Ведь кругом столько придурков и пьяных матросов... Совсем рядом с нами учебный полигон, ну и...
— Девушки смогут его описать?
— Вряд ли. Было очень темно, а эти говнюки из управы не обращают внимания на мои слова... Сто раз им говорила, и никакого толку! Хотя девушки заметили, что он был маленького роста и одет во что-то черное. Может, он-то и ходил тогда в комнате Альмы? Может, это его шаги я слышала? Или считала, что слышала? Страшно даже подумать, почему она так и не пришла домой с работы. С четверга. Как вы считаете, мне надо позвонить в полицию и сообщить об этом?
— Честно говоря, это было бы лучшим, что вы можете сделать. А знаете, девушки ничего мне не говорили, пока я сама не начала их расспрашивать. Им тогда показалось, к ней приходил любовник, а потом, когда я уже легла спать, пытался незаметно уйти... Но когда я рассказала им об Альме, они тоже не на шутку встревожились. Уж даже не знаю, смогут ли они теперь уснуть. Мне пришлось вызвать слесаря, чтобы сменить замок. У нас по два ключа на каждую комнату: один у девушек, другой у меня. А если этот человек проник туда, значит, у него был ключ Альмы? Только так. Страшно даже подумать! Я немедленно звоню в полицию.
— Миссис Колсингер, я был бы вам очень признателен, если бы вы постарались не упоминать моего визита к вам. Это возможно?
— Ну, даже не знаю, — с сомнением в голосе ответила она. Затем, помолчав, нерешительно добавила: — А если они меня спросят, не наводил ли кто о ней справки? Знаете, врать я совсем не умею. Да и не хочу.
— Нет, врать не надо. Если они вас спросят прямо, так и ответьте. Только постарайтесь обойтись без добровольного энтузиазма, хорошо? Я с превеликим удовольствием сказал бы вам истинную причину, но, к сожалению, пока не могу. Прошу вас, поверьте, она не заставит вас стесняться. В ней нет ничего дурного.
Похоже, она меня поняла.
— Может быть, мистер Дин, может быть. Но ведь мне надо известить ее родных. Они живут где-то в Канзасе.
— Вряд ли это следует делать прямо сейчас, миссис Колсингер. Зачем беспокоить их, когда от них все равно ничего не зависит? А что, если она возьмет и придет сегодня ночью? Или завтра утром.
— Дай-то бог. Я искренне надеюсь, что с нашей Альмой ничего не случилось. — Миссис Колсингер тяжело вздохнула и повесила трубку.
Я надел пиджак, спустился вниз, передал письмо для сержанта Португала дежурному клерку и попросил положить его в сейф. Он не без удивления посмотрел на фамилию адресата.
— В случае, если... ну, скажем, в случае, если мне вдруг срочно придется уехать отсюда, пошлите письмо сержанту Португалу. Только немедленно и с нарочным. Проследите лично. Вас не затруднит это сделать?
— Конечно же нет, сэр. Не беспокойтесь, сэр. Сделаю все, как сказали, сэр.
Когда я, кивком поблагодарив клерка, отходил от стойки регистрации, рядом со мной неожиданно возник — кто бы вы подумали? — Лестер Фитч собственной персоной! Вот уж сюрприз так сюрприз!
— Геван! Рад тебя видеть, дружище.
— Привет, Лестер.
Он весь светился от радости.
— Как насчет пары коктейлей за встречу, старина? К тому же есть о чем поговорить.
— К сожалению, я очень занят, Лестер.
— Занят? Что ж, тогда буду с тобой откровенен. Мне звонила Ники. И попросила с тобой поговорить. Много времени это не займет. Пожалуйста.
Пожав плечами, я позволил отвести себя к стойке бара, который постепенно уже начал заполняться людьми. Пять часов...
— После Флориды наш климат должен казаться тебе ужасным. Геван, — начал Лестер, когда бармен налил нам по вишневому коктейлю. — Не хочешь туда вернуться?
— А тебе хочется, чтобы я поскорее уехал?
Он обидчиво поджал губы.
— Уходишь в глухую защиту? Не возражаешь, если я попробую поставить тебе маленький диагноз? По-дружески, можешь не сомневаться.
Да уж какие тут сомнения! Лестер Фитч — семейный юрист. Совсем как семейный доктор. «Это лекарство может показаться тебе горьким, старина, но в конечном итоге именно оно тебе и поможет, не сомневайся. Закрой глаза, выпей его и ничего не бойся. Все будет в полном порядке». Причем говорил бы он это с самым серьезным видом и благородным тоном.
Я сделал глоток из моего бокала.
— Ладно, валяй, доктор! Ставь свой маленький диагноз. А вдруг на самом деле поможет?
