Тем не менее, Андрей всегда терпеливо дожидается моего появления именно на продуваемой всеми ветрами остановке. И, поздоровавшись, тотчас же переводит разговор с моих нескладных извинений на что-то действительно стоящее, интересное нам обоим, чтобы скоротать время, пока мы бредем по улице Чехова, утопающей в зелени пирамидальных тополей, к тому переулку, едва заметному среди старых дерев, в котором и располагается дом моего друга.
Мы беседуем с ним о всяком, что толку пересказывать наши беседы. Обыкновенно главной темой становится литература, в которой Андрей считает себя ценителем и гурманом. У него прекрасная библиотека, очень редкие издания, особенно классиков русской эмиграции, изданных в двадцатые-тридцатые годы смехотворными даже по тем временам тиражами. Сологуб и Бердяев, Зайцев и Мережковский, Гиппиус и Газданов, - что толку перечислять знакомые имена, они на слуху у каждого уважающего себя библиофила. Они и составляют большую часть его, Андрея Кокарева, либереи. Очень часто, когда меж нами речь заходит о том или ином авторе, о том или ином произведении, Андрей подводит меня к полкам, достает книгу, о которой мы говорили, и машинально перебирая страницы, начинает цитировать какой-то запомнившийся ему отрывок, без которого беседа была, конечно же, неполной.
Потом мы возвращались к чаю и другим темам. А на прощание Андрей неизменно давал мне почитать кого-нибудь из любимых им классиков. И, взявши под руку, сводил по лестнице, - с другого бока я обыкновенно прижимал к себе его книгу, оказываясь, тем самым в своеобразном окружении, - а затем привычной дорогой провожал по улице Чехова до остановки, где мы с ним и расставались, разделяемые железной дверью подъехавшего автобуса.
Я у него, обыкновенно, не задерживался, более всего, боясь наскучить, однако же, Андрей всегда бывал недоволен тем, что я стремлюсь столь быстро откланяться. У него частенько оказывалась в запасе еще одна интересная историйка, которую он просто обязан рассказать нынче, иначе к следующему разу непременно забудет. Так он удерживает меня, но по прошествии какого-то времени я снова смотрю на часы и снова силюсь вернуться к процедуре прощания.
Лишь видя, что я уже неудержим, он молча кивает, достает из шкафчика свои туфли и снимает с полочки кепку.
На обратном пути мы более молчим, не потому, что разговор завести уже не о чем, но по той причине, что молчание это нисколько нас не тяготит. Напротив, оно как бы создает вокруг нас некую интимную атмосферу, какая обыкновенно возникает у очень давно и хорошо знакомых людей. Коими, безусловно, являемся и мы с Андреем.
Он махает рукой мне на прощание и всегда дожидается, пока автобус не скроется за поворотом. А вечером, непременно позвонит, если его не опережу я, просто для того чтобы вспомнить, как провели время и сделать кое-какие добавления к нашими разговорам.
Так мы встречаемся достаточно часто, раза два в месяц, а созваниваемся и того чаще. Андрей вообще домосед, нынешнее состояние его такого, что позволяет ему выходить из дому только что в случае крайней нужды по магазинам, или для того, чтобы встретиться со мной. О финансовых делах, его или моих, мы обычно не заговариваем, считая их как бы запретной темой, однако же, я могу сказать, что большую часть времени Андрей сидит дома в свободном времяпрепровождении и лишь изредка, объясняя это крайней необходимостью, выезжает в краткосрочные командировки. Цели их он не раскрывает, но очевидно, они приносят существенный доход, раз он с таким удовольствием рассказывает о тех местах, где удалось ему побывать. Но только лишь о местах, все остальное Андрей оставляет за кадром. Возможно, он считает, что его удачные финансовые дела могут задеть меня или каким-то образом оскорбить.
Меж тем он точно чувствует, когда у меня случаются разного рода неприятности; в такие дни он обыкновенно звонит и беседой своей старается утешить и развлечь меня, отвлекая от мрачных дум. И, опять же, ни словом не поминает мою работу, понимая, что разговор о ней будет неприятен нам обоим.
