Рассказы китайских писателей 20 – 30-х годов – 21

OCR Busya
««Дождь». Рассказы китайских писателей 20 – 30-х годов»: Художественная литература; Москва; 1974
Аннотация
В сборник «Дождь» включены наиболее известные произведения прогрессивных китайских писателей 20 – 30-х годов ХХ века, когда в стране происходил бурный процесс становления новой литературы.
Юй Да-фу
Фаталист
Учитель начальной школы номер семнадцать города Н. господин Ли Дэ-цзюнь был не в духе. Уныло вышел он из дому и побрел в школу. За завтраком жена подала ему похлебку прямо с огня, такую горячую, что он до волдырей обжег себе язык. А ведь известно, «счастье не ходит вдвоем, беда не приходит одна». Ли Дэ-цзюнь уважительно относился к философии рока.
Когда он вышел из своего переулка и повернул к реке, на берегу с раскидистого дерева сорвалась ворона и зловеще закаркала. Это окончательно вывело его из равновесия. Он проводил ворону сердитым взглядом. А тут еще лучи солнца, выглянувшего из-за крыши дома, ударили ему прямо в лицо. В глазах господина. Ли завертелись радужные круги, шаги спутались, и он упал, зацепившись дырявым ботинком за камень, лежавший у обочины дороги.
– Тьфу, пропасть! Вот уж верно, что беда не приходит одна! – выплевывая набившуюся в рот землю, в сердцах воскликнул господин Ли.
Он хотел было повернуть домой и задать хорошую взбучку жене, бывшей школьной учительнице, которая, произведя на свет шестерых детей, выглядела в двадцать шесть лет шестидесятилетней старухой. Нет, надо спешить, в половине девятого начинается урок. «Цзинь-цзинь-цзинь» – весело и беззаботно прозвенел первый звонок, словно подтрунивая над незадачами господина Ли Дэ-цзюня.
Впопыхах он вбежал в учительскую, стянул с головы старую, заношенную шапку, и от обнажившейся лысины поднялся пар, как от горячих пампушек; еще рывок, два-три прыжка – и он уже в классе, а пар на гладкой поверхности лысины тем временем сгустился в капельки пота.
– Уважаемые ученики… э-хэ-хэ, уважаемые ученики… сегодня мы прочтем… рассказ о птице…
Едва он объявил тему урока, как со второй парты поднял руку один из его питомцев, отъявленный озорник:
– Господин Ли! Позвольте выйти!
Господин Ли возмущенно отбросил в сторону книгу и сделал большие глаза.
– Урок только начался, а ты уже просишься выйти, – повысил он голос.
Но мальчик упорно тянул:
– Господин учитель, мне надо выйти!
После некоторой паузы Ли Дэ-цзюнь скрепя сердце отпустил его.
В полдень, после трехчасовых занятий, когда у него язык отнялся от усталости, он с пухлой пачкой тетрадей в руках, понурившись, отправился домой обедать. А там в это самое время пятый его наследник оскандалился, испачкав штанишки, жена занялась им, и обед, разумеется, запаздывал.
Господин Ли нехотя принялся на пустой желудок просматривать ученические работы – одну, две, три… вот наконец и последняя. Он воодушевился, достал белый лист бумаги и предался вдохновению:
«Я – Ли Дэ-цзюнь, уроженец Лупси. Составил свое жизнеописание и рассказал о самом себе. В годы юности учился. Говорили, что по способностям не имел себе равных, а в старости унижен людьми. Почему удача изменила мне? Почему жалованья не хватает на пропитание жены и детей?… Хотя и говорят, что каждый сам кузнец своего счастья, разве наша судьба не зависит от воли Неба?! Взгляните! Легкомысленные и никчемные люди купаются в роскоши, живут трутнями, судьба вознесла их высоко, их имена ставятся в пример. Тебе же не остается ничего другого, как составлять свое жизнеописание. Кто ты? Безвестный учитель! У тебя в жизни малый успех сменяется горькой неудачей, векселя просрочены, на пустое брюхо ты служишь обществу, угрюмо коротаешь свой век. И если тебе задержат жалованье хоть на десять дней, то – о, горе! – твои останки придется искать в лавке, торгующей сушеной рыбой. И во всем повинна судьба».
Закончив трактат фаталиста, господин Ли взялся перечитывать его, думая при этом о жалованье, которое ему задержали не на десять дней, а па два месяца, о квартирной плате в четыре с половиной юаня, которую он, хоть лопни, должен внести завтра. И тут ему сделалось совсем скверно, будто скрутили его веревками и душат. Он не стал больше править свое сочинение.
– Обедать, пора обедать! – закричал он. – Ах! Еще не готов?… Ты… ты как сонная муха, все у тебя из рук валится, утром за завтраком подала похлебку прямо с огня, теперь – обед никак не приготовишь!
Так бывало всегда: он готов был сгоряча ударить ее, но в глубине души сознавал, что она тоже несчастна, жена бедного учителя, который к тому же вдвое старше ее. А как ей тяжело живется! В доме восемь человек, но нищета не позволяет нанять прислугу. Что же, надо терпеть! Гнев его утих, и он с видом благородного негодования ушел из дому. Случались, правда, в семье и крупные ссоры, когда на каждое его слово жена отвечала двумя-тремя, так что господин Ли Дэ-цзюнь в конце концов умолкал и сдавался. Столь же незавидным было его положение в школе, где даже молодые коллеги и мелкие канцеляристы ни во что его не ставили. От их непочтительности в сердце господина Ли закипал гнев, как вода в чайнике. Но тут обычно у пего начинался приступ кашля, и гнев стихал.
Уже двадцать лет трудился он в начальной школе; на его глазах ловкие коллеги и ученики один за другим пролезали в свет, добивались богатства и почестей, а он еле-еле сводил концы с концами. К счастью, полученный лег двадцать назад, а то и больше диплом об окончании педагогических курсов выручал его каждый раз, когда в школу приходил новый директор, и за ним сохраняли место с жалованьем в тридцать восемь юаней шесть цзяо. В противном случае даже на горячую похлебку, которой он обжегся сегодня утром, ему пришлось бы просить милостыню.
Сердитый оттого, что обед еще не готов и он опять может опоздать на уроки, Ли задумался над тем, как, в сущности, мало веселого выпало на его долю. Шестнадцати лет он пошел учиться па курсы – вот первая радость в его жизни, десять с лишним лет тому назад была свадьба – еще одно радостное событие. Но потом, сколько господин Ли ни напрягал память, больше ничего отрадного он не мот припомнить. Теперь он состарился, па лице, лишенном растительности, пролегли морщины. Будто о ею жизни сказал Конфуций: «В сорок – пятьдесят лет не обрел имени». Он и раньше не мог похвастаться высоким ростом, осанкой, а в последнее время совсем сгорбился и похудел. Штатский френч из грубой материи, который он носил уже лет восемь, висел на нем, как парус на мачте в безветренный день. А поглядишь в зеркало, увидишь желтое, похожее на старушечье лицо. Зубы выпали, скулы торчат, вместо щек – темные впадины. Молодость если и оставила на его лице свои следы, то разве в красоте выразительных глаз, смотревших из-под густых бровей;
1 2 3