Жду вашего сигнала!
"Это конец... И он готов был пожертвовать собой! Господи, насколько лживы такие слова! - подумал Авдеев. - Да ведь никто никогда не готов. Все мы не готовы... Но она когда-то придет. Смерть. И все мы не готовы... Но надо! Надо, капитан Авдеев! Там люди. Много людей. Там дети!" Рука с ракетницей стала подниматься вверх.
- Папочка, купи мне слоненка живого, - явственно прозвучало в ушах.
"Сигнал, Базилио!" - приказал себе Авдеев.
Внезапно он вспомнил о тех двоих, что были с ним. Да, они солдаты, это их долг. Но ведь они не манекены. Надо сказать им.
- Ребята, - начал капитан Авдеев, - там наверху люди гибнут. Среди них дети, женщины, старики. И мы обязаны...
- Не надо!! - взвыл сержант, падая на колени.- Подожди! Выслушай меня, капитан! Я ведь соврал! Они идут сюда! Я их не предупредил!
- Ты врешь! Врешь, трус! - зарычал Авдеев.
- Не вру! Тогда врал, а сейчас не вру! Испугался я, понимаешь! Не добежал до них. Испугался, что разминусь с ними, что пропаду там один. Судите меня! Наказывайте!
Капитан Авдеев отставил в сторону рацию, положил на нее ракетницу и достал из кобуры пистолет.
- Судить тебя не будут, - сказал капитан. - Я сам сейчас тебя расстреляю. Ты все равно умрешь, Так умри же как мужчина. Будь хоть сейчас честным! Подумай хотя бы о детях! От тебя зависит их жизнь.
- Клянусь, не вру! Вот последней собакой буду! - плакал сержант. - Да они уже идут сюда! Да вот же они! Я их вижу!
Можно было бы предположить, что сержант от страха лишился рассудка, если бы в свете внезапно и явно нарочно выглянувшей из-за туч луны не показались фигурки движущихся по дну канала людей. Тень досады скользнула в сознании Авдеева: ведь он уже решился, поборол в себе страстное желание жить. Но разобраться в собственных чувствах он не успел. Рыжеволосый парнишка, угрюмо молчавший с того момента, как уронил рацию, вдруг заорал истерически: "Врет он! Врет!", потом с неожиданным проворством цапнул ракетницу и, прежде чем Авдеев успел схватить его, отскочил назад.
- Брось ракетницу, стрелять буду! - крикнул Авдеев.
- Стреляй! Стреляй! Я все равно дам сигнал! - Парень отступил, размахивая ракетницей.
"Прихлопнуть его? - быстро подумал Авдеев. - Ведь если он даст сигнал, он все равно погиб. Вместе со всеми!"
- Отставить! Слушай мою команду! - по-казарменному пропел капитан Авдеев. - На счет "три" дашь сигнал ракетой!.. Раз...
Солдатик остановился и неуверенно поднял ракетницу, Авдеев выстрелил навскидку. Ракетница полетела на камни. Три длинных прыжка, и Авдеев уже держал ракетницу в руках. Впрочем, рыжеволосый и не пытался больше ею овладеть, он просто держался за простреленную руку.
А фигурки людей приближались.
И тут рация надрывным стенанием лейтенанта напомнила Василию Авдееву о той поистине неразрешимой моральной дилемме, которую ставила перед ним судьба:
- Това-а-рищ капитан! Мы погибаем! Надо сбрасывать воду!
О ужас! Какой страшный выбор! И по какому принципу выбирать?! Там люди и здесь люди. Там дети и здесь дети! Тех больше. Но кто сказал, что они от этого лучше?!! И разве дано ему, Василию Авдееву, брать на себя роль господа бога, чтобы решать, кому даровать жизнь, а кому смерть?!
- Лейтенант!!! - взревел Авдеев, яростно прибавляя самую лаконичную из нецензурных словесных конструкций. - Ну спроси меня: "По какому каналу пускать воду?", и я отвечу тремя ракетами!
Но в этот момент все было кончено. Раздался протяжный гул и вместе с ним истошный вопль лейтенанта: "Плотина рушится! Нас сносит!" И в то же мгновение в сиянии луны взору представилась жуткая в своем чудовищном великолепии картина: огромные массы воды, словно липкое тесто, стали медленно падать с трехсотметровой высоты. Вихрем пронеслись в душе Авдеева дикий животный страх... и внезапное облегчение. Ну конечно - нет больше моральной пытки! Погибать, так всем! И не он, Василий, в этом повинен. Но это ощущение длилось какие-то тысячные доли секунды - его сменило глубокое отчаяние от того, что гибнут люди, и от того, что в такой ужасный момент что-то личное могло иметь хоть какое-то значение! А потом все эти чувства вытеснила всеобъемлющая злоба, захлестнула душу так, что в глазах аж побелело. И на фоне этой белой злобы возникло вдруг, очень крупно, лицо профессора.
- Испытание окончено. Все в порядке. Авдеев, проснитесь.
Стены канала, рушащаяся плотина, массы воды, грозовые тучи в небе, все это окончательно поблекло, растворилось.
