Богдан уже отодвинулся и закрылся судорожно скрещенными на груди руками, пытался даже улыбаться прыгающими беспомощными губами, только лицо белее мела... Ей стало невыносимо жутко, горло перехватило судорожным спазмом - совсем как на день рожденья с Юлькой, когда та сидела и смотрела невидящим взглядом в одну точку!.. Что же она наделала?!
Канула в лету целая вечность, пока он не взял себя в руки, недавние распахнутые озера-глаза превратились в узкие голубые щелки. В них плавал арктический лед и в близжайшие несколько тысячелетий таять не собирался...
- Откуда ты знаешь? - процедил сквозь зубы Богдан, глядя на нее исподлобья, как на заклятого кровного врага.
- Прости, я не должна была... Я не имела права, опять!.. - Янка в отчаянии хлопнула себя раскрытой ладонью по лбу: это ж надо быть такой непроходимой дурой! Не было сил смотреть в это ненавидящее ее застывшее лицо, конан-дойлевская желтая маска... Она рывком вскочила со стула и со всех ног припустилась к выходу, судорожно сжимая в руках сумку. Старый испытанный способ - бегство! Скороговоркой успела пробормотать:
- Извини, мне надо идти.
Подруги возмущенно заверещали ей в спину, даже стеклянная дверь не спасла от их обиженных воплей:
- Ты куда?!
- Что это с ней?
- Что ты ей сказал?..
Андрюша ради такого случая вышел из прострации и победно взревел, перекрывая этот гам:
- Со всеми бывает, но не у всех проходит!
Сердобольную Юльку Яна уже не услышала: та принялась что-то объяснять, да так и замолчала на середине фразы:
- У нее сейчас трудный период... - и оборвала саму себя: - Короче! Forget it. (Забудьте.)
Весь оставшийся вечер Янка бесцельно кружила по городу, ни разу не вспомнив про свои разодранные до колена колготки (из-за которых еще днем срочно рвалась домой). Не до стрелок было, как в народном сказании про Вовочку: "Мне бы ваши проблемы, Марья Ивановна!.." Для чего-то вернулась к Дубу, постояла, мысленно изливая перед ним душу, и минуты три ждала ответа. Но он сегодня казался молчаливым и отчужденным, будто ее не слышал. Швырнул в лицо пронизывающим до мозга костей ураганистым ветром с мелкой трухой из сухих листьев, а потом и солнце спряталось за свинцовые грозовые тучи, стало совсем холодно. Похоже, весь мир выражал свое несогласие с тем, что Яна Владимировна так доблестно успела "начудить", как приговаривает обычно мама. Одно сплошное нарушение всех мыслимых и немыслимых правил: ну как ей могло даже в голову прийти так бесцеременно влезать в чужую душу?!..
Когда продрогла до самых внутренностей - так, что перестала ощущать свои пальцы, вцепившиеся в новую стиляжную сумку, которой еще утром страшно гордилась, - ноги загадочным образом вывели к набережной. Яна уселась на холодные каменные ступеньки, ведущие к воде, и надолго замерла, зачарованно глядя в темную осеннюю воду. Не замечала ни редких парочек, что прогуливались короткими перебежками от одного причала к другому, ни того, насколько замерзла, только ежилась под порывами ветра и пыталась натянуть на колени куцую юбчонку. Без особого успеха, надо сказать... Но вот над Днепром стремительно сгустились сумерки, и эта подсмотренная чужая жизнь начала потихоньку в ее памяти бледнеть и гаснуть, как океанская волна отступает в час отлива. Яна поняла, что можно идти домой.
Глава шестая. Дождливый день
Наверное, так должно быть,
Но я так не играю:
Не всю ведь жизнь
Петь об остановках!
И трамвая нет в городе нашем,
А только грязь да остановки,
Но без трамвая...
("Ночные снайперы")
Мама сидела в гостиной перед телевизором, на нее и краем глаза не взглянула - по всей видимости, была сегодня не в духе. Может, до сих пор злится по поводу испоганенного дня рожденья? Или оттого, что Янка опять после лицея задержалась, заявилась домой в половину девятого - "лазит неизвестно где!" "Ну вот, все к одному! - девочка раскисла уже дальше некуда. - Хоть бы обошлось без скандала... А то я сейчас как расстроенная скрипка: только пальцем тронь, и закачу концерт по заявкам!"
Мужчин - Ярика и папы - до сих пор не было дома. "Ну да, им, значит, можно до самой ночи где-то лазить, а ко мне сразу претензии! - возмутилась она про себя, и настроение испортилось уже дальше некуда. - И доказывай после этого, что эмансипация, двадцать первый век!" Даже Гаврюхи нигде не было видно - а как же, он ведь тоже мужчина, ему разрешается!..
Через полчаса Янка запереживала всерьез и обшарила в поисках кота всю квартиру, заглянула на всякий случай даже в духовку: ну не слинял же он с седьмого этажа, в самом-то деле?! Только бы не улизнул в коридор и не проехался с кем-нибудь из добрых соседей в лифте, с него станется... (Это при условии, что лифт работает, а то она сегодня не проверяла - по привычке сразу же потопала на лестницу.)
Самостоятельные Гаврюхины прогулки в последнее время строжайшим образом воспрещались - после того как кот однажды весной пропал на четыре дня и вернулся домой ободранный и облезлый, и кажется, побитый. Приполз, волоча по земле одну лапу, хоть и был почти что котенок, всего лишь полгода - у кого на такого рука могла подняться?.. Янка убивалась над ним целый день, но Гаврила вычухался, откормился, позабыл про пережитые лишения и в скором времени опять начал мурлыкать своим характерным гулом самолета, идущего на посадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52