В нескольких шагах перед собой он видел ссутулившуюся фигуру вулканца, медленно бредущего вперед. Маккою удалось остановить ему наружное кровотечение, и приостановить внутреннее, но он знал, что Спок испытывает сильную боль, хотел он это признавать или нет. Но Спок продолжал идти вперед, не произнеся ни слова за последние три часа.
В самом начале их перехода нога Маккоя причиняла ему много страданий, и Спок настоял на мелдинге, что позволило ему сначала немного облегчить боль Маккоя, и, в конечном счете, почти что свести ее на нет. Маккой был признателен ему за то, что Спок готов был взять на себя его боль вместе со своей собственной, и теперь чувствовал некоторые угрызения совести из-за того, как он изводил Спока раньше. Спок заявил, что истинной причиной, по которой он осуществил мелдинг, являлось то, что в противном случае скорость передвижения Маккоя сильно бы их задерживала, но у доктора было такое чувство, что Спок просто хотел ему помочь, так, что, если бы ему, Маккою, пришлось умереть в этом суровом месте, он бы умер мирно и настолько спокойно, насколько позволяли обстоятельства. Это наполнило его сердце непривычно теплым чувством, хотя признаваться в этом он не собирался.
В третий раз за последние полчаса Маккой спросил Спока, не могли бы они остановиться передохнуть на минуту.
– Отрицательно, доктор, – ответил Спок, не отрывая взгляда от лежащей перед ними равнины. – Это было бы самоубийственным поступком. При остановке, соблазн остаться на месте может оказаться слишком велик. Кроме того, чем скорее мы достигнем поселения, тем скорее мы будем в безопасности.
– Но, согласно вашим подсчетам, «Энтерпрайз» к этому времени давно уже ушел с орбиты, – заспорил Маккой.
– Это так. Однако, у нас больше шансов выжить в поселении, чем здесь.
Маккой некоторое время молчал. Потом он заговорил снова, спокойным и даже небрежным тоном:
– Спок, похоже, у нас есть время. Так что, почему бы вам не рассказать немного о себе?
– Это, к примеру, о чем, доктор? – бесстрастно сказал Спок.
– Ну, скажем, о настоящей причине, по которой вы отказываетесь признавать свою человеческую половину.
– Мы уже это обсуждали, доктор. Бессчетное число раз, как мне припоминается, – в голосе Спока послышалось едва заметное раздражение.
– Ну, сделай мне приятное, Спок.
Спок приподнял бровь, но ничего не сказал.
Они шли еще в течение часа, – молча, не считая нескольких попыток Маккоя снова поднять вопрос об отдыхе. Спок, наконец, уступил, – больше для того, чтобы Маккой замолчал, чем чтобы дать ногам отдых.
Вскрыв один из пяти оставшихся пакетов с пищевыми пайками, Спок разделил содержимое с Маккоем.
– Могли бы положить туда что-нибудь повкуснее, как ты думаешь? – проворчал Маккой, разделываясь с пищей.
– Тогда на случай аварии ничего бы не осталось, – заявил Спок, оставив Маккоя сомневаться, была ли это попытка пошутить со стороны вулканца, или нет.
– Вы ничего не ответили на тот мой вопрос, – сказал ему Маккой, указав рукой в направлении, откуда они пришли сюда.
– Я не хотел, – сказал Спок.
– Почему?
– Потому что это неминуемо привело бы к тому же самому результату, которым оканчивались все предыдущие споры, которые мы имели по этому самому поводу.
– Ну, может, на этот раз вы смогли бы быть правдивым, обсуждая этот самый повод.
– Я говорил правду и прежде.
– Вы признаете, что вы испытываете эмоции? – спросил Маккой.
Спок немного помолчал. Когда он заговорил, голос его был совершенно спокоен:
– Доктор, я вулканец.
– Вы наполовину человек, мистер Спок. Об этом факте вы постоянно забываете, или же не хотите признать его.
Маккой позволил себе озорную улыбку, затем, чувствуя удовлетворение оттого, что мог сейчас без помех развязать старый спор, который Джим Кирк частенько обрывал, сказал:
– Может статься, Спок, вы в конце концов не так уж и отличаетесь от этих раагзиин. Вы не хотите примириться с тем, какой вы есть. А, раз у вас это засело в голове, очевидно, что вы вполне человек, поскольку, согласно вашему же убеждению, нежелание примириться с тем, что есть, – это наша, нелогичная, человеческая черта.
– Да, в моей наследственности есть человеческая составляющая, поскольку моя мать – землянка, но я вырос на Вулкане и, следовательно, я – вулканец, – сказал Спок, защищаясь.
– Но даже у вулканцев есть эмоции, – заявил Маккой.
Спок решил подойти к проблеме с другой стороны.
– Что вы имеете против логики, доктор? Вы, похоже, редко ею пользуетесь.
Маккой уклонился от ответа на этот вопрос, предложив выступать в путь. В начале их перехода он хотел ввести Споку обезболивающее, но получил отказ.
– Вулканцы могут контролировать боль, не прибегая к помощи медикаментов, благодарю вас, доктор, – сказал тогда Спок и тронулся в путь.
Но Маккой не переставал беспокоиться об ухудшении состояния первого офицера. Они оба потеряли много крови, как от наружных ран, так и от внутренних повреждений. Маккой чувствовал сильную слабость и бездумно брел следом за Споком. Но он знал, что кровопотеря Спока еще больше, и это знание не успокаивало. Он попробовал списать эту свою заботу на счет естественного беспокойства главного офицера по медицине по поводу раненого члена команды звездолета «Энтерпрайз», но в глубине души он знал, что это чувство – другого порядка.
Спок, шедший перед ним, внезапно остановился, так что Маккой чуть не налетел на него.
Просканировав область перед ними с помощью трикодера, Спок оглянулся на доктора:
– Трещина, доктор. Пожалуйста, идите за мной след в след.
Они двинулись в обход занесенной снегом пропасти, тщательно следя за тем, чтобы находиться от нее на должном расстоянии. Через несколько минут они обогнули ее и продолжили свой путь.
– Вы действительно думаете, что теперь Джим уже точно ушел? – спросил Маккой, желая услышать «Нет», но при этом зная, какой будет ответ.
– У «Энтерпрайза» миссия, которую он должен выполнить. Капитан понимает, что тысячи жизней зависят от доставки нашего груза на планету Каплана. Как бы ему ни хотелось остаться, я уверен, он посчитает, что нужды большинства перевешивают нужды немногих, – ответил Спок.
Они молча продолжали идти вперед. Через двадцать метров Маккой упал, зарывшись головой в снег.
Спок поднял его и продолжал идти, удостоверившись сначала, что доктор как следует укутан одеялом.
Джима Кирка разбудил звук разряда фазера. Через секунду он был на ногах, двумя быстрыми шагами пересек крошечную комнатку, в которой он спал, и оказался у двери в коридор. В руке у него как-то сам собой оказался фазер; он, прижимаясь к стене, бросил быстрый взгляд через плечо, а затем уставился в глубь коридора, в ту сторону, с которой послышался разряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14