Синезий, считая, что мягкость правителя может повлечь за собой весьма серьезные и даже гибельные последствия для христианства, ответил, что нужно создать на суде положение, которое побудит Перегринуса принять решительные меры. Эти меры, с одной стороны, устрашат слабых, но в то же время у сильных духом они вызовут негодование, взрывы протеста, а это может повлечь за собой переворот в общем настроении.
Христиане, конечно, этого не могли предвидеть, но прием, который встретил правителя Перегринуса во дворце после суда, до некоторой степени способствовал осуществлению плана епископа Синезия.
Дворец, как и город, был разделен на два лагеря.
Дочь правителя, возмущенная арестом Евтихии, настаивала на ее немедленном освобождении. Не будучи сама христианкой, она питала к христианам сочувствие. Сожалея в душе об излишнем усердии своей полиции, Перегринус колебался, не решаясь на меру, которая свидетельствовала бы о его слабости.
Гортензия уже обвиняла его в ней. Она нашла себе верную союзницу в лице Евтропии: брошенная любовница Феоктина боялась мягкости правителя, благодаря которой Миррина могла уйти из ловушки. Ордула уже успела сообщить ей, что Миррина попалась в ловушку. Но Евтропии было мало, что Миррина заключена в тюрьму: она жаждала, чтобы Миррина вышла из темницы лишь для понесения самого тяжкого наказания, которое одно удовлетворило бы ее жажду мести. Эти причины, в которых она не могла признаться, естественно, отдалили ее от Фульвии.
Так как правитель упорствовал и поздравлял себя с успехом, который он всецело приписывал своей осмотрительности, Гортензия уговорила Евтропию попытаться воздействовать на мужа. В качестве секретаря Веллеий мог приготовить к следующему дню дела самых убежденных и ревностных христиан, которые своим упорством побудят правителя принять решительные меры.
О Перегринусе сложилось мнение, что в нем больше хитрости, чем мужества. Правда, он был сильно озабочен своей карьерой, но еще больше его беспокоила мысль о личной безопасности. Можно было предвидеть, что, испытав на себе негодование и злобу сектантов, он перестанет думать о будущем и сделает все, чтобы освободить империю от этой секты путем принудительного отречения, уничтожения церквей и казней…
* * *
Численность христиан, замешанных в этом процессе, волнение, охватившее в связи с ним весь город, побудили Веллеия мобилизовать себе в помощь несколько регулярных когорт, расквартированных в городе, так как стражи оказалось мало. Отряд германцев, наемников империи, повел на следующее утро на агору Онисима, Евтихию, Миррину и около пятидесяти человек христиан, подвергшихся предварительному заключению. Феоктин, Сефисодор, Филомор и Клеофон следовали за ними, готовые выступить с протестом против очевидного недоразумения, ни минуты не сомневаясь в том, что оно сейчас будет выяснено. Они даже указывали на Миррину, заранее стараясь возбудить симпатии к ней:
– Она вовсе не христианка! Разве вы не узнаете ее? Это одна из рабынь Афродиты!
Но прохожие молча пожимали плечами. Некоторые из них стали бросать в христиан камнями и старались метить именно в эту женщину по той только причине, что им на нее указали. Дело в том, что накануне, благодаря мягкости правителя, народ был обманут в своих ожиданиях; он не мог простить Перегринусу зрелища лишенного интереса и остроты, без привкуса крови. Точно сговорившись, все твердили, что боги их преданы.
Люди богатые или аристократического происхождения, даже язычники, заперлись в своих домах. Разделяя сомнения Перегринуса относительно будущего, они не желали компрометировать себя. Однако несколько человек все-таки направлялись к агоре. Среди них Феоктин узнал Аристодема. Он на ходу, с озабоченным видом, старался рассмотреть арестованных. Увидя Феоктина, он шепотом сказал ему:
– Говорят, будто Агапий… знаешь, тот самый, у которого мы недавно ужинали… арестован за сокрытие вина и пшеницы. Ты слыхал?
– Нет… А тебе-то что?
Аристодем недоверчиво покосился на него и отошел, ничего не ответив.
Феоктин старался не потерять из виду свою возлюбленную. Время от времени и она пыталась взглянуть на него из-за цепи легионеров. Она то и дело поднимала край туники, чтобы защитить себя от камней, и тогда обнажалась ее грудь, которая трепетала… от любви или от страха, неизвестно.
Верный той системе, которая накануне оказалась столь успешной, Перегринус намеревался покончить с обвиняемыми, находившимися на свободе, прежде чем начать допрос арестованных: он думал, что это пройдет так же удачно, как накануне.
Случай, впрочем при участии Веллеия, решил иначе.
В Коринфе существовала довольно большая группа христиан-донатистов, выходцев из Нумидии. Для этих фанатиков, как и для остальных христиан, мученическая кончина была, как они ее называли, «кровавым крещением», которое должно было навеки соединить их с распятым в лучезарном ореоле. Все их помыслы были сосредоточены на мученичестве, они были одержимы этой мыслью.
Теперь, перед лицом Перегринуса, они дрожали от нетерпения. Может быть, этому способствовала еще и вековая вражда, которую эти африканцы питали к Риму. Переглядываясь между собой, они пересмеивались:
– Империя! С какой стати нам навязывают законы империи? Мы признаем только одного императора – Христа!
На милостивые вопросы Перегринуса они отвечали криками и руганью:
– Мы христиане! Мы христиане! Пытай нас! Дай нам умереть! Мы христиане!
Онисим, «старейшие» и остальные христиане смотрели на них с отвращением. Епископ обратился к Перегринусу:
– Господин, они вовсе не христиане! Они лгут. Мы отказываемся от них.
– Но они сами это утверждают, – заметил с удивлением Перегринус. – Какому же богу они в таком случае поклоняются?
– Тому же самому, что и мы. И вера их та же. Но они почитают недостойного епископа, который отдал полиции священные сосуды и книги. За это преступление он был объявлен изменником. Все священники, рукоположенные им, неправильно посвящены в сан, и повинующиеся им не должны считаться христианами.
Это было начало раскола в христианстве, то могучее движение, в которое впоследствии были вовлечены все верующие, движение, способствовавшее возникновению многочисленных ересей. Так бывает со всеми великими идеями, увидавшими свет: они получают множество толкований. И совершенно естественно, что главари христианской церкви стремились к объединению своей паствы.
Перегринус сейчас же решил использовать это несогласие. Позже император Юлиан придерживался той же политики.
– Божественный император, – сказал он, – в своих требованиях и предписаниях имеет в виду только настоящих христиан. Но если они не настоящие… Отпустить их на свободу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27