Причем относился он к этому занятию не по-детски серьезно, да и рогатка была сделана весьма добротно. Конечно где-то в глубине каждого мужика сидит все тот же шалопай из детства, но у Шрека этот шалопай похоже сидел на самом мелководье его души. Ванькино появление совершенно не смутило сержанта Бойла. Тот мастерски снес последнюю пирамидку и услужливо протянул рогатку эксперту, с намеком не желаете ли развлечься. Айван развлечься пожелал и развлекался минут десять, пока Шрек ходил умываться. Потом свежевыбритый и блестящий чистотой майор-сержант опять застроил подчиненных, правда застроил весьма вольно – просто собрал в кучу. Одеты были кто как, кто вообще в майке или с голым торсом. Коротко дал последние инструкции и приказал сразу после завтрака собирать палатки и паковать рюкзаки. Затем сходил к начальству – ему предстояло взять машину и вместе с Айваном съездить в Муфахазат Хавалли (дальний район Кувейта), домой к Муфлиху. Рядом замелькал Роджер, своим жалобным взглядом просясь с ними. Однако Шрек его не взял, перед выходом конвоя всякий выезд за пределы части строго контролировался. Вторым военным с ними поехал какой-то капитан, видать специально приставленный как надзиратель. По коллективному заключению завтрак решили пропустить. У Вани оставалась пара сотен кувейтских динаров (больше 600$ ), а на такие деньги был соблазн хорошо откушать в каком-нибудь приличном ресторане, насладиться на прощание арабской экзотикой.
Однако мечтам о ресторане сбыться не удалось – дома у Муфлиха был накрыт роскошный стол в самом классическом местном варианте. Низкий резной столик черного дерева и подушки вокруг. Центральное блюдо это курица с рисом. Напоминает плов, но не плов – рис с юшкой, а кушают такое «зачерпывая» его кусочками хлеба-лепешки, похожей на кавказский чурек или армянский лаваш. Затем отварная говядина и прессованый сушеный творог из верблюжьего молока. Он похож на татарский курт, но не такой острый и намного мягче. Затем тушеная баранина с травами. Затем затар – мука из какой-то зеленой травы (не долбит, но бодрит похлеще кофе!), в которую насыпают жаренных сезамовых семечек и добавляют оливкового масла. Эту кашицу, кисловатую на вкус, жрут той же лепешкой. Ну а потом сладости. Разные и много, большинство чересчур приторные. Под конец вяленные финики. Ну и в заключение, конечно чай. Но перед чаем кофе. Похоже, что кувейтцы пьют крепчайший кофе в мире – кофеин на дёгте. Правда пьется такое из крохотных серебряных стаканчиков, а не чашек. Вообще у арабов в культуре чувствуется отсутствие алкоголя – он замещен возбуждающими напитками. Загадкой остается, как эта нация не страдает массовой бессонницей, гипертонией и перебоями сердечного ритма.
Посидели минут сорок, наелись до отвала, пора назад. Жена Муфлиха, до селе традиционно скрывавшая лицо и лишь изредка мелькавшая перед гостями, вышла из своей половины без лицевого покрывала. Худая и какая-то не по-арабски бледная, она чем-то напоминала православную монахиню в своем черном одеянии. Ее хиджаб (головной убор ) траурной рамкой окружал длинный овал лица и подчеркивал нездоровую белизну, вызванную скорее всего какой-то хронической анемией (малокровием ). Она эмоционально разрыдалась, что-то громко причитая по-арабски, истерично замахала руками. Сцена прощания была несколько средневековая, но чувствовалось, что женщина плачет вполне искренне. У мужа тоже глаза на мокром месте, тот быстро схватил свои пожитки и пулей вылетел во двор. Видать решил скрыть национальный признак эмоциональной лабильности от сконфузившихся иностранных гостей (у самих арабов вопли-плач по любому поводу дело вполне социально приемлемое ).
Муфлих оказался настоящим потомком пустынных кочевников: надо отдать должное его аскетизму – с собой он взял совсем небольшую сумку, где было только самое необходимое. Такое чувство, что мужик собрался не на месяцы в другую страну, а так, на одну ночь к знакомым. Шрек одобрительно глянул на его багаж, видимо вспоминая Ванькины баулы. Офицер взял сумку Муфлиха и виновато опустил глаза – по инструкции надлежало сделать полный досмотр вещей. Щадя чувства домашних, эту обязательную процедуру решили провести в машине, подальше от их глаз.
Когда добрались в часть, то городок было не узнать. За три часа он исчез, и на его месте стояли лишь колоны навьюченной по-походному техники. При том, что кое-какое боевое охранение имелось, все же общий вид был относительно мирный («Брэдлей» мало, а автоматические гранатометы и пулеметы не особо заметны на фоне тягачей, наливников, грузовиков, контейнеров и тюков. Исчезли даже туалеты, а у оставшихся образовались прыгающие очереди страждущих. Исчезли и бетонные заграждения – вместо линий и лабиринтов сейчас они являли собой подобие древних вавилонских зиккуратов, этакие грубые ступенчатые пирамиды из щербатых разномастных плит. У этих монументов торопливо сновали механические рабы – рогатые погрузчики, жирафоподобные краны и другая подручная техника. Остатки «пустынных авеню» и «песочных стрит» выдавали только оставшиеся кое-где флажки и грунтовые улицы-дороги с пыльными натоптанными «тротуарами» между рядками-квадратиками когда-то стоявших палаток. Сержанты растянули личный состав в длинную цепь, вооружили их полиэтиленовыми кульками, и те неспешно брели по территории, прочесывая ее от бумажек и иного оставшегося мусора. Небольшие кульки заполнялись быстро, и солдаты по цепочке передавали их. В результате на фоне синего неба и желтого азиатского горизонта выросла куча. Пластик был слегка желтоватый, цвета «слоновой кости», на мешках имелись черные круги, а под ними чисто белые надписи. Когда собрали весь мусор, то зрелище этой кучи стало здорово напоминать грозную картину Верещагина «Апофеоз Войны» – куча черепов в пустыне. Когда-то грозный Тимур складывал пирамиды из голов поверженных врагов. Американский военнослужащий в своей массе о Тимуре не знал и полотен Верещагина не видел. Оно и понятно – если смотреть из Америки, то до Третьяковки ровно полземли, а вся мировая история у нашего среднего обывателя обычно событиями не изобилует: были обезьяны (или по выбору Адам и Ева), потом египтяне, потом Колумб, Моника Левински и Президент Клинтон. Сейчас вот Буш-младший и война. Вскоре на верхушку мусорной кучи уселась пара здоровых ворон. Сходство с Верещагинскими черепами оказалось полным, и Айван бросил шутку: «Шрек, дай бинокль, от пыли не разберу, что там у вас наложено, похоже куча черепов». Ближайшие солдаты захихикали, тыкая пальцами в кучу, и по цепочке полетела шутка, как «сивик» лопухнулся, посчитав лагерный гарбич (мусор ) за человеческие останки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Однако мечтам о ресторане сбыться не удалось – дома у Муфлиха был накрыт роскошный стол в самом классическом местном варианте. Низкий резной столик черного дерева и подушки вокруг. Центральное блюдо это курица с рисом. Напоминает плов, но не плов – рис с юшкой, а кушают такое «зачерпывая» его кусочками хлеба-лепешки, похожей на кавказский чурек или армянский лаваш. Затем отварная говядина и прессованый сушеный творог из верблюжьего молока. Он похож на татарский курт, но не такой острый и намного мягче. Затем тушеная баранина с травами. Затем затар – мука из какой-то зеленой травы (не долбит, но бодрит похлеще кофе!), в которую насыпают жаренных сезамовых семечек и добавляют оливкового масла. Эту кашицу, кисловатую на вкус, жрут той же лепешкой. Ну а потом сладости. Разные и много, большинство чересчур приторные. Под конец вяленные финики. Ну и в заключение, конечно чай. Но перед чаем кофе. Похоже, что кувейтцы пьют крепчайший кофе в мире – кофеин на дёгте. Правда пьется такое из крохотных серебряных стаканчиков, а не чашек. Вообще у арабов в культуре чувствуется отсутствие алкоголя – он замещен возбуждающими напитками. Загадкой остается, как эта нация не страдает массовой бессонницей, гипертонией и перебоями сердечного ритма.
Посидели минут сорок, наелись до отвала, пора назад. Жена Муфлиха, до селе традиционно скрывавшая лицо и лишь изредка мелькавшая перед гостями, вышла из своей половины без лицевого покрывала. Худая и какая-то не по-арабски бледная, она чем-то напоминала православную монахиню в своем черном одеянии. Ее хиджаб (головной убор ) траурной рамкой окружал длинный овал лица и подчеркивал нездоровую белизну, вызванную скорее всего какой-то хронической анемией (малокровием ). Она эмоционально разрыдалась, что-то громко причитая по-арабски, истерично замахала руками. Сцена прощания была несколько средневековая, но чувствовалось, что женщина плачет вполне искренне. У мужа тоже глаза на мокром месте, тот быстро схватил свои пожитки и пулей вылетел во двор. Видать решил скрыть национальный признак эмоциональной лабильности от сконфузившихся иностранных гостей (у самих арабов вопли-плач по любому поводу дело вполне социально приемлемое ).
Муфлих оказался настоящим потомком пустынных кочевников: надо отдать должное его аскетизму – с собой он взял совсем небольшую сумку, где было только самое необходимое. Такое чувство, что мужик собрался не на месяцы в другую страну, а так, на одну ночь к знакомым. Шрек одобрительно глянул на его багаж, видимо вспоминая Ванькины баулы. Офицер взял сумку Муфлиха и виновато опустил глаза – по инструкции надлежало сделать полный досмотр вещей. Щадя чувства домашних, эту обязательную процедуру решили провести в машине, подальше от их глаз.
Когда добрались в часть, то городок было не узнать. За три часа он исчез, и на его месте стояли лишь колоны навьюченной по-походному техники. При том, что кое-какое боевое охранение имелось, все же общий вид был относительно мирный («Брэдлей» мало, а автоматические гранатометы и пулеметы не особо заметны на фоне тягачей, наливников, грузовиков, контейнеров и тюков. Исчезли даже туалеты, а у оставшихся образовались прыгающие очереди страждущих. Исчезли и бетонные заграждения – вместо линий и лабиринтов сейчас они являли собой подобие древних вавилонских зиккуратов, этакие грубые ступенчатые пирамиды из щербатых разномастных плит. У этих монументов торопливо сновали механические рабы – рогатые погрузчики, жирафоподобные краны и другая подручная техника. Остатки «пустынных авеню» и «песочных стрит» выдавали только оставшиеся кое-где флажки и грунтовые улицы-дороги с пыльными натоптанными «тротуарами» между рядками-квадратиками когда-то стоявших палаток. Сержанты растянули личный состав в длинную цепь, вооружили их полиэтиленовыми кульками, и те неспешно брели по территории, прочесывая ее от бумажек и иного оставшегося мусора. Небольшие кульки заполнялись быстро, и солдаты по цепочке передавали их. В результате на фоне синего неба и желтого азиатского горизонта выросла куча. Пластик был слегка желтоватый, цвета «слоновой кости», на мешках имелись черные круги, а под ними чисто белые надписи. Когда собрали весь мусор, то зрелище этой кучи стало здорово напоминать грозную картину Верещагина «Апофеоз Войны» – куча черепов в пустыне. Когда-то грозный Тимур складывал пирамиды из голов поверженных врагов. Американский военнослужащий в своей массе о Тимуре не знал и полотен Верещагина не видел. Оно и понятно – если смотреть из Америки, то до Третьяковки ровно полземли, а вся мировая история у нашего среднего обывателя обычно событиями не изобилует: были обезьяны (или по выбору Адам и Ева), потом египтяне, потом Колумб, Моника Левински и Президент Клинтон. Сейчас вот Буш-младший и война. Вскоре на верхушку мусорной кучи уселась пара здоровых ворон. Сходство с Верещагинскими черепами оказалось полным, и Айван бросил шутку: «Шрек, дай бинокль, от пыли не разберу, что там у вас наложено, похоже куча черепов». Ближайшие солдаты захихикали, тыкая пальцами в кучу, и по цепочке полетела шутка, как «сивик» лопухнулся, посчитав лагерный гарбич (мусор ) за человеческие останки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91