Когда совершает поступок, вы разумеется рассчитываете, что он изменит будущее. Представьте, что вы — глава государства и вы подписываете с соседней державой договор о ненападении. Вы допустим, рассчитываете, что подписание такого договора отодвинет будущую неизбежную войну. Но имейте ввиду — последствия вашего поступка идут во все стороны, а не только в будущее, вы не только передвигаете дату начала грядущей войны, но и меняете даты уже произошедших войн и уже вошедших в историю битв.
— Э… — язык репортера не слушался. Условные рефлексы предательски молчали. Но интервьюируемый сам задал себе вопрос от имени газетчика.
— Вы конечно скажете: как же это может быть, ведь мы знаем прошлое, и знаем что оно всегда одно и тоже, не замечаем в нем никаких перемен. В учебниках истории и сто лет назад и сегодня написано, что Калигула наследовал Тиберию, причем в одном и том же году. Но имейте ввиду: меняется не только будущее, меняется не только прошлое, меняется ВСЕ! Книги, экспонаты в музеях, древние руины, сама память человека — ничто не напомнит нам о том бытие, каким оно было хотя бы минуту назад. Вчера, например — но не весь вчерашний день а каких-нибудь несколько минут — Наполеон потерял глаз в последнем из его сражений. Вчера, в течении трех минут по всей земле висели портреты Наполеона с повязкой как у Нельсона или Кутузова. Всего три минуты — и все, эта версия прошлого прошла, истерлась, ее изменили события настоящего. И в какое-то мгновение по всей земле портреты вернулись в прежний, двуглазый вид. Но никто этого не заметил, ибо и память человека менялась вместе с портретами. Ведь, хотя человеческие воспоминания меняются постоянно, но каждое данное мгновение человеку кажется, что именно эту версию истории человек помнил и знал всегда.
Репортер справился с легки замешательством и попытался перехватить инициативу, понимая, что интервью неуклонно сворачивает в нечто среднее между научным докладом и шизофреническим бредом. Что, кстати, на его опыте всегда бывало вместе.
— Все что вы здесь излагаете, конечно очень интересно. Но это, так сказать, ваша теория. А мы говорили о вашем даре…
— Не надо торопиться, я как раз к нему подошел, — Н. обиженно нахмурился. — Итак, бытие, в том числе наше прошлое, постоянно изменяется. Но поскольку вместе с прошлым соответственно меняются и книги, и хроники и человеческие воспоминания, то большинство человечества этого не замечает. Я же отношусь к меньшинству. По какому-то удивительному, невероятному, таинственному стечению обстоятельств моя душа обладает иммунитетом к охватывающим вселенную процессам подладки под изменяющееся прошлое. Мое сознание почему-то, и у меня есть гипотезы почему, изолировано от всеобщих изменений. Поэтому у меня есть дар помнить, какое прошлое было раньше, я, в отличии от вас, не забываю, когда была битва при Ватерлоо вчера, а когда — в прошлом году. У меня на столе лежат несколько учебников истории. Каждый день в них, как бы по волшебству, как бы сами собой, появляются новые записи, и исчезают некоторые из старых. Чтобы не забыть, я пытаюсь записать всякую новую версию изложения ключевых исторических событий. Такие записи у меня накапливаются, и они представляют собой удивительнейшую из летописей человечества.
— Однако, — кисло заметил газетчик, — вашим записям было бы больше веры, если бы вы делали хотя бы ксерокопии этих загадочных учебников…
— Ничего загадочного в них нет, самые обычные учебники, и вы лично не заметили бы в них никаких изменений. Если я сделаю ксерокопии, то они изменятся вместе с оригиналом. Что ксерокопии! Весь материальный мир на всем протяжении оси времени каждое мгновение меняется, причем меняется согласовано и взаимосвязано. Не меняется лишь мое сознание. И еще то, что имеет в нем источник — например записи. Чтобы сохранить след прошедшего прошлого, надо чтобы этот след выпал из системы всеобщего изменения. И такое выпавшее место — моя душа. Поэтому ксерокс не годится. Только то, что прошло через мое сознание оставляет в себе черты «прошлого в квадрате».
— Н да… — репортер вспоминал какое-нибудь умное понятие. — Конечно, то что вы рассказываете плохо согласуется с принципом причинности.