Всякий раз нам удается обойти острые углы при такого рода телефонных беседах; Вера этого понять не может совершенно, данное обстоятельство кажется ей феноменом, лишенным логических обоснований. Впрочем, не могу не признаться, раздоры меж нами все же случались, как же без них, но давно, и как раз причиною их была сама Вера, я уже говорил о том, что Андрей старался предотвратить наш брак. Но тыкать в нос фактом последующего развода не стал, а ныне эта тема и вовсе осталась в прошлом. Как и сама Вера. Только в крайнем случае я упоминаю ее имя. Как и многое другое, что в той или иной степени причинило бы вред нашим долгим дружеским отношениям. Кто еще может похвастаться такими же?
Именно об этом я и вспоминал сегодня, возвращаясь домой от Веры, у которой, по причине ее неожиданного вызова на работу, провел совсем немного времени. "Даже поругаться не успели", пошутила она, выпроваживая меня из квартиры и запирая дверь на ключ. На автобусной остановке мы почему-то заговорили об Андрее, причем, как ни странно, начала она, но удивление мое не продлилось долго: я успел лишь посетовать на то, что последнее время редко бываю у Кокарева, как подошел Верин автобус, и она, несмотря на острое желание добавить что-то к моим словам, скрылась за его дверьми.
А я, неожиданно для самого себя, решил, что было бы совсем неплохо проведать Андрея. Вот так, не спросясь, взять и приехать. Тысячу раз он водил меня по одному и тому же маршруту, туда и обратно, уж наверняка я найду дорогу самостоятельно.
Я хотел на всякий случай ему позвонить и предупредить, но подошел очень удачный экспресс, и я вынужден был отправиться без предупреждения. Вряд ли он будет недоволен, если увидит меня перед собой. А если не застану его дома, разминемся, - что ж, не судьба, придется отложить мой порыв до следующего раза, до обычной нашей встречи.
Последний раз я был у него довольно давно, месяца два назад, еще в конце мая. Потом он уезжал в командировку, потом была у меня запарка на работе, словом, случай все не предоставлялся.
Тогда, в день последнего моего приезда, пирамидальные тополя только начинали пушить, словно вспоминая о прошедшей зиме или предупреждая о будущей. Сейчас они, должно быть, уже подергиваются легким налетом осени едва заметной пленкой сепии, по самым краям листа. Странно, но на улице Чехова совсем нет тополиной моли, в начале августа в нашем районе деревья стоят уже точно в октябре, почти лишенные листьев, а тут... место здесь, что ли, такое.
Когда я свернул на улицу Чехова, следуя за толпой из опустевшего автобуса, то не узнал ее. Банальный словесный штамп, но как иначе описать то, что предстало моим глазам.
1 2 3 4 5 6 7
Мы беседуем с ним о всяком, что толку пересказывать наши беседы. Обыкновенно главной темой становится литература, в которой Андрей считает себя ценителем и гурманом. У него прекрасная библиотека, очень редкие издания, особенно классиков русской эмиграции, изданных в двадцатые-тридцатые годы смехотворными даже по тем временам тиражами. Сологуб и Бердяев, Зайцев и Мережковский, Гиппиус и Газданов, - что толку перечислять знакомые имена, они на слуху у каждого уважающего себя библиофила. Они и составляют большую часть его, Андрея Кокарева, либереи. Очень часто, когда меж нами речь заходит о том или ином авторе, о том или ином произведении, Андрей подводит меня к полкам, достает книгу, о которой мы говорили, и машинально перебирая страницы, начинает цитировать какой-то запомнившийся ему отрывок, без которого беседа была, конечно же, неполной.
Потом мы возвращались к чаю и другим темам. А на прощание Андрей неизменно давал мне почитать кого-нибудь из любимых им классиков. И, взявши под руку, сводил по лестнице, - с другого бока я обыкновенно прижимал к себе его книгу, оказываясь, тем самым в своеобразном окружении, - а затем привычной дорогой провожал по улице Чехова до остановки, где мы с ним и расставались, разделяемые железной дверью подъехавшего автобуса.
Я у него, обыкновенно, не задерживался, более всего, боясь наскучить, однако же, Андрей всегда бывал недоволен тем, что я стремлюсь столь быстро откланяться. У него частенько оказывалась в запасе еще одна интересная историйка, которую он просто обязан рассказать нынче, иначе к следующему разу непременно забудет. Так он удерживает меня, но по прошествии какого-то времени я снова смотрю на часы и снова силюсь вернуться к процедуре прощания.
Лишь видя, что я уже неудержим, он молча кивает, достает из шкафчика свои туфли и снимает с полочки кепку.
