И с тех пор место это стало священным.
Деревья вырубили и удалили из земли даже их корни, чтобы они не могли вырасти снова. Перун стоял на поляне, окруженной кольцом поваленных стволов. Когда деревянная фигура бога под действием дождей и снега прогнила и рассыпалась, знахарь установил новую. Такая замена производилась несколько раз, и люди постепенно стали считать богом не эту фигуру, а самый «дом», на котором она стояла. Здесь сказывалось влияние медленно, но настойчиво распространявшегося христианства. В сознании людей «бог» и его изображение разделились, тогда как раньше сделанная человеком фигура бога считалась им самим.
Годы не оказывали на «дом» никакого видимого действия. Он был таким же, каким его впервые увидели, - блестящим, как новенький, без малейшего следа ржавчины.
Это пугало, как все, что непонятно уму. Все предметы портятся от частых дождей и таяния снега. Металлические предметы покрываются ржавчиной. «Дом» был несокрушим. Ничто не могло повредить ему. Был случай, когда юный храбрец ударил по стене мечом. Даже царапины не нашли, а дамасский клинок сломался от силы удара.
Никто, кроме бога, не мог построить себе такого жилища. В этом никак нельзя было сомневаться.
И люди радовались, что случай привел их к этому месту, что они жили именно здесь, под защитой Поляны, как привыкли называть вырубку.
Все верили, что именно Поляне они обязаны тем, что половцы не обнаружили поселка, что ни разу не появлялись княжеские слуги, что жизнь течет спокойно и по-своему счастливо.
ЧТО ВИДЕЛА ЛЮБАВА
Медведь был голоден и зол. Неопрятная, свалявшаяся шерсть покрывала его впалые бока. Желудок был пуст и настоятельно требовал пищи. Медведь только что вылез из берлоги после зимней спячки.
На земле властно царила торжествующая весна. Избавившись от тяжелого груза снега, деревья расправляли ветви, покрытые еще не раскрывшимися почками. Всюду бежали ручейки. Почва была мокрой и вязкой, медвежьи лапы погружались в нее глубоко.
Низко опущенный нос зверя втягивал в себя прошлогодние запахи, которые указывали ему путь к месту, где за много прошедших лет он привык находить обильную пищу.
Каждый год совершал медведь этот путь и каждый год, каждую весну находил одно и то же. Изменений не происходило. Разве что дорогу пересекало новое, упавшее за зиму, дерево.
Инстинкт заставлял зверя принюхиваться. Но бояться ему было нечего.
Он забрел в этот лес давно, когда почувствовал приближение смерти, ушел от сородичей, чтобы острые и злые зубы молодых не разорвали его старую шкуру.
Но смерть почему-то не приходила, и старик продолжал жить в одиночестве, привыкнув к нему год за годом.
В ближайших окрестностях его берлоги и того места, где он питался, вообще не было никаких зверей, кроме него самого. Их отогнало присутствие здесь большого числа неприятно пахнувших двуногих существ.
Старику очень повезло, но он не сознавал причин, по которым регулярно находил на одном и том же месте запасы плодов, ягод и сосуды с душистым медом. Он питался этими запасами, не думая, откуда они взялись. И постепенно отвык самостоятельно находить пищу.
Двуногие существа были ему неприятны, но он не уходил, удерживаемый на этом месте легкостью, с какой пища ему доставалась.
Путь от берлоги был долог, а при слабости медведя казался ему еще дольше.
Но вот наконец и хорошо знакомая поляна. Сваленные деревья окружали ее сплошным кольцом. В середине тускло блестел непонятный предмет, пугавший медведя в первые годы, но постепенно ставший привычным, и, как знал зверь, совершенно безопасный. Сверху на нем стоял другой предмет, не блестевший и формой своей напоминавший медведю внешний вид неприятных ему двуногих.
Маленькие слезящиеся глазки, наполовину прикрытые бурыми космами шерсти, уже различали знакомые сосуды, и влажный нос чуял аппетитный запах меда. Спазма голода сдавила желудок медведя.
Он занес переднюю лапу, чтобы привычно перебраться через завал, но внезапно остановился и весь напрягся.
Незнакомый запах коснулся его ноздрей.
Он был не похож на известные ему запахи двуногих и четвероногих зверей, в которых он научился хорошо разбираться за свою долгую медвежью жизнь. И в то же время это был несомненный запах живого существа.
Медведь стоял неподвижно. Голод гнал его вперед, страх перед неизвестным удерживал на месте.