— Все так думают, — перебил его Н., — а между тем, — Н. торжественно воздел ладонь и стал еще больше похож на пророка, — здесь нет никакого нарушения принципа причинности. Вы будете удивлены, но именно в этом феномене как раз и проявляется его торжество. Причинность относится к нашему пространственно-временному миру. А душа, молодой человек, чтоб вы знали, находится вне пространства и времени. У неё свое измерение. И вот из своего духовного мира души пытаются воздействовать на материальный мир, при посредничестве человеческого тела совершать в нем поступки, события. Но принцип причинности, за который вы так ратуете, требует, чтобы у каждого события были причины — материальные причины, а не какие-то там духовные. А значит, когда душа совершает событие, то, в соответствии с принципом причинности, автоматически к этому событию должна создаться вся может быть бесконечная цепочка причин, его определяющих. Если бы это было не так, то события, происходящие в результате поступков живых существ были бы абсолютно беспричинны, происходили вне всяких законов, как чудеса. Собственно чудо — это поступок, совершаемый одушевленным существом — ну, скажем, Богом, — но совершаемый только в настоящем, без автоматического изменения прошлого. Однако и мне доступно такое чудо.
Тут Н. иронически улыбнулся, репортер же, которому и до того было не по себе, побледнел.
— Да-да, не удивляйтесь. Так что, не так уж и не прав был тот журналист, который сравнил меня с Богом. Такое чудо я совершаю каждый раз, когда пишу свои записки. Для их существования нет никаких причин нигде, кроме как в моей душе. Их текст не предопределен ничем, кроме как моей памятью. Здесь надо понять вот что. Душа — не продукт мозга, но мозг, вполне материальная машина, играет большую роль в человеческой жизни. Память человека, также как и память компьютера, хранится в нервной системе, так сказать на материальных носителях. Поэтому вполне правы индусы, когда говорят, что перевоплощаясь в другое тело, душа забывает все свои прежние жизни. Но я — я помню душой, а не мозгом. Во мне по сравнению с большинством людей чисто духовная жизнь играет гораздо большее значение, чем нервно-мозговая. У души вообще есть легкие способности к запоминанию, и к другим психическим функциям. Говорят, ребенок в раннем возрасте немного помнит о своих прежних жизнях, и это проявляется в удивительных талантах, затем исчезающих. Мозг усиливает эти способности духа, как автомобиль усиливает скорость ходьбы.
1 2 3 4
— Э… — язык репортера не слушался. Условные рефлексы предательски молчали. Но интервьюируемый сам задал себе вопрос от имени газетчика.
— Вы конечно скажете: как же это может быть, ведь мы знаем прошлое, и знаем что оно всегда одно и тоже, не замечаем в нем никаких перемен. В учебниках истории и сто лет назад и сегодня написано, что Калигула наследовал Тиберию, причем в одном и том же году. Но имейте ввиду: меняется не только будущее, меняется не только прошлое, меняется ВСЕ! Книги, экспонаты в музеях, древние руины, сама память человека — ничто не напомнит нам о том бытие, каким оно было хотя бы минуту назад. Вчера, например — но не весь вчерашний день а каких-нибудь несколько минут — Наполеон потерял глаз в последнем из его сражений. Вчера, в течении трех минут по всей земле висели портреты Наполеона с повязкой как у Нельсона или Кутузова. Всего три минуты — и все, эта версия прошлого прошла, истерлась, ее изменили события настоящего. И в какое-то мгновение по всей земле портреты вернулись в прежний, двуглазый вид. Но никто этого не заметил, ибо и память человека менялась вместе с портретами. Ведь, хотя человеческие воспоминания меняются постоянно, но каждое данное мгновение человеку кажется, что именно эту версию истории человек помнил и знал всегда.
Репортер справился с легки замешательством и попытался перехватить инициативу, понимая, что интервью неуклонно сворачивает в нечто среднее между научным докладом и шизофреническим бредом. Что, кстати, на его опыте всегда бывало вместе.
