Поэтому они предполагали, что в ближайшее время Он перенесет Свою деятельность в столицу Израиля. А когда Иисус направился туда на Пасху, ученикам казалось, что от этого путешествия следует ждать многого, что настает день, когда Царство Божие будет “взято силой”.
Иерусалим был в те годы накален до предела. Действия Пилата, военного человека, не желавшего считаться с местными обычаями, вызывали у всех гнев и возмущение. Свое правление он начал с того, что распорядился ночью внести в Иерусалим щиты с портретами Тиберия. Это лишний раз напомнило народу о римском иге и выглядело как оскорбление Моисеева Закона (Декалог запрещал портретные изображения). Приказ Пилата поставил столицу на грань мятежа. Огромная толпа иерусалимлян двинулась в его резиденцию Кесарию с требованием убрать щиты. Прокуратор отказался, и несколько дней народ сидел перед дворцом, не трогаясь с места. Тогда Пилат велел собрать людей на стадионе и заявил, что перебьет всех, кто не покорится его воле. Но и после того, как вокруг них сомкнулось кольцо вооруженных солдат, они повторили, что лучше погибнут, чем отступят. В конце концов наместнику пришлось сдаться. Но с тех пор он пользовался любым поводом, чтобы мстить иудеям. Его необузданная жестокость, алчность и самодурство стали известны повсюду. Даже тетрарх Антипа, друг римлян, невзлюбил его. Инциденты, вызванные беззакониями прокуратора, не раз кончались массовой резней. Однако заступничество императорского временщика Сеяна долго оставляло Пилата безнаказанным.
Каждый Пасху правитель ждал восстания и поэтому на праздники старался приезжать в Иерусалим, где мог лично следить за порядком. Опасения Пилата были вполне основательными. Он располагал небольшим войском в три тысячи человек. А зелоты и их сторонники ждали только вождя, который поднял бы народ против римлян.
По-видимому, ученики Иисуса втайне хотели, чтобы именно Он стал этим вождем. Однако их ожидания не сбылись. Учитель, казалось, полностью игнорировал проблему чужеземного владычества. Его тревожило не политическое, а духовное состояние народа. Все поняли это, когда Иисус появился на площади, окружавшей Дом Божий.
Храм был религиозным центром всех иудеев. Опоясанный зубчатыми стенами, украшенный колоннами и золотым гребнем, высился он на горе Мория как знак пребывания Бога в сердце Израиля, как заветная цель миллионов паломников Палестины и диаспоры.
Город жил Храмом. Служители алтаря, продавцы жертвенных животных, содержатели гостиниц собирали в дни праздника богатую дань. Саддукеев, в чьих руках находилось святилище, мало тревожило, что культ превращался порой в коммерческое предприятие. Архиереи заключили молчаливое соглашение с торговцами, которые расставляли под навесами у Храма скамьи с товарами, столы для размена денег, приводили скот. Все давно уже привыкли к тому, что базарный шум не стихает в святом месте.
Но вот в воротах появляется Иисус Назарянин, окруженный группой последователей. Новый Учитель сразу же приводит всех в замешательство. Свив из веревок бич, Он гонит за ограду овец и волов; Он властно требует покончить с бесчинством вблизи святыни: “Не превращайте Дома Отца Моего в дом торговли!..”
Возразить Ему нечего. Уже и прежде благочестивые люди сетовали на непорядки в Храме. Однако иерархию задело, что этот никому не известный Галилеянин распоряжается в их вотчине как господин, да еще претендует на особую близость к Богу, называя Его Своим Отцом.
— Какое знамение можешь Ты дать нам, что властен так поступать? — спросили они Иисуса.
— Разрушьте Дом этот, и Я в три дня воздвигну его, — был ответ.
Слова Иисуса показались насмешкой.
— В сорок шесть лет был построен Храм этот, — возразили Ему, — а Ты в три дня воздвигнешь его?
Не могли разгадать сказанного и сами ученики. От них еще был скрыт невидимый Храм, который вознесется над миром в те три дня, что пройдут от Креста до Воскресения.
А как отнеслись к Иисусу фарисеи — эти столпы традиционного благочестия?
