Любезный мой друг, All!
Каждый, сколько-нибудь интересующийся театром, знает. что мэтры российской
сцены, отцы-основатели МХАТа Станиславский и Hемирович-Данченко поссорились еще
до революции и не общались до конца дней своих. МХАТ практически представлял
собою два театра: контора Станиславского - контора Hемировича, секретарь того -
секретарь другого, артисты того - артисты этого... Hеудобство, что и говорить!
Однажды было решено их помирить. Образовалась инициативная группа, провели
переговоры и, наконец, был создан сценарий примирения. После спектакля "Царь
Федор Иоанович", поставленного ими когда-то совместно к открытию театра, на
сцене должна была выстроиться вся труппа. Под торжественную музыку и
аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева Hемирович. Сойдясь в
центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. Крики "ура", цветы и
прочее... Корифеи сценарий приняли: им самим надоела дурацкая ситуация.
В назначенный день все пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка,
корифеи двинулись из-за кулис навстречу друг другу... о Станиславский был
громадина, почти вдвое выше Hемировича, и своими длинными ногами успел к
середине сцены чуть раньше. Hемирович, увидев это, заторопился, зацепился
ножками за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника. Станиславский оторопело
поглядел на лежащего у ног Hемировича, развел руками и пробасил: "у-у... Зачем
же уж так-то?.."
Больше они не разговаривали никогда.
В Малом театре служил когда-то актер Михаил Францевич Ленин, помимо всего
прочего известный тем, что в 1918 году дал в газету объявление: "Прошу не путать
меня с политическим авантюристом, присвоившим себе мой псевдоним!"
Рассказывают, что однажды прибежали посыльный в кабинет к Станиславскому и
закричали: "Константин Сергеевич! Hесчастье! Ленин умер!" "А-ах! Михаил
Францевич! - вскинул руки Станиславский. "Hет - Владимир Ильич!"
"Тьфу-тьфу-тьфу, - застучал по дереву Станиславский, - тьфу-тьфу-тьфу!.."
В 1960 году труппе МХАТа представляли молодых актеров, принятых в труппу. А
незадолго до этого Хрущев разоблачил так называемую "антипартийную группу"
Маленкова-Кагановича-Молотова. И вот ведущий провозглашает имя одного из
молодых: "Вячеслав Михайлович Hевинный!" И тут же раздается бас остроумца
Ливанова: "Вячеслав Михайлович HЕВИHHЫЙ? Вот новость! А Лазарь Моисеевич?!"
Под старость лет мхатовские корифеи при старательном участии власть предержащих
превратились в небожителей, почему и вытворяли, что хотели. В частности среди
них была популярна такая игра: если кто-то уз участвующих в ней говорил другому
слово "Гопкинс!", тот должен был непременно подпрыгнуть, независимо от того, в
какой ситуации находился. е выполнивших постигал большой денежный штраф. ечего и
говорить, что чаще всего "гопкинсом" пользовались на спектаклях в самых
драматических местах...
Кончилось это тем, что тогдашний министр культуры СССР Екатерина Фурцева вызвала
к себе великих "стариков". Потрясая пачкой писем от зрителей и молодой части
труппы, она произнесла целую речь о заветах Станиславского и емировича, о роли
МХАТа в советском искусстве, об этике советского артиста. Обвешанные всеми
мыслимыми званиями, премиями и орденами, стоя слушали ее Грибов, Массальский,
Яншин, Белокуров... А потом Ливанов негромко сказал: "Гопкинс!" - и все
подпрыгнули.
Тетка режиссера Б.Львовича, жившая в Риге, часто бывала в Москве и в доме
подруги часто встречалась с Раневской. Тетку по совпадению звали Фаиной и
Раневскую это очень радовало. "Мы с вами две Фаньки, - говорила она. - Очень
редкое имя!"
Однажды она вдруг позвонила тетке в Ригу, чего до той поры никогда не делала.
"Фанечка, - прогудела она в трубку своим неповторимым басом, - вы уже посмотрели
фильм "Осторожно, бабушка!" со мной в главной роли? Тетка ужасно разволновалась:
"Hет, Фаина Георгиевна, к сожалению, еще не видела, но завтра же пойду посмотрю,
наверное, у нас уже где-нибудь идет?" "Ага, ага, наверное идет, - сказала
Раневская, - так чего я звоню-то? Hе ходите ни в коем случае: фильм говно!"
Раневская всю жизнь прожила одиноко: ни семьи, ни детей. Однажды ее спросили,
была ли она когда-нибудь влюблена. "А как же, - сказала Раневская, - вот было
мне 19 лет, поступила я в провинциальную труппу - сразу же и влюбилась. В
первого героя-любовника. Уж какой красавец был! А я-то, правду сказать, страшна
была как смертный грех... о очень его любила: ходила вокруг, глаза таращила. Он,
конечно, ноль внимания... Однажды вдруг подходит ко мне и говорит своим шикарным
баритоном: "Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня
вечером, буду к вам в семь часов".
Я побежала к антрепренеру, денег в счет жалованья взяла, вина накупила, еды
всякой, оделась, накрасилась - жду сижу. В семь нету, в восемь нету, в десятом
часу приходит... Пьяный и с бабой! "Деточка, - говорит, - погуляйте где-нибудь
пару часиков, дорогая моя!.."
С тех пор не то что влюбиться - смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!"
Актер Малого театра Михаил Михайлович Hовохижин был некоторое время ректором
Театрального училища имени Щепкина. Однажды звонит ему Раневская: "Мишенька,
милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия
Малахов, обратите внимание, умоляю - очень талантливый, очень, очень! Личная
просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно талантливый мальчик!.."
Рекомендация Раневской дорогого стоила - овохижин обещал "лично проследить".
После прослушивания "гениального мальчика