— Все что вы здесь излагаете, конечно очень интересно. Но это, так сказать, ваша теория. А мы говорили о вашем даре…
— Не надо торопиться, я как раз к нему подошел, — Н. обиженно нахмурился. — Итак, бытие, в том числе наше прошлое, постоянно изменяется. Но поскольку вместе с прошлым соответственно меняются и книги, и хроники и человеческие воспоминания, то большинство человечества этого не замечает. Я же отношусь к меньшинству. По какому-то удивительному, невероятному, таинственному стечению обстоятельств моя душа обладает иммунитетом к охватывающим вселенную процессам подладки под изменяющееся прошлое. Мое сознание почему-то, и у меня есть гипотезы почему, изолировано от всеобщих изменений. Поэтому у меня есть дар помнить, какое прошлое было раньше, я, в отличии от вас, не забываю, когда была битва при Ватерлоо вчера, а когда — в прошлом году. У меня на столе лежат несколько учебников истории. Каждый день в них, как бы по волшебству, как бы сами собой, появляются новые записи, и исчезают некоторые из старых. Чтобы не забыть, я пытаюсь записать всякую новую версию изложения ключевых исторических событий. Такие записи у меня накапливаются, и они представляют собой удивительнейшую из летописей человечества.
— Однако, — кисло заметил газетчик, — вашим записям было бы больше веры, если бы вы делали хотя бы ксерокопии этих загадочных учебников…
— Ничего загадочного в них нет, самые обычные учебники, и вы лично не заметили бы в них никаких изменений. Если я сделаю ксерокопии, то они изменятся вместе с оригиналом. Что ксерокопии! Весь материальный мир на всем протяжении оси времени каждое мгновение меняется, причем меняется согласовано и взаимосвязано. Не меняется лишь мое сознание. И еще то, что имеет в нем источник — например записи. Чтобы сохранить след прошедшего прошлого, надо чтобы этот след выпал из системы всеобщего изменения. И такое выпавшее место — моя душа. Поэтому ксерокс не годится. Только то, что прошло через мое сознание оставляет в себе черты «прошлого в квадрате».
— Н да… — репортер вспоминал какое-нибудь умное понятие. — Конечно, то что вы рассказываете плохо согласуется с принципом причинности.
— Все так думают, — перебил его Н., — а между тем, — Н. торжественно воздел ладонь и стал еще больше похож на пророка, — здесь нет никакого нарушения принципа причинности. Вы будете удивлены, но именно в этом феномене как раз и проявляется его торжество. Причинность относится к нашему пространственно-временному миру. А душа, молодой человек, чтоб вы знали, находится вне пространства и времени. У неё свое измерение. И вот из своего духовного мира души пытаются воздействовать на материальный мир, при посредничестве человеческого тела совершать в нем поступки, события. Но принцип причинности, за который вы так ратуете, требует, чтобы у каждого события были причины — материальные причины, а не какие-то там духовные. А значит, когда душа совершает событие, то, в соответствии с принципом причинности, автоматически к этому событию должна создаться вся может быть бесконечная цепочка причин, его определяющих. Если бы это было не так, то события, происходящие в результате поступков живых существ были бы абсолютно беспричинны, происходили вне всяких законов, как чудеса. Собственно чудо — это поступок, совершаемый одушевленным существом — ну, скажем, Богом, — но совершаемый только в настоящем, без автоматического изменения прошлого. Однако и мне доступно такое чудо.
Тут Н. иронически улыбнулся, репортер же, которому и до того было не по себе, побледнел.
— Да-да, не удивляйтесь. Так что, не так уж и не прав был тот журналист, который сравнил меня с Богом. Такое чудо я совершаю каждый раз, когда пишу свои записки. Для их существования нет никаких причин нигде, кроме как в моей душе. Их текст не предопределен ничем, кроме как моей памятью. Здесь надо понять вот что. Душа — не продукт мозга, но мозг, вполне материальная машина, играет большую роль в человеческой жизни. Память человека, также как и память компьютера, хранится в нервной системе, так сказать на материальных носителях. Поэтому вполне правы индусы, когда говорят, что перевоплощаясь в другое тело, душа забывает все свои прежние жизни. Но я — я помню душой, а не мозгом. Во мне по сравнению с большинством людей чисто духовная жизнь играет гораздо большее значение, чем нервно-мозговая. У души вообще есть легкие способности к запоминанию, и к другим психическим функциям. Говорят, ребенок в раннем возрасте немного помнит о своих прежних жизнях, и это проявляется в удивительных талантах, затем исчезающих. Мозг усиливает эти способности духа, как автомобиль усиливает скорость ходьбы.
1 2 3 4