— Геван, все дело в твоей, как тебе кажется, задетой гордости. Именно из-за нее, прости, ты так неадекватно воспринимаешь ситуацию в нашей компании. Никто из нас не сомневается, что глубоко в душе ты понимаешь: Стэнли Мотлинг лучше кого-либо способен управлять тем, чем за последние четыре года стала «Дин продактс». Попробуй быть честным сам с собой, старина, признай этот, пусть для тебя горький, факт, и все сразу же встанет на свои места. Иного мы от тебя и не ожидаем.
— Ну а как насчет несчастной старой развалины Грэнби?
— Ты совсем не так уж далек от истины, Геван. Его убьют первые же шесть месяцев работы. К тому времени Стэнли уже найдет себе новое и, поверь мне, очень хорошее место. Его везде с руками оторвут. Ну а где окажемся мы?
— Наверное, в большой жопе, и все из-за моей глупой гордости.
— Прибереги свой сарказм для другого случая, Геван. Я ведь искренне пытаюсь вам всем помочь. Ты всегда был мне очень симпатичен, и... короче говоря, мне совсем не хотелось бы видеть, как из-за какой-то глупости ты отказываешься от стольких многих вещей. Очень важных вещей, старина.
Его намек мне совсем не понравился. Мягко говоря. Кто он такой, чтобы позволять себе так говорить?
— Многих вещей, Лестер? Говоришь, очень важных?
Он подвинулся ближе, нервно крутя пустой бокал в руках.
— Ты обидишь не только компанию, Геван. Ты сильно обидишь и Ники. Очень сильно. Такое не прощается, уж поверь мне. Она тебя любит, очень любит, Геван, а твое отношение ко всему этому... получается, вроде как бы ей назло. Иначе как саботажем это не назовешь.
Да, вот он, старый добрый друг семьи! Вроде как назло. Саботаж. Ну надо же, какое придумал красивое словечко! Прямо-таки создал наглядную картину: грязный маленький человечек бегает по складам, разбрасывая по темным углам поджигательные бомбы. Его, видите ли, обидели, и он хочет взорвать все вокруг. Но ведь есть и другие, не менее заинтересованные люди. Интересно, кто может лучше саботировать, скажем, систему школьного образования — свихнувшийся маленький мальчик или соответствующий министр?
— Ты меня слушаешь, Геван?
— Да-да, конечно. Что ты сказал?
Он продолжал что-то говорить, а я обдумывать эту неожиданную, но весьма забавную мысль. Действительно, а что случилось бы, если бы свихнувшийся маленький мальчик на самом деле захотел взорвать всю систему школьного образования? Что бы он сделал? Может, стал бы примерным мальчиком, чтобы со временем стать министром, и тогда...
— ...У Ники ведь своя гордость, Геван, и об этом не следует забывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Девушки смогут его описать?
— Вряд ли. Было очень темно, а эти говнюки из управы не обращают внимания на мои слова... Сто раз им говорила, и никакого толку! Хотя девушки заметили, что он был маленького роста и одет во что-то черное. Может, он-то и ходил тогда в комнате Альмы? Может, это его шаги я слышала? Или считала, что слышала? Страшно даже подумать, почему она так и не пришла домой с работы. С четверга. Как вы считаете, мне надо позвонить в полицию и сообщить об этом?
— Честно говоря, это было бы лучшим, что вы можете сделать. А знаете, девушки ничего мне не говорили, пока я сама не начала их расспрашивать. Им тогда показалось, к ней приходил любовник, а потом, когда я уже легла спать, пытался незаметно уйти... Но когда я рассказала им об Альме, они тоже не на шутку встревожились. Уж даже не знаю, смогут ли они теперь уснуть. Мне пришлось вызвать слесаря, чтобы сменить замок. У нас по два ключа на каждую комнату: один у девушек, другой у меня. А если этот человек проник туда, значит, у него был ключ Альмы? Только так. Страшно даже подумать! Я немедленно звоню в полицию.
— Миссис Колсингер, я был бы вам очень признателен, если бы вы постарались не упоминать моего визита к вам. Это возможно?
— Ну, даже не знаю, — с сомнением в голосе ответила она. Затем, помолчав, нерешительно добавила: — А если они меня спросят, не наводил ли кто о ней справки? Знаете, врать я совсем не умею. Да и не хочу.
— Нет, врать не надо. Если они вас спросят прямо, так и ответьте. Только постарайтесь обойтись без добровольного энтузиазма, хорошо? Я с превеликим удовольствием сказал бы вам истинную причину, но, к сожалению, пока не могу. Прошу вас, поверьте, она не заставит вас стесняться. В ней нет ничего дурного.
Похоже, она меня поняла.
— Может быть, мистер Дин, может быть. Но ведь мне надо известить ее родных. Они живут где-то в Канзасе.
— Вряд ли это следует делать прямо сейчас, миссис Колсингер. Зачем беспокоить их, когда от них все равно ничего не зависит? А что, если она возьмет и придет сегодня ночью? Или завтра утром.
— Дай-то бог. Я искренне надеюсь, что с нашей Альмой ничего не случилось. — Миссис Колсингер тяжело вздохнула и повесила трубку.
Я надел пиджак, спустился вниз, передал письмо для сержанта Португала дежурному клерку и попросил положить его в сейф. Он не без удивления посмотрел на фамилию адресата.
— В случае, если... ну, скажем, в случае, если мне вдруг срочно придется уехать отсюда, пошлите письмо сержанту Португалу. Только немедленно и с нарочным. Проследите лично. Вас не затруднит это сделать?
— Конечно же нет, сэр. Не беспокойтесь, сэр. Сделаю все, как сказали, сэр.
Когда я, кивком поблагодарив клерка, отходил от стойки регистрации, рядом со мной неожиданно возник — кто бы вы подумали? — Лестер Фитч собственной персоной! Вот уж сюрприз так сюрприз!
— Геван! Рад тебя видеть, дружище.
— Привет, Лестер.
Он весь светился от радости.
— Как насчет пары коктейлей за встречу, старина? К тому же есть о чем поговорить.
— К сожалению, я очень занят, Лестер.
— Занят? Что ж, тогда буду с тобой откровенен. Мне звонила Ники. И попросила с тобой поговорить. Много времени это не займет. Пожалуйста.
Пожав плечами, я позволил отвести себя к стойке бара, который постепенно уже начал заполняться людьми. Пять часов...
— После Флориды наш климат должен казаться тебе ужасным. Геван, — начал Лестер, когда бармен налил нам по вишневому коктейлю. — Не хочешь туда вернуться?
— А тебе хочется, чтобы я поскорее уехал?
Он обидчиво поджал губы.
— Уходишь в глухую защиту? Не возражаешь, если я попробую поставить тебе маленький диагноз? По-дружески, можешь не сомневаться.
Да уж какие тут сомнения! Лестер Фитч — семейный юрист. Совсем как семейный доктор. «Это лекарство может показаться тебе горьким, старина, но в конечном итоге именно оно тебе и поможет, не сомневайся. Закрой глаза, выпей его и ничего не бойся. Все будет в полном порядке». Причем говорил бы он это с самым серьезным видом и благородным тоном.
Я сделал глоток из моего бокала.
— Ладно, валяй, доктор! Ставь свой маленький диагноз. А вдруг на самом деле поможет?
— Геван, все дело в твоей, как тебе кажется, задетой гордости. Именно из-за нее, прости, ты так неадекватно воспринимаешь ситуацию в нашей компании. Никто из нас не сомневается, что глубоко в душе ты понимаешь: Стэнли Мотлинг лучше кого-либо способен управлять тем, чем за последние четыре года стала «Дин продактс». Попробуй быть честным сам с собой, старина, признай этот, пусть для тебя горький, факт, и все сразу же встанет на свои места. Иного мы от тебя и не ожидаем.
— Ну а как насчет несчастной старой развалины Грэнби?
— Ты совсем не так уж далек от истины, Геван. Его убьют первые же шесть месяцев работы. К тому времени Стэнли уже найдет себе новое и, поверь мне, очень хорошее место. Его везде с руками оторвут. Ну а где окажемся мы?
— Наверное, в большой жопе, и все из-за моей глупой гордости.
— Прибереги свой сарказм для другого случая, Геван. Я ведь искренне пытаюсь вам всем помочь. Ты всегда был мне очень симпатичен, и... короче говоря, мне совсем не хотелось бы видеть, как из-за какой-то глупости ты отказываешься от стольких многих вещей. Очень важных вещей, старина.
Его намек мне совсем не понравился. Мягко говоря. Кто он такой, чтобы позволять себе так говорить?
— Многих вещей, Лестер? Говоришь, очень важных?
Он подвинулся ближе, нервно крутя пустой бокал в руках.
— Ты обидишь не только компанию, Геван. Ты сильно обидишь и Ники. Очень сильно. Такое не прощается, уж поверь мне. Она тебя любит, очень любит, Геван, а твое отношение ко всему этому... получается, вроде как бы ей назло. Иначе как саботажем это не назовешь.
Да, вот он, старый добрый друг семьи! Вроде как назло. Саботаж. Ну надо же, какое придумал красивое словечко! Прямо-таки создал наглядную картину: грязный маленький человечек бегает по складам, разбрасывая по темным углам поджигательные бомбы. Его, видите ли, обидели, и он хочет взорвать все вокруг. Но ведь есть и другие, не менее заинтересованные люди. Интересно, кто может лучше саботировать, скажем, систему школьного образования — свихнувшийся маленький мальчик или соответствующий министр?
— Ты меня слушаешь, Геван?
— Да-да, конечно. Что ты сказал?
Он продолжал что-то говорить, а я обдумывать эту неожиданную, но весьма забавную мысль. Действительно, а что случилось бы, если бы свихнувшийся маленький мальчик на самом деле захотел взорвать всю систему школьного образования? Что бы он сделал? Может, стал бы примерным мальчиком, чтобы со временем стать министром, и тогда...
— ...У Ники ведь своя гордость, Геван, и об этом не следует забывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84