Пока он раздумывал, как ему поступить в таком непредвиденном случае, в странном предмете, стоявшем на середине поляны, образовалось отверстие и появился двуногий зверь, совсем не похожий на тех, которых медведь видел раньше.
Знакомые медведю двуногие были темны - этот светел и казался на фоне леса бело-голубым пятном.
Ничего подобного никогда еще не приходилось видеть старому и опытному зверю.
Страх пересилил голод. Медведь сделал движение повернуть обратно.
И в этот момент он почувствовал на себе взгляд незнакомого существа.
Если бы звери могли рассуждать, сопоставлять и анализировать события, обладали бы логическим мышлением, то медведь, вероятно, немало удивился своему собственному поведению. Вместо того чтобы скрыться в спасительной чаще, что властно приказывал ему врожденный инстинкт, он перелез через завал и направился к тому месту, где стояло двуногое, непонятное и безусловно враждебное существо, избегать соседства с которым повелевал ему опыт бесчисленного числа предков.
Что-то сильнее инстинкта и опыта заставило его поступить так неосторожно.
Двуногое спокойно ожидало его приближения и не выказывало никакого страха перед властелином леса.
Медведь не мог знать, что это существо видит подобного ему зверя первый раз в жизни и «позвало» его только для того, чтобы рассмотреть лучше.
Скованный неизвестной силой, не испытывая даже естественного страха, медведь покорно подошел к ногам двуногого существа и остановился, забыв о сосудах и своем голоде. Он стоял и ждал, сам не зная, чего он ждет.
Двуногое повернуло голову, но не издало ни звука. И тотчас же, словно услышав неслышный призыв, из того же тускло поблескивающего предмета вышло еще четверо таких же существ, вернее трое таких же. Четвертый был несколько иным, не бело-голубой, а черный и бронзово-красный.
Это был Рени в черном плаще Гезы на плечах.
- Ты видел когда-нибудь такого зверя? - спросил его один из пришельцев.
- Нет, никогда, - ответил Рени. - Я знаю, что на далеком севере водятся похожие, но они белого цвета.
Звук голоса, неожиданно раздавшийся в полной тишине, заставил медведя сильно вздрогнуть, и это не укрылось от внимания людей.
- Он слышал и знает звук человеческого голоса, - сказал пришелец.
- Статуя на крыше, сосуды, - заметил Рени, - все указывает на то, что это место посещается людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Деревья вырубили и удалили из земли даже их корни, чтобы они не могли вырасти снова. Перун стоял на поляне, окруженной кольцом поваленных стволов. Когда деревянная фигура бога под действием дождей и снега прогнила и рассыпалась, знахарь установил новую. Такая замена производилась несколько раз, и люди постепенно стали считать богом не эту фигуру, а самый «дом», на котором она стояла. Здесь сказывалось влияние медленно, но настойчиво распространявшегося христианства. В сознании людей «бог» и его изображение разделились, тогда как раньше сделанная человеком фигура бога считалась им самим.
Годы не оказывали на «дом» никакого видимого действия. Он был таким же, каким его впервые увидели, - блестящим, как новенький, без малейшего следа ржавчины.
Это пугало, как все, что непонятно уму. Все предметы портятся от частых дождей и таяния снега. Металлические предметы покрываются ржавчиной. «Дом» был несокрушим. Ничто не могло повредить ему. Был случай, когда юный храбрец ударил по стене мечом. Даже царапины не нашли, а дамасский клинок сломался от силы удара.
Никто, кроме бога, не мог построить себе такого жилища. В этом никак нельзя было сомневаться.
И люди радовались, что случай привел их к этому месту, что они жили именно здесь, под защитой Поляны, как привыкли называть вырубку.
Все верили, что именно Поляне они обязаны тем, что половцы не обнаружили поселка, что ни разу не появлялись княжеские слуги, что жизнь течет спокойно и по-своему счастливо.
ЧТО ВИДЕЛА ЛЮБАВА
Медведь был голоден и зол. Неопрятная, свалявшаяся шерсть покрывала его впалые бока. Желудок был пуст и настоятельно требовал пищи. Медведь только что вылез из берлоги после зимней спячки.
На земле властно царила торжествующая весна. Избавившись от тяжелого груза снега, деревья расправляли ветви, покрытые еще не раскрывшимися почками. Всюду бежали ручейки. Почва была мокрой и вязкой, медвежьи лапы погружались в нее глубоко.
Низко опущенный нос зверя втягивал в себя прошлогодние запахи, которые указывали ему путь к месту, где за много прошедших лет он привык находить обильную пищу.