- Авдеев, проснитесь. Испытание окончено, - повторил профессор.
Василий ничего не соображал. Сердце его тяжело стучало. Потом он внезапно вспомнил все. И чувство бесконечной досады охватило его. Провалился! Не прошел. Рухнули все мечты. Столько лет напряженной подготовки - и все даром! Он выбрался из-под колпака гипногенератора, встал, угрюмо буркнул: "Теперь, надо полагать, я свободен", - и двинулся было к выходу, но профессор удержал его:
- Погодите, погодите, Авдеев. Да подождите, говорят вам!
- А чего там ждать? - сказал Авдеев. - Все и так ясно. Провалился!
- Не торопитесь с выводами! - рассердился профессор. - Учтите, что комиссия вовсе не ставит своей целью нанесение испытуемым душевных травм, поэтому спешу уведомить вас, что предложенная вам задача вообще не имеет решения. Так сказать, задача типа "цугцванг".
- Благодарю, профессор. Не надо меня утешать.
- Послушайте, голубчик, я, кажется, никогда не давал вам оснований сомневаться в правдивости моих слов, - холодно заметил профессор.
- Извините, если я был груб, но моя неудача оказала на меня...
- Опять вы свое! Вы обязаны мне верить! Задача не имеет решения!
- Ну пусть так, - Авдеев пожал плечами. - Но насчет вашего утверждения, будто вы не наносите душевной травмы...
- И это учтено, мой друг. Вот примите одну таблетку и посидите минут пять-шесть с закрытыми глазами. - На столе перед Авдеевым появилась продолговатая коробочка с надписью "Амнезин".
- Очиститель памяти! - усмехнулся Авдеев. - Но по логике вещей такой препарат, вроде, надо бы принимать до...
- Нет, его принимают после.
- И как сильно оно отшибает память, это ваше зелье?
- Видите ли, - сказал профессор, - на воспоминания о реальных событиях этот препарат почти не воздействует. Но только что увиденное сновидение он стирает из памяти начисто. А ваш гипнотический сон, несмотря на то, что там у вас сохранялась свобода воли, все же относится к сновидениям. Кстати, таблетки весьма приятны на вкус.
- Простите, я вас не понял, что, есть такое предписание? - осведомился Авдеев.
- Нет, нет. По вашему желанию.
Василий задумался. Потом решительно заявил:
- Я предпочитаю отказаться. - Он внимательно посмотрел ни профессора. - Вы знаете, в этом ведь есть что-то унизительное. Пусть это не настоящая реальность, а, как принято говорить, иллюзорное бытие.
1 2 3
"Это конец... И он готов был пожертвовать собой! Господи, насколько лживы такие слова! - подумал Авдеев. - Да ведь никто никогда не готов. Все мы не готовы... Но она когда-то придет. Смерть. И все мы не готовы... Но надо! Надо, капитан Авдеев! Там люди. Много людей. Там дети!" Рука с ракетницей стала подниматься вверх.
- Папочка, купи мне слоненка живого, - явственно прозвучало в ушах.
"Сигнал, Базилио!" - приказал себе Авдеев.
Внезапно он вспомнил о тех двоих, что были с ним. Да, они солдаты, это их долг. Но ведь они не манекены. Надо сказать им.
- Ребята, - начал капитан Авдеев, - там наверху люди гибнут. Среди них дети, женщины, старики. И мы обязаны...
- Не надо!! - взвыл сержант, падая на колени.- Подожди! Выслушай меня, капитан! Я ведь соврал! Они идут сюда! Я их не предупредил!
- Ты врешь! Врешь, трус! - зарычал Авдеев.
- Не вру! Тогда врал, а сейчас не вру! Испугался я, понимаешь! Не добежал до них. Испугался, что разминусь с ними, что пропаду там один. Судите меня! Наказывайте!
Капитан Авдеев отставил в сторону рацию, положил на нее ракетницу и достал из кобуры пистолет.
- Судить тебя не будут, - сказал капитан. - Я сам сейчас тебя расстреляю. Ты все равно умрешь, Так умри же как мужчина. Будь хоть сейчас честным! Подумай хотя бы о детях! От тебя зависит их жизнь.
- Клянусь, не вру! Вот последней собакой буду! - плакал сержант. - Да они уже идут сюда! Да вот же они! Я их вижу!
Можно было бы предположить, что сержант от страха лишился рассудка, если бы в свете внезапно и явно нарочно выглянувшей из-за туч луны не показались фигурки движущихся по дну канала людей. Тень досады скользнула в сознании Авдеева: ведь он уже решился, поборол в себе страстное желание жить. Но разобраться в собственных чувствах он не успел. Рыжеволосый парнишка, угрюмо молчавший с того момента, как уронил рацию, вдруг заорал истерически: "Врет он! Врет!", потом с неожиданным проворством цапнул ракетницу и, прежде чем Авдеев успел схватить его, отскочил назад.
- Брось ракетницу, стрелять буду! - крикнул Авдеев.
- Стреляй! Стреляй! Я все равно дам сигнал! - Парень отступил, размахивая ракетницей.
"Прихлопнуть его? - быстро подумал Авдеев. - Ведь если он даст сигнал, он все равно погиб. Вместе со всеми!"
- Отставить! Слушай мою команду! - по-казарменному пропел капитан Авдеев. - На счет "три" дашь сигнал ракетой!.. Раз...
Солдатик остановился и неуверенно поднял ракетницу, Авдеев выстрелил навскидку. Ракетница полетела на камни. Три длинных прыжка, и Авдеев уже держал ракетницу в руках. Впрочем, рыжеволосый и не пытался больше ею овладеть, он просто держался за простреленную руку.
А фигурки людей приближались.
И тут рация надрывным стенанием лейтенанта напомнила Василию Авдееву о той поистине неразрешимой моральной дилемме, которую ставила перед ним судьба:
- Това-а-рищ капитан! Мы погибаем! Надо сбрасывать воду!
О ужас! Какой страшный выбор! И по какому принципу выбирать?! Там люди и здесь люди. Там дети и здесь дети! Тех больше. Но кто сказал, что они от этого лучше?!! И разве дано ему, Василию Авдееву, брать на себя роль господа бога, чтобы решать, кому даровать жизнь, а кому смерть?!
- Лейтенант!!! - взревел Авдеев, яростно прибавляя самую лаконичную из нецензурных словесных конструкций. - Ну спроси меня: "По какому каналу пускать воду?", и я отвечу тремя ракетами!
Но в этот момент все было кончено. Раздался протяжный гул и вместе с ним истошный вопль лейтенанта: "Плотина рушится! Нас сносит!" И в то же мгновение в сиянии луны взору представилась жуткая в своем чудовищном великолепии картина: огромные массы воды, словно липкое тесто, стали медленно падать с трехсотметровой высоты. Вихрем пронеслись в душе Авдеева дикий животный страх... и внезапное облегчение. Ну конечно - нет больше моральной пытки! Погибать, так всем! И не он, Василий, в этом повинен. Но это ощущение длилось какие-то тысячные доли секунды - его сменило глубокое отчаяние от того, что гибнут люди, и от того, что в такой ужасный момент что-то личное могло иметь хоть какое-то значение! А потом все эти чувства вытеснила всеобъемлющая злоба, захлестнула душу так, что в глазах аж побелело. И на фоне этой белой злобы возникло вдруг, очень крупно, лицо профессора.
- Испытание окончено. Все в порядке. Авдеев, проснитесь.
Стены канала, рушащаяся плотина, массы воды, грозовые тучи в небе, все это окончательно поблекло, растворилось.
- Авдеев, проснитесь. Испытание окончено, - повторил профессор.
Василий ничего не соображал. Сердце его тяжело стучало. Потом он внезапно вспомнил все. И чувство бесконечной досады охватило его. Провалился! Не прошел. Рухнули все мечты. Столько лет напряженной подготовки - и все даром! Он выбрался из-под колпака гипногенератора, встал, угрюмо буркнул: "Теперь, надо полагать, я свободен", - и двинулся было к выходу, но профессор удержал его:
- Погодите, погодите, Авдеев. Да подождите, говорят вам!
- А чего там ждать? - сказал Авдеев. - Все и так ясно. Провалился!
- Не торопитесь с выводами! - рассердился профессор. - Учтите, что комиссия вовсе не ставит своей целью нанесение испытуемым душевных травм, поэтому спешу уведомить вас, что предложенная вам задача вообще не имеет решения. Так сказать, задача типа "цугцванг".
- Благодарю, профессор. Не надо меня утешать.
- Послушайте, голубчик, я, кажется, никогда не давал вам оснований сомневаться в правдивости моих слов, - холодно заметил профессор.
- Извините, если я был груб, но моя неудача оказала на меня...
- Опять вы свое! Вы обязаны мне верить! Задача не имеет решения!
- Ну пусть так, - Авдеев пожал плечами. - Но насчет вашего утверждения, будто вы не наносите душевной травмы...
- И это учтено, мой друг. Вот примите одну таблетку и посидите минут пять-шесть с закрытыми глазами. - На столе перед Авдеевым появилась продолговатая коробочка с надписью "Амнезин".
- Очиститель памяти! - усмехнулся Авдеев. - Но по логике вещей такой препарат, вроде, надо бы принимать до...
- Нет, его принимают после.
- И как сильно оно отшибает память, это ваше зелье?
- Видите ли, - сказал профессор, - на воспоминания о реальных событиях этот препарат почти не воздействует. Но только что увиденное сновидение он стирает из памяти начисто. А ваш гипнотический сон, несмотря на то, что там у вас сохранялась свобода воли, все же относится к сновидениям. Кстати, таблетки весьма приятны на вкус.
- Простите, я вас не понял, что, есть такое предписание? - осведомился Авдеев.
- Нет, нет. По вашему желанию.
Василий задумался. Потом решительно заявил:
- Я предпочитаю отказаться. - Он внимательно посмотрел ни профессора. - Вы знаете, в этом ведь есть что-то унизительное. Пусть это не настоящая реальность, а, как принято говорить, иллюзорное бытие.
1 2 3