Мы уже могли убедиться, что их взгляды не были диаметрально противоположны учению Христа и что Он одобрял главные положения их веры. Кроме того, нравственные понятия многих фарисеев отличались возвышенным характером и были близки к Евангелию. Достаточно привести хотя бы некоторые изречения раввинов, вошедшие в Талмуд, чтобы убедиться в этом: “люби мир и водворяй его повсюду”; “кто подает милостыню тайно, тот выше самого Моисея”; “лучше краткая молитва с благоговением, чем длинная без усердия”; “не будь скор на гнев”; “подражайте свойствам Божиим: как Он милосерд, так и вы будьте милосердны”; “ханжей следует обличать, ибо они оскорбляют имя Божие”. Когда читаешь эти строки, становятся понятными слова Христа о фарисеях: “Что они скажут вам, — исполняйте и храните”. Евангельское “восполнение” Закона не уничтожало старого; по словам Христовым, “всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину дома, который выносит из сокровища своего старое и новое”. Беседуя с одним богословом, Иисус сказал, что тот “недалек от Царства Божия”.
Почему же в таком случае между Ним и фарисеями возник конфликт?
Важнейшей его причиной было понимание благочестия, которое господствовало среди фарисеев. Их “верность Закону” являлась не только целой философией жизни, но и подробным ее планом, продуманным до последних деталей. Цель этого плана — освятить каждую сторону повседневности, во всем исполняя волю Божию, — Христос не отрицал и не мог отрицать. Но в способах ее достижения, получивших признание у книжников, крылась опасность окостенения религии. Мало того, что любым правилам “старцев” приписывали без разбора божественный авторитет, регламент поглощал все внимание людей, выхолащивая подчас основное содержание веры.
Мысль, будто есть некий “список дел”, выполнив которые можно стяжать абсолютную праведность, не давала законникам покоя. Они соревновались друг с другом в стремлении пунктуально соблюсти все обычаи, освященные веками. И, как часто бывало в истории религий, набожность превращалась в мрачный гротеск.
Некоторых фарисеев народ прозвал шикми, “крепкоплечими”, за то что они вечно ходили согбенными, показывая, какую огромную тяжесть душеспасительных подвигов им приходится нести. Приходя в Храм, Иисус мог видеть, как через площадь пробирались фарисеи, то и дело натыкавшиеся на встречных. Они боялись поднять глаза, чтобы не взглянуть случайно на женщину. Их шутливо называли хицай, “не-разбей-лба”.
Естественно, что таких людей свобода Христова должна была раздражать и пугать; они видели в ней соблазн и угрозу для добрых нравов. В ту эпоху, по замечанию одного еврейского историка, фарисеи-шаммаиты настойчиво проповедовали бегство от мира и аскетизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Иерусалим был в те годы накален до предела. Действия Пилата, военного человека, не желавшего считаться с местными обычаями, вызывали у всех гнев и возмущение. Свое правление он начал с того, что распорядился ночью внести в Иерусалим щиты с портретами Тиберия. Это лишний раз напомнило народу о римском иге и выглядело как оскорбление Моисеева Закона (Декалог запрещал портретные изображения). Приказ Пилата поставил столицу на грань мятежа. Огромная толпа иерусалимлян двинулась в его резиденцию Кесарию с требованием убрать щиты. Прокуратор отказался, и несколько дней народ сидел перед дворцом, не трогаясь с места. Тогда Пилат велел собрать людей на стадионе и заявил, что перебьет всех, кто не покорится его воле. Но и после того, как вокруг них сомкнулось кольцо вооруженных солдат, они повторили, что лучше погибнут, чем отступят. В конце концов наместнику пришлось сдаться. Но с тех пор он пользовался любым поводом, чтобы мстить иудеям. Его необузданная жестокость, алчность и самодурство стали известны повсюду. Даже тетрарх Антипа, друг римлян, невзлюбил его. Инциденты, вызванные беззакониями прокуратора, не раз кончались массовой резней. Однако заступничество императорского временщика Сеяна долго оставляло Пилата безнаказанным.
Каждый Пасху правитель ждал восстания и поэтому на праздники старался приезжать в Иерусалим, где мог лично следить за порядком. Опасения Пилата были вполне основательными. Он располагал небольшим войском в три тысячи человек. А зелоты и их сторонники ждали только вождя, который поднял бы народ против римлян.
По-видимому, ученики Иисуса втайне хотели, чтобы именно Он стал этим вождем. Однако их ожидания не сбылись. Учитель, казалось, полностью игнорировал проблему чужеземного владычества. Его тревожило не политическое, а духовное состояние народа. Все поняли это, когда Иисус появился на площади, окружавшей Дом Божий.
Храм был религиозным центром всех иудеев. Опоясанный зубчатыми стенами, украшенный колоннами и золотым гребнем, высился он на горе Мория как знак пребывания Бога в сердце Израиля, как заветная цель миллионов паломников Палестины и диаспоры.