Каждый год совершал медведь этот путь и каждый год, каждую весну находил одно и то же. Изменений не происходило. Разве что дорогу пересекало новое, упавшее за зиму, дерево.
Инстинкт заставлял зверя принюхиваться. Но бояться ему было нечего.
Он забрел в этот лес давно, когда почувствовал приближение смерти, ушел от сородичей, чтобы острые и злые зубы молодых не разорвали его старую шкуру.
Но смерть почему-то не приходила, и старик продолжал жить в одиночестве, привыкнув к нему год за годом.
В ближайших окрестностях его берлоги и того места, где он питался, вообще не было никаких зверей, кроме него самого. Их отогнало присутствие здесь большого числа неприятно пахнувших двуногих существ.
Старику очень повезло, но он не сознавал причин, по которым регулярно находил на одном и том же месте запасы плодов, ягод и сосуды с душистым медом. Он питался этими запасами, не думая, откуда они взялись. И постепенно отвык самостоятельно находить пищу.
Двуногие существа были ему неприятны, но он не уходил, удерживаемый на этом месте легкостью, с какой пища ему доставалась.
Путь от берлоги был долог, а при слабости медведя казался ему еще дольше.
Но вот наконец и хорошо знакомая поляна. Сваленные деревья окружали ее сплошным кольцом. В середине тускло блестел непонятный предмет, пугавший медведя в первые годы, но постепенно ставший привычным, и, как знал зверь, совершенно безопасный. Сверху на нем стоял другой предмет, не блестевший и формой своей напоминавший медведю внешний вид неприятных ему двуногих.
Маленькие слезящиеся глазки, наполовину прикрытые бурыми космами шерсти, уже различали знакомые сосуды, и влажный нос чуял аппетитный запах меда. Спазма голода сдавила желудок медведя.
Он занес переднюю лапу, чтобы привычно перебраться через завал, но внезапно остановился и весь напрягся.
Незнакомый запах коснулся его ноздрей.
Он был не похож на известные ему запахи двуногих и четвероногих зверей, в которых он научился хорошо разбираться за свою долгую медвежью жизнь. И в то же время это был несомненный запах живого существа.
Медведь стоял неподвижно. Голод гнал его вперед, страх перед неизвестным удерживал на месте.
Пока он раздумывал, как ему поступить в таком непредвиденном случае, в странном предмете, стоявшем на середине поляны, образовалось отверстие и появился двуногий зверь, совсем не похожий на тех, которых медведь видел раньше.
Знакомые медведю двуногие были темны - этот светел и казался на фоне леса бело-голубым пятном.
Ничего подобного никогда еще не приходилось видеть старому и опытному зверю.
Страх пересилил голод. Медведь сделал движение повернуть обратно.
И в этот момент он почувствовал на себе взгляд незнакомого существа.
Если бы звери могли рассуждать, сопоставлять и анализировать события, обладали бы логическим мышлением, то медведь, вероятно, немало удивился своему собственному поведению. Вместо того чтобы скрыться в спасительной чаще, что властно приказывал ему врожденный инстинкт, он перелез через завал и направился к тому месту, где стояло двуногое, непонятное и безусловно враждебное существо, избегать соседства с которым повелевал ему опыт бесчисленного числа предков.
Что-то сильнее инстинкта и опыта заставило его поступить так неосторожно.
Двуногое спокойно ожидало его приближения и не выказывало никакого страха перед властелином леса.
Медведь не мог знать, что это существо видит подобного ему зверя первый раз в жизни и «позвало» его только для того, чтобы рассмотреть лучше.
Скованный неизвестной силой, не испытывая даже естественного страха, медведь покорно подошел к ногам двуногого существа и остановился, забыв о сосудах и своем голоде. Он стоял и ждал, сам не зная, чего он ждет.
Двуногое повернуло голову, но не издало ни звука. И тотчас же, словно услышав неслышный призыв, из того же тускло поблескивающего предмета вышло еще четверо таких же существ, вернее трое таких же. Четвертый был несколько иным, не бело-голубой, а черный и бронзово-красный.
Это был Рени в черном плаще Гезы на плечах.
- Ты видел когда-нибудь такого зверя? - спросил его один из пришельцев.
- Нет, никогда, - ответил Рени. - Я знаю, что на далеком севере водятся похожие, но они белого цвета.
Звук голоса, неожиданно раздавшийся в полной тишине, заставил медведя сильно вздрогнуть, и это не укрылось от внимания людей.
- Он слышал и знает звук человеческого голоса, - сказал пришелец.
- Статуя на крыше, сосуды, - заметил Рени, - все указывает на то, что это место посещается людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71