На обратном пути мы более молчим, не потому, что разговор завести уже не о чем, но по той причине, что молчание это нисколько нас не тяготит. Напротив, оно как бы создает вокруг нас некую интимную атмосферу, какая обыкновенно возникает у очень давно и хорошо знакомых людей. Коими, безусловно, являемся и мы с Андреем.
Он махает рукой мне на прощание и всегда дожидается, пока автобус не скроется за поворотом. А вечером, непременно позвонит, если его не опережу я, просто для того чтобы вспомнить, как провели время и сделать кое-какие добавления к нашими разговорам.
Так мы встречаемся достаточно часто, раза два в месяц, а созваниваемся и того чаще. Андрей вообще домосед, нынешнее состояние его такого, что позволяет ему выходить из дому только что в случае крайней нужды по магазинам, или для того, чтобы встретиться со мной. О финансовых делах, его или моих, мы обычно не заговариваем, считая их как бы запретной темой, однако же, я могу сказать, что большую часть времени Андрей сидит дома в свободном времяпрепровождении и лишь изредка, объясняя это крайней необходимостью, выезжает в краткосрочные командировки. Цели их он не раскрывает, но очевидно, они приносят существенный доход, раз он с таким удовольствием рассказывает о тех местах, где удалось ему побывать. Но только лишь о местах, все остальное Андрей оставляет за кадром. Возможно, он считает, что его удачные финансовые дела могут задеть меня или каким-то образом оскорбить.
Меж тем он точно чувствует, когда у меня случаются разного рода неприятности; в такие дни он обыкновенно звонит и беседой своей старается утешить и развлечь меня, отвлекая от мрачных дум. И, опять же, ни словом не поминает мою работу, понимая, что разговор о ней будет неприятен нам обоим.
Всякий раз нам удается обойти острые углы при такого рода телефонных беседах; Вера этого понять не может совершенно, данное обстоятельство кажется ей феноменом, лишенным логических обоснований. Впрочем, не могу не признаться, раздоры меж нами все же случались, как же без них, но давно, и как раз причиною их была сама Вера, я уже говорил о том, что Андрей старался предотвратить наш брак. Но тыкать в нос фактом последующего развода не стал, а ныне эта тема и вовсе осталась в прошлом. Как и сама Вера. Только в крайнем случае я упоминаю ее имя. Как и многое другое, что в той или иной степени причинило бы вред нашим долгим дружеским отношениям. Кто еще может похвастаться такими же?
Именно об этом я и вспоминал сегодня, возвращаясь домой от Веры, у которой, по причине ее неожиданного вызова на работу, провел совсем немного времени. "Даже поругаться не успели", пошутила она, выпроваживая меня из квартиры и запирая дверь на ключ. На автобусной остановке мы почему-то заговорили об Андрее, причем, как ни странно, начала она, но удивление мое не продлилось долго: я успел лишь посетовать на то, что последнее время редко бываю у Кокарева, как подошел Верин автобус, и она, несмотря на острое желание добавить что-то к моим словам, скрылась за его дверьми.
А я, неожиданно для самого себя, решил, что было бы совсем неплохо проведать Андрея. Вот так, не спросясь, взять и приехать. Тысячу раз он водил меня по одному и тому же маршруту, туда и обратно, уж наверняка я найду дорогу самостоятельно.
Я хотел на всякий случай ему позвонить и предупредить, но подошел очень удачный экспресс, и я вынужден был отправиться без предупреждения. Вряд ли он будет недоволен, если увидит меня перед собой. А если не застану его дома, разминемся, - что ж, не судьба, придется отложить мой порыв до следующего раза, до обычной нашей встречи.
Последний раз я был у него довольно давно, месяца два назад, еще в конце мая. Потом он уезжал в командировку, потом была у меня запарка на работе, словом, случай все не предоставлялся.
Тогда, в день последнего моего приезда, пирамидальные тополя только начинали пушить, словно вспоминая о прошедшей зиме или предупреждая о будущей. Сейчас они, должно быть, уже подергиваются легким налетом осени едва заметной пленкой сепии, по самым краям листа. Странно, но на улице Чехова совсем нет тополиной моли, в начале августа в нашем районе деревья стоят уже точно в октябре, почти лишенные листьев, а тут... место здесь, что ли, такое.
Когда я свернул на улицу Чехова, следуя за толпой из опустевшего автобуса, то не узнал ее. Банальный словесный штамп, но как иначе описать то, что предстало моим глазам.
1 2 3 4 5 6 7