Меня беспокоит ее психическое состояние. Я еще не встречал такой жестокости. Мы дали ей снотворное, и она заснула.
— Где она? — спросил я, вставая.
— Я не могу пустить вас к ней. К тому же в этом нет — смысла.
— Я хочу ее увидеть, — упрямо произнес я.
Доктор взглянул на меня, взял за руку и принялся считать пульс. Затем вытащил из кармана фонарик, включил и направил мне прямо в лицо.
— Этот человек должен лежать в постели, — заявил он.
— У вас есть свободная койка? — вздохнул Марион.
— Есть.
— О'кей. Я поставлю у палаты охранника. Этот человек арестован. Но дайте ему хотя бы взглянуть на Рути. Кто знает, может, он заслужил.
Меня впустили в палату. Около койки сидел доктор Бак Стамм. Я с трудом узнал Рут. Я смотрел на нее и вспоминал героинь фильмов, которые проходят через кошмар пыток и боли, но через минуту после освобождения тают в объятиях Ланкастера, Гейбла или Брандо. Глаза их закрывает поволока, сверкают аккуратно уложенные волосы, а платья от Диора вызывают суеверный ужас у зрительниц. Сейчас же передо мной находилась реальность — боль, кошмар настоящей жизни.
Через несколько минут меня увели.
Формальности заняли немало времени. Я рассказал все, что знал о смерти Антуанетты Рази и Эрла Фицмартина, подписал шесть экземпляров допроса. Потом вынесли приговор — убийство в целях самозащиты. Со мной закончили разбираться во вторник.
Капитан Марион объявил:
— Вы свободны, Ховард. Мы, конечно, могли кое-что на вас повесить, но не стали этого делать. Так что радуйтесь. Мы только хотим, чтобы вы уехали из Хиллстона.
— Никуда я не уеду.
Капитан пристально и холодно посмотрел на меня.
— Не думаю, что это правильно.
— Все равно я останусь, — упорствовал я.
— Я, кажется, знаю, что у вас на уме, но у вас ничего не выйдет. Вы и так сидели у нее все время. Ничего у вас с ней не получится.
— Я хочу попробовать еще. Я уже помирился с ее отцом. Он меня понял. Не могу сказать, что он одобрил мои поступки, но он не прогоняет меня из города.
— Оставайтесь, черт возьми! — сдался полицейский, краснея. — Только ничего у вас не получится.
Я отправился в больницу. Как и раньше, Рут при моем появлении отвернулась к стене. За все это время она ни разу не заговорила со мной, говорить приходилось мне. Я часами не закрывал рот. Все ей рассказывал, объяснял, что она для меня значит, но ответа так и не дождался. Хорошо хоть, что она меня не гонит. Доктор сказал, что Рут поправляется очень быстро, но сейчас у нее сильная депрессия, и он не знает, сколько это продлится.
В этот день, как и раньше, говорил я. Я не мог понять, слушает она меня или нет. Я уже рассказал Рут все, что мог. Так что теперь не было смысла повторяться, поэтому сегодня я говорил о другом — о городах и странах, в которых побывал. Размышлял вслух, чем мог бы заняться в Хиллстоне: у меня еще оставалось семьсот долларов из той тысячи, с которой я приехал сюда.
Рут лежала тихо, и вдруг на больничном одеяле показалась ее рука. Она потянулась ко мне, и я схватил ее обеими руками.
Наконец я нашел свое сокровище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
— Где она? — спросил я, вставая.
— Я не могу пустить вас к ней. К тому же в этом нет — смысла.
— Я хочу ее увидеть, — упрямо произнес я.
Доктор взглянул на меня, взял за руку и принялся считать пульс. Затем вытащил из кармана фонарик, включил и направил мне прямо в лицо.
— Этот человек должен лежать в постели, — заявил он.
— У вас есть свободная койка? — вздохнул Марион.
— Есть.
— О'кей. Я поставлю у палаты охранника. Этот человек арестован. Но дайте ему хотя бы взглянуть на Рути. Кто знает, может, он заслужил.
Меня впустили в палату. Около койки сидел доктор Бак Стамм. Я с трудом узнал Рут. Я смотрел на нее и вспоминал героинь фильмов, которые проходят через кошмар пыток и боли, но через минуту после освобождения тают в объятиях Ланкастера, Гейбла или Брандо. Глаза их закрывает поволока, сверкают аккуратно уложенные волосы, а платья от Диора вызывают суеверный ужас у зрительниц. Сейчас же передо мной находилась реальность — боль, кошмар настоящей жизни.
Через несколько минут меня увели.
Формальности заняли немало времени. Я рассказал все, что знал о смерти Антуанетты Рази и Эрла Фицмартина, подписал шесть экземпляров допроса. Потом вынесли приговор — убийство в целях самозащиты. Со мной закончили разбираться во вторник.
Капитан Марион объявил:
— Вы свободны, Ховард. Мы, конечно, могли кое-что на вас повесить, но не стали этого делать. Так что радуйтесь. Мы только хотим, чтобы вы уехали из Хиллстона.
— Никуда я не уеду.
Капитан пристально и холодно посмотрел на меня.
— Не думаю, что это правильно.
— Все равно я останусь, — упорствовал я.
— Я, кажется, знаю, что у вас на уме, но у вас ничего не выйдет. Вы и так сидели у нее все время. Ничего у вас с ней не получится.
— Я хочу попробовать еще. Я уже помирился с ее отцом. Он меня понял. Не могу сказать, что он одобрил мои поступки, но он не прогоняет меня из города.
— Оставайтесь, черт возьми! — сдался полицейский, краснея. — Только ничего у вас не получится.
Я отправился в больницу. Как и раньше, Рут при моем появлении отвернулась к стене. За все это время она ни разу не заговорила со мной, говорить приходилось мне. Я часами не закрывал рот. Все ей рассказывал, объяснял, что она для меня значит, но ответа так и не дождался. Хорошо хоть, что она меня не гонит. Доктор сказал, что Рут поправляется очень быстро, но сейчас у нее сильная депрессия, и он не знает, сколько это продлится.
В этот день, как и раньше, говорил я. Я не мог понять, слушает она меня или нет. Я уже рассказал Рут все, что мог. Так что теперь не было смысла повторяться, поэтому сегодня я говорил о другом — о городах и странах, в которых побывал. Размышлял вслух, чем мог бы заняться в Хиллстоне: у меня еще оставалось семьсот долларов из той тысячи, с которой я приехал сюда.
Рут лежала тихо, и вдруг на больничном одеяле показалась ее рука. Она потянулась ко мне, и я схватил ее обеими руками.
Наконец я нашел свое сокровище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16