– Вы считаете, что вы жили в семье нормально? – спросила Джин.
Мэри вспомнила слезы, стекающие по щекам Дона прямо в тарелку с едой. Ей хотелось ответить, что она считала нормальным разрушить такую семью и остаться с детьми без Рэндела. Сколько сил она потратила, чтобы убедить детей, что их отец – хороший. Как она успокаивала Дона, воевала за него, изворачивалась, как могла, лишь бы сохранить мир в семье. Ведь мужчина может позаботиться о себе, а дети – слабы. Вместо этого она ответила, что жизнь была нормальной. Она утаила от Джин свои опасения: когда мальчики вырастут, они однажды отлупят Рэндела за его оскорбительное отношение к ней и к ним. Тогда она очень этого боялась.
– Вы в хороших отношениях со своими детьми?
– Да, – ответила Мэри, подумав про себя, что, наверное, это она научила их говорить неправду в то время, когда они, обиженные на отца, шли к ней поделиться своими маленькими горестями. Может быть, они понимали, что она лгала им, когда говорила, что их отец – хороший. Может быть, это было неправильно с ее стороны – скрывать от них правду.
– Да, – повторила она вслух. – Мы хорошо ладим между собой. Мы настоящие друзья.
– Значит, вы никогда не думали уйти от Рэндела? Взгляд Мэри был устремлен в чашечку с кофе.
«Да!» – хотелось ей крикнуть. Когда он мучил Дона и заставлял его плакать… Когда говорил, что она ленива и никогда ничего не напишет… Вместо этого она вслух сказала:
– Видите ли, в то время я никогда не встречала женщину, которая ушла бы от своего мужа. Я понимаю, что сегодня это звучит странно, но там, где я родилась и выросла, это было в порядке вещей. Меня так воспитали. Я никогда не видела способа уйти от Рэндела. Я не могла уйти домой, к родителям, а больше уйти мне было некуда. У нас был единственный дом, где я могла быть вместе с детьми. Это дом, где мы жили с Рэнделом.
– Это ужасно, но достойно уважения, – сказала Джин. – Вам было тяжело.
Мэри взглянула на Джин, пытаясь определить ее искренность. Возможно, это часть психологического приема – утешать и сочувствовать «пациенту».
– Мы с Рэнделом всегда считали, что нам неплохо живется вместе. Мне трудно судить о степени своей вины в болезни Рэндела, но у меня такое чувство, как будто он когда-то куда-то уехал и больше не возвращался.
Под синтетическим нижним бельем тело Мэри покрылось испариной. Она не сказала Джин то, что думала на самом деле: «Пускай Бог простит меня, но я его ненавижу».
«Не делайте этого», – раздался из холла голос доктора Буна. Он обращался к Рэнделу, который спускался из своей комнаты, держа в поднятой руке большую стеклянную пепельницу. «Пожалуйста, не швыряйте ее», – повторил доктор.
Рэндел посмотрел на Мэри, но не подал и виду, что знаком с ней. Он опустил руку с пепельницей и бросил ее на ковер.
Несколько минут спустя к ним присоединились Роб и Пегги со своим сеттером.
– Садитесь, Рэндел, – произнес доктор Бун доброжелательным тоном. Казалось, Рэндел не слышит его. Он продолжал стоять посередине ковра в своей пижаме и домашнем халате, разглядывая каждого по очереди.
– Можете ли вы рассказать нам, о чем вы думаете? Что вспоминаете? – спросил доктор Бун.
– Я не выспался, – сказал Рэндел. Нахмурив брови, он стал подходить к каждому по очереди. – Я не могу спать. Всю свою жизнь я посвятил миру, но мне пришлось воевать. Мой отец тоже был на войне.
Мэри слушала Рэндела. Она увидела себя под руку с симпатичным молодым мужем. Женщины часто заглядывались на Рэндела, когда он был молод.
– Мы убивали людей, – продолжал Рэндел, уставившись на Мэри. – Да, мы их убивали, но я совсем не горжусь этим.
Потом он сказал, что ему очень жаль, что он не дал Мэри того счастья, которого она заслуживает. Он сказал, что не был хорошим отцом, поэтому дети никогда не беседовали с ним, не делились с ним. Они всегда шли к Мэри.
Мэри опустила глаза. Рэндел продолжал свою исповедь, словно находился в церкви и перед ним были не посторонние люди, а священник. Мэри стало не по себе от его откровения.
– Да, секс с ней мне нравился, – говорил Рэндел громким голосом. – И это моя вина, что мы давно перестали заниматься любовью. Она ни в чем не виновата.
Когда Мэри подняла глаза, ей показалось, что ее с любопытством разглядывают. Только собака мирно дремала, положив голову на колени Пегги.
– Никто не слышал, как я кричал «Помогите!», – Рэндел внезапно сменил тему разговора.
– Почему вы кричали? – спросил доктор Бун.
– Потому что весь мир скоро разлетится на куски! – сказал Рэндел и тут же крикнул: «Подождите!» Он нашел на книжной полке записную книжку и отдал ее Мэри.
– Записывай все! Каждое слово, каждый час и каждую минуту.
Это была уже знакомая Мэри записная книжка, правда, она была уже сухая, но по-прежнему от нее ужасно пахло мочой. Джин дала ей ручку, и Мэри открыла ее на чистой странице.
– Вот мои часы, – крикнул Рэндел, вручая их Мэри, которая посмотрела время, записала «12:15» и стала ждать.
– Запиши то, что я сказал о войне, – потребовал Рэндел. – И о нашей жизни тоже. Обо всем! Записывай каждое слово!
Рэндел дал еще несколько распоряжений: она должна писать в третьем лице и прошедшем времени. Сейчас она писала: «Рэндел сказал, что не выспался и что он всю свою жизнь посвятил миру…» Склонив голову над блокнотом, Мэри любовалась своим ровным и красивым почерком, отмечая время, по мере того как оно проходило, и сама решая, где использовать прямую речь, а где – косвенную. Занятая делом, Мэри не видела, что делают остальные. Скорее всего, они просто сидят и смотрят. Мэри не хотелось глядеть на них.
– У вас с матерью были хорошие взаимоотношения? – спросил доктор Бун.
– Да. У меня была сестра, но она умерла, когда я был еще подростком. В детстве я болел полиомиелитом, поэтому я рос слабым ребенком. Мать всегда говорила, что я стану известным писателем. Мой отец хотел, чтобы я занялся его бизнесом. Он всячески старался приобщить меня к своему делу, но, благодаря матери, я поступил в Калифорнийский университет и впоследствии стал доктором философских наук.
– Напомнила ли вам Англия о вашем прошлом пребывании здесь? – спросил доктор Бун.
– Я помню, что мы были здесь вместе с Мэри и собирали материал для моей докторской диссертации.
Рэндел шагал по комнате, и глаза сидящих следовали за ним: вперед-назад, вперед-назад.
– Мэри помогала мне. Она напечатала на машинке все мои романы. Обычно я создаю свои произведения, когда нахожусь в особом состоянии, в каком-то трансе, тогда я диктую, а Мэри записывает за мной, а потом печатает все на машинке.
Мэри продолжала аккуратно записывать в книжку с желтыми разводами, вспоминая, сколько усилий она приложила, чтобы быть ему хорошей женой и настоящей помощницей, которая всячески старается угодить своему мужу, талантливому писателю, и которая записывает каждое его слово, чтобы потом отпечатать текст на машинке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82