Ладно, пятый пусть остаетс на совести яркого солнца, бьющего в глаза. Значит, наверху остались Бриндли и еще трое.
Две солидные пары, судя по выговору, все четверо - из Техаса, вышли из кабины. Билетер хотел подождать еще немного, чтобы набралось таких хотя бы двое или трое, но я так на него глянул, что он поспешно захлопнул дверцу и отправил меня наверх.
Если Парки встали не с левой ноги, думал я, три туриста, оставшиеся на вершине, будут рассматривать причудливые узоры камня выступившего шельфа. Эта скала как раз рядом с самым крутым обрывом под павильоном на верхушке вышки. А если Парки не в настроении, туристы смотрят сейчас в студии дурацкую общеобразовательную программу, а Говард уже, наверное, бежит к ним, причитая и заламывая руки, в ужасе указывая на тропу наверх, пытаясь выдавить из себя хоть слово о том, что именно его бедная больная жена только что сделала с собой.
Подъем показался мне вечностью. Кабина еле ползла. А через какое-то время просто остановилась. Наконец она доползла до места своей обычной стоянки, а оттуда уже почти резво побежала вверх последние пятьдесят футов, отделявшие ее от площадки, где она отдыхала и дожидалась пассажиров.
На платформе не было никого. Напарник ловкого билетера сложил руки рупором и крикнул:
- Кабина готовая! Кабина отправляется!
Я весь подобрался. Правой рукой я сжимал в кармане гаечный ключ, захваченный мною из арсенала инструментов моего таксиста. Я обошел слева телевизионную станцию, пролетев в два прыжка все ступеньки вверх, оцарапав при этом коленку и запястье левой руки, и помчался вверх по тропе. Трое оставшихся с того заезда туристов спешили вниз, послушные зову человека при кабине. Я пролете их, не заметив. Кто-то из них шикнул на меня...
На самом-самом верху маленький павильон открыт настолько, насколько позволяют здешние ветра. Там стоял Говард Широкоплечий, согнувшись над чем-то - или кем-то. Но на первый взгляд он был один. Более того, даже на второй взгляд он выглядел как человек, просто, остановившийся завязать шнурок.
- Бриндль! - гаркнул я, будучи еще шагов за пятнадцать от него.
Он распрямился - и застыл на месте с открытым ртом.
Гуля была уже за хлипким ограждением; ноги ее болтались в пустоте, она изо всех сил вжалась в неровную поверхность бетонного узкого козырька. Руками она еще каким-то чудом цеплялась за вертикальный столбик ограды. Я подоспел в самое время: я застал его за тем, что он пытался отодрать ее пальцы от ограды. Если бы ему это удалось, Гуля бесконечно долго летела бы вдоль обрыва, ударяясь о выступы, скатываясь с них, ударяясь снова, - пока не исчезла бы в зеленых зарослях, уже трижды мертвая.
Все, что мне нужно было, это отвлечь его. И я его отвлек. Любой бы отвлекся, увидев перед собой привидение. Потому что меньше часа назад он утопил меня, вышел, вернулся и удостоверился, что в ванной плавает труп, неподвижный и безмолвный, как все трупы. Но даже полупарализованный моим появлением, он по-прежнему пытался отпихнуть Гулю, хотя бы коленом видимо, машинально. Он попал ей в лицо, голова ее мотнулась в сторону, но хватка не ослабла.
А я лихорадочно соображал, что он может сейчас попытаться с нами сделать. Солнечные удары уже не подойдут. И вдруг я увидел, как его рот расплывается в широкой ухмылке - такая же ухмылка была у него, когда он метался по волейбольной площадке на лодердейлском пляже. Огромный, неутомимый, спокойный.
- Ку-ку, Мак-ги, - сказал он. - Давай, бэби.
При этом на лице его ясно читалось: я уже не помню, зачем, но я убью вас обоих сегодня же во что бы то ни стало.
Краем глаза я видел, как Гуля, перебираясь от столбика к столбику вдоль карниза, оказалась в стороне от него и, внезапно подтянувшись, проскользнула под оградой.
- Беги к этой чертовой тележке! - рявкнул я на нее.
Она вскочила на ноги и бросилась вниз так быстро, как будто по пятам за ней гналась стая диких людоедов. Это было не так далеко от истины. Я был уверен, что он попытается кинуться вслед за ней, и когда он метнулся через павильон, я вымахнул из кармана гаечный ключ и врезал ему прямо в ухо. Он, замедлив ход, сделал еще четыре шага на негнущихся ногах и рухнул, покатившись вниз по ступеням. Миновав пролет, он вскочил на ноги, потряс головой, словно я не огрел его железной железкой, а плеснул воды в ухо, и увернулся от моего второго удара. Я как-то не ожидал, что промахнусь. Инерция ключа увела мою руку, на какую-то долю секунды я оказался открыт, и он въехал мне кулаком прямо под ребра. Его удар отбросил меня на шесть футов назад. Я рассвирепел. Шутки кончились. Я понял, что если бы не это, я, может, и отпустил его живым, но теперь уж, извините, нет.