Город жил Храмом. Служители алтаря, продавцы жертвенных животных, содержатели гостиниц собирали в дни праздника богатую дань. Саддукеев, в чьих руках находилось святилище, мало тревожило, что культ превращался порой в коммерческое предприятие. Архиереи заключили молчаливое соглашение с торговцами, которые расставляли под навесами у Храма скамьи с товарами, столы для размена денег, приводили скот. Все давно уже привыкли к тому, что базарный шум не стихает в святом месте.
Но вот в воротах появляется Иисус Назарянин, окруженный группой последователей. Новый Учитель сразу же приводит всех в замешательство. Свив из веревок бич, Он гонит за ограду овец и волов; Он властно требует покончить с бесчинством вблизи святыни: “Не превращайте Дома Отца Моего в дом торговли!..”
Возразить Ему нечего. Уже и прежде благочестивые люди сетовали на непорядки в Храме. Однако иерархию задело, что этот никому не известный Галилеянин распоряжается в их вотчине как господин, да еще претендует на особую близость к Богу, называя Его Своим Отцом.
— Какое знамение можешь Ты дать нам, что властен так поступать? — спросили они Иисуса.
— Разрушьте Дом этот, и Я в три дня воздвигну его, — был ответ.
Слова Иисуса показались насмешкой.
— В сорок шесть лет был построен Храм этот, — возразили Ему, — а Ты в три дня воздвигнешь его?
Не могли разгадать сказанного и сами ученики. От них еще был скрыт невидимый Храм, который вознесется над миром в те три дня, что пройдут от Креста до Воскресения.
А как отнеслись к Иисусу фарисеи — эти столпы традиционного благочестия?
Мы уже могли убедиться, что их взгляды не были диаметрально противоположны учению Христа и что Он одобрял главные положения их веры. Кроме того, нравственные понятия многих фарисеев отличались возвышенным характером и были близки к Евангелию. Достаточно привести хотя бы некоторые изречения раввинов, вошедшие в Талмуд, чтобы убедиться в этом: “люби мир и водворяй его повсюду”; “кто подает милостыню тайно, тот выше самого Моисея”; “лучше краткая молитва с благоговением, чем длинная без усердия”; “не будь скор на гнев”; “подражайте свойствам Божиим: как Он милосерд, так и вы будьте милосердны”; “ханжей следует обличать, ибо они оскорбляют имя Божие”. Когда читаешь эти строки, становятся понятными слова Христа о фарисеях: “Что они скажут вам, — исполняйте и храните”. Евангельское “восполнение” Закона не уничтожало старого; по словам Христовым, “всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину дома, который выносит из сокровища своего старое и новое”. Беседуя с одним богословом, Иисус сказал, что тот “недалек от Царства Божия”.
Почему же в таком случае между Ним и фарисеями возник конфликт?
Важнейшей его причиной было понимание благочестия, которое господствовало среди фарисеев. Их “верность Закону” являлась не только целой философией жизни, но и подробным ее планом, продуманным до последних деталей. Цель этого плана — освятить каждую сторону повседневности, во всем исполняя волю Божию, — Христос не отрицал и не мог отрицать. Но в способах ее достижения, получивших признание у книжников, крылась опасность окостенения религии. Мало того, что любым правилам “старцев” приписывали без разбора божественный авторитет, регламент поглощал все внимание людей, выхолащивая подчас основное содержание веры.
Мысль, будто есть некий “список дел”, выполнив которые можно стяжать абсолютную праведность, не давала законникам покоя. Они соревновались друг с другом в стремлении пунктуально соблюсти все обычаи, освященные веками. И, как часто бывало в истории религий, набожность превращалась в мрачный гротеск.
Некоторых фарисеев народ прозвал шикми, “крепкоплечими”, за то что они вечно ходили согбенными, показывая, какую огромную тяжесть душеспасительных подвигов им приходится нести. Приходя в Храм, Иисус мог видеть, как через площадь пробирались фарисеи, то и дело натыкавшиеся на встречных. Они боялись поднять глаза, чтобы не взглянуть случайно на женщину. Их шутливо называли хицай, “не-разбей-лба”.
Естественно, что таких людей свобода Христова должна была раздражать и пугать; они видели в ней соблазн и угрозу для добрых нравов. В ту эпоху, по замечанию одного еврейского историка, фарисеи-шаммаиты настойчиво проповедовали бегство от мира и аскетизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103