Рассказы китайских писателей 20 – 30-х годов – 7

OCR Busya
««Дождь». Рассказы китайских писателей 20 – 30-х годов»: Художественная литература; Москва; 1974
Аннотация
В сборник «Дождь» включены наиболее известные произведения прогрессивных китайских писателей 20 – 30-х годов ХХ века, когда в стране происходил бурный процесс становления новой литературы.
Е Шэн-Тао
А-фэн
Тетушка Ян, соседская служанка, по поручению хозяев отправлялась в город отвезти подарки и должна была вернуться только через два дня. Моя прислуга с завистью говорила: «Ну и повезло ей! Сколько интересного увидит в городе!» Услыхав это, я подумал: «Повезло не тетушке Ян, а скорее А-фэн, ее будущей невестке».
Короткую и ничем не примечательную историю двенадцатилетней А-фэн я узнал от самой тетушки Ян. Родилась А-фэн в семье рыбака. И с первых же дней появления на свет спала в лодке, где хранился дневной улов рыбы. Вскоре отец ее умер, и лодку пришлось обменять на гроб. Мать вышла замуж вторично. Отчим служил грузчиком на железной дороге. Возить с собой с места на место ребенка было трудно. Да и где взять средства на воспитание? И шестилетнюю А-фэн по совету односельчан отдали тетушке. Тетушка сразу смекнула, что рано или поздно все равно придется женить сына (сейчас ему уже исполнилось двадцать четыре года, вот и будет готовая невеста. Разве не выгодно? Так у А-фэн появилась новая мать.
Вместе с девочкой тетушка Ян нанялась к моим соседям. Она заставляла А-фэн таскать воду, бегать за покупками, нянчить пятилетнюю дочку хозяев. На здоровом, румяном личике А-фэн всегда играла веселая улыбка. Но стоило появиться тетушке, как улыбка тотчас исчезала. Зачем рисковать, если в любой момент тяжелая тетушкина рука может опуститься на голову А-фэн? Это девочка хорошо знала.
Тетушка постоянно ворчала и бранилась. Ну и доставалось же от нее А-фэн! Ест А-фэн медленно – тетушка ее попрекает: «Неживая ты, что ли? Или жевать разучилась? Ну-ка, пошевеливайся!» Побежит куда-нибудь девочка второпях, тетушка не преминет сказать: «Никак, за смертью гонишься!» Только ругалась тетушка не со зла, потому что всегда была мирно настроена. Поговорит и опять примется за работу, составляет счета, развлекая хозяина грубыми шутками, и по привычке бранится. Тетушка часто била А-фэн по голове своей тяжелой рукой. Била просто так, не сердясь.
Заплачет ли хозяйский ребенок, прольет ли А-фэн воду, возвращаясь от колодца с полным ведром – за все девочка получала шлепки. А уж когда тетушка причесывала А-фэн, орудуя в ее спутанных волосах деревянным гребнем, словно граблями, девочка едва сдерживала слезы. Зато стоило тетушке отвернуться, как румяное личико А-фэн озаряла улыбка. Брань и побои стали для А-фэн такими же привычными, как сон и еда. Один случай, правда, я до сих пор не могу забыть. Как-то после обеда тетушка чистила эмалированную кастрюлю. Вдруг кастрюля выскользнула у нее из рук. Тетушка подняла ее и, трепеща от страха, тщательно осмотрела со всех сторон, приговаривая для собственного успокоения: «Ничего ей не сделалось!»
А-фэн в это время стирала. И вот она, не привыкшая размышлять, подумала о справедливости. Не прерывая работы, она тихо сказала:
– Если бы я уронила, вы побили бы меня.
Даже шепота было достаточно, чтобы привести в движение руку тетушки.
– Вот тебе! Вот тебе!
А-фэн изо всех сил стиснула зубы, зажмурилась, из глаз хлынули слезы. Она мужественно и стойко снесла побои. Мокрой рукой гладила там, где было больно, с волос на лицо стекали капли воды, смешиваясь со слезами, но в голос плакать она не омела. Я в это время сидел на стуле, возле меня стоял мой трехлетний сынишка, глядя своими широко раскрытыми живыми глазенками, как тетушка колотит А-фэн. Его личико выражало испуг, напряжение, желание бежать прочь. Он отвернулся, положил ручонки мне на колени, обиженно выпятил губку.
– Вот тебе!.. Вот тебе!..
Сынишка болезненно реагировал на каждый удар и в конце концов расплакался, уткнувшись мне в колени. «Вот как сочувствуют друг другу люди», – подумал я. Немного погодя А-фэн отправилась сушить белье, а тетушка Ян, смеясь, сказала:
– Стоит ли из-за этого плакать, сынок?
Вернувшись, А-фэн занялась хозяйской девочкой и, заметив, что тетушки Ян поблизости нет, весело запела песенку про зеленую лягушку-квакушку, любимую песенку школьников.
На первый взгляд тетушка Ян могла показаться странной. Отчего же она стала такой? Кое-что я знал из ее же рассказов.
Сын ее, будущий муж А-фэн, обучился плотничьему ремеслу, но рубанку и топору предпочел игру в кости и вино. Однажды он проигрался, но платить было нечем. Затеял драку и попал в полицию. Откупиться он, разумеется, не мог, его избили. Как тетушка Ян ни сердилась, как ни тревожилась, – сделать ничего не могла. Пришлось выручать сына. И она отнесла в полицию с таким трудом накопленные скудные сбережения. Сын долго не мог оправиться, хворал, мать выходила его. К ее просьбам не играть больше и усердно трудиться сын оставался глух. Не прошло и трех дней, как ей сообщили, что он в игорном доме. Мать побежала за ним, привела домой, стала рыдать… Такие случаи без конца повторялись. Но злость тетушки Ян тотчас проходила, стоило ей увидеть сына, и вместо того, чтобы его бранить, она частенько давала ему денег. Быть может, горе и сделало тетушку несколько странной. Кто знает?
Два дня, пока тетушка ездила в город, ее работу выполняла А-фэн. Работа у девочки спорилась, не то что при будущей свекрови, когда все валилось из рук. А-фэн работала с радостью, труд приносил ей истинное наслаждение. В первый день девочка уже к трем часам выполнила всю работу, осталось только приготовить ужин. Она взяла на руки хозяйскую дочку и стала напевать колыбельную песню. Путала слова, мелодию, но нежный голосок, то замиравший, то снова набиравший силу, придавал пению своеобразную прелесть. Малышка тихонько смеялась и просила А-фэн петь еще и еще. А-фэн по-матерински легонько шлепнула ее и запела еще громче, как расшалившаяся школьница.
Никогда еще не пела А-фэн с таким упоением. Она всегда пела тихонько, если даже тетушка Ян была далеко, боялась, что та услышит ее и побьет. Но сегодня А-фэн испытывала какую-то особую радость, почти восторг. Она пела и смеялась, и этот смех, безудержный, искренний, в конце концов восторжествовал над мелодией. Брань, побои, тяжелая работа, тетушка Ян – все ушло сейчас куда-то далеко-далеко. А-фэн лишь ощущала радость жизни, вечной и свободной. Она смеялась, смеялась от души, отогнав прочь заботы, и смех ее был лучше всякой песни.
У ног А-фэн примостился белый котенок. Он то и дело норовил схватить своими коготками край ее передника, но А-фэн поднимала его все выше и выше. Котенок встал на задние лапки, свалился, снова подпрыгнул.
1 2