Мы добежали до входа на студию, и я оглянулся на Гулю. Кабина была слишком далеко, надо было бежать через нижние этажи, где Говард немедленно и нагнал бы ее. И она выскочила к направляющим колесам, которые, скрипя, медленно проворачивались под тяжестью едущей вниз кабины.
Гуля была уже за дальним тросом, внимательная и собранная, как на школьной спортивной площадке. Служителя видно не было: он, вероятно, следил за отбывающей кабиной. Или доедал остатки ленча.
Говард остановился перед оградой, обдумывая положение. Потом он решительно двинулся вперед, отрезая ей всякий путь обратно ко мне. Гуля тут же поняла его маневр и побежала вдоль огороженной части к угловой площадке. Говард двинулся ей наперерез. На углу он круто свернул и встал так, что ей было никак не миновать его. С какой бы стороны она теперь не побежала, он успел бы перехватить ее.
Мне все еще было чертовски плохо, я едва мог разогнуться, и Говард, похоже, решил, что может пока не принимать меня в расчет. Титаническим усилием я занес руку и метнул в Говарда ключ со всей злостью, какая у меня накопилась за это время - и сам полетел лицом в траву. Я так и не увидел, куда попал. Позже Гуля говорила, что ключ угодил Говарду точно в то место, где шея становится спиной. Говард потерял равновесие, закачался на краю...
Но он не упал. Вернее, не совсем упал. Я поздно заметил его взгляд вниз и в сторону, и прежде, чем я успел помешать, он выбросил руки вперед и ухватился за уходящий трос, огромный плетеный металлический канат полтора дюйма в поперечнике. Ноги его оторвались от края площадки, он повис на канате. Быстро переместившись, он снова оказался лицом к склону горы. Я видел, что он пытается сообразить, как выбраться из этой переделки. С одной стороны, он еще мог раскачаться и прыгнуть обратно на площадку, с другой стороны - мог по тросу добраться до подвеса кабины и просто сойти в нее через аварийную дверь на крыше.
За первый вариант были два обстоятельства: во-первых, амплитуда его раскачиваний вполне хватало на то, чтобы допрыгнуть до земли, а во-вторых, его сторона троса уходила вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Две солидные пары, судя по выговору, все четверо - из Техаса, вышли из кабины. Билетер хотел подождать еще немного, чтобы набралось таких хотя бы двое или трое, но я так на него глянул, что он поспешно захлопнул дверцу и отправил меня наверх.
Если Парки встали не с левой ноги, думал я, три туриста, оставшиеся на вершине, будут рассматривать причудливые узоры камня выступившего шельфа. Эта скала как раз рядом с самым крутым обрывом под павильоном на верхушке вышки. А если Парки не в настроении, туристы смотрят сейчас в студии дурацкую общеобразовательную программу, а Говард уже, наверное, бежит к ним, причитая и заламывая руки, в ужасе указывая на тропу наверх, пытаясь выдавить из себя хоть слово о том, что именно его бедная больная жена только что сделала с собой.
Подъем показался мне вечностью. Кабина еле ползла. А через какое-то время просто остановилась. Наконец она доползла до места своей обычной стоянки, а оттуда уже почти резво побежала вверх последние пятьдесят футов, отделявшие ее от площадки, где она отдыхала и дожидалась пассажиров.
На платформе не было никого. Напарник ловкого билетера сложил руки рупором и крикнул:
- Кабина готовая! Кабина отправляется!
Я весь подобрался. Правой рукой я сжимал в кармане гаечный ключ, захваченный мною из арсенала инструментов моего таксиста. Я обошел слева телевизионную станцию, пролетев в два прыжка все ступеньки вверх, оцарапав при этом коленку и запястье левой руки, и помчался вверх по тропе. Трое оставшихся с того заезда туристов спешили вниз, послушные зову человека при кабине. Я пролете их, не заметив. Кто-то из них шикнул на меня...
На самом-самом верху маленький павильон открыт настолько, насколько позволяют здешние ветра. Там стоял Говард Широкоплечий, согнувшись над чем-то - или кем-то. Но на первый взгляд он был один. Более того, даже на второй взгляд он выглядел как человек, просто, остановившийся завязать шнурок.
- Бриндль! - гаркнул я, будучи еще шагов за пятнадцать от него.
Он распрямился - и застыл на месте с открытым ртом.
Гуля была уже за хлипким ограждением; ноги ее болтались в пустоте, она изо всех сил вжалась в неровную поверхность бетонного узкого козырька. Руками она еще каким-то чудом цеплялась за вертикальный столбик ограды. Я подоспел в самое время: я застал его за тем, что он пытался отодрать ее пальцы от ограды. Если бы ему это удалось, Гуля бесконечно долго летела бы вдоль обрыва, ударяясь о выступы, скатываясь с них, ударяясь снова, - пока не исчезла бы в зеленых зарослях, уже трижды мертвая.
Все, что мне нужно было, это отвлечь его. И я его отвлек. Любой бы отвлекся, увидев перед собой привидение. Потому что меньше часа назад он утопил меня, вышел, вернулся и удостоверился, что в ванной плавает труп, неподвижный и безмолвный, как все трупы. Но даже полупарализованный моим появлением, он по-прежнему пытался отпихнуть Гулю, хотя бы коленом видимо, машинально. Он попал ей в лицо, голова ее мотнулась в сторону, но хватка не ослабла.
А я лихорадочно соображал, что он может сейчас попытаться с нами сделать. Солнечные удары уже не подойдут. И вдруг я увидел, как его рот расплывается в широкой ухмылке - такая же ухмылка была у него, когда он метался по волейбольной площадке на лодердейлском пляже. Огромный, неутомимый, спокойный.
- Ку-ку, Мак-ги, - сказал он. - Давай, бэби.
При этом на лице его ясно читалось: я уже не помню, зачем, но я убью вас обоих сегодня же во что бы то ни стало.
Краем глаза я видел, как Гуля, перебираясь от столбика к столбику вдоль карниза, оказалась в стороне от него и, внезапно подтянувшись, проскользнула под оградой.
- Беги к этой чертовой тележке! - рявкнул я на нее.
Она вскочила на ноги и бросилась вниз так быстро, как будто по пятам за ней гналась стая диких людоедов. Это было не так далеко от истины. Я был уверен, что он попытается кинуться вслед за ней, и когда он метнулся через павильон, я вымахнул из кармана гаечный ключ и врезал ему прямо в ухо. Он, замедлив ход, сделал еще четыре шага на негнущихся ногах и рухнул, покатившись вниз по ступеням. Миновав пролет, он вскочил на ноги, потряс головой, словно я не огрел его железной железкой, а плеснул воды в ухо, и увернулся от моего второго удара. Я как-то не ожидал, что промахнусь. Инерция ключа увела мою руку, на какую-то долю секунды я оказался открыт, и он въехал мне кулаком прямо под ребра. Его удар отбросил меня на шесть футов назад. Я рассвирепел. Шутки кончились. Я понял, что если бы не это, я, может, и отпустил его живым, но теперь уж, извините, нет.
Мы добежали до входа на студию, и я оглянулся на Гулю. Кабина была слишком далеко, надо было бежать через нижние этажи, где Говард немедленно и нагнал бы ее. И она выскочила к направляющим колесам, которые, скрипя, медленно проворачивались под тяжестью едущей вниз кабины.
Гуля была уже за дальним тросом, внимательная и собранная, как на школьной спортивной площадке. Служителя видно не было: он, вероятно, следил за отбывающей кабиной. Или доедал остатки ленча.
Говард остановился перед оградой, обдумывая положение. Потом он решительно двинулся вперед, отрезая ей всякий путь обратно ко мне. Гуля тут же поняла его маневр и побежала вдоль огороженной части к угловой площадке. Говард двинулся ей наперерез. На углу он круто свернул и встал так, что ей было никак не миновать его. С какой бы стороны она теперь не побежала, он успел бы перехватить ее.
Мне все еще было чертовски плохо, я едва мог разогнуться, и Говард, похоже, решил, что может пока не принимать меня в расчет. Титаническим усилием я занес руку и метнул в Говарда ключ со всей злостью, какая у меня накопилась за это время - и сам полетел лицом в траву. Я так и не увидел, куда попал. Позже Гуля говорила, что ключ угодил Говарду точно в то место, где шея становится спиной. Говард потерял равновесие, закачался на краю...
Но он не упал. Вернее, не совсем упал. Я поздно заметил его взгляд вниз и в сторону, и прежде, чем я успел помешать, он выбросил руки вперед и ухватился за уходящий трос, огромный плетеный металлический канат полтора дюйма в поперечнике. Ноги его оторвались от края площадки, он повис на канате. Быстро переместившись, он снова оказался лицом к склону горы. Я видел, что он пытается сообразить, как выбраться из этой переделки. С одной стороны, он еще мог раскачаться и прыгнуть обратно на площадку, с другой стороны - мог по тросу добраться до подвеса кабины и просто сойти в нее через аварийную дверь на крыше.
За первый вариант были два обстоятельства: во-первых, амплитуда его раскачиваний вполне хватало на то, чтобы допрыгнуть до земли, а во-вторых, его сторона троса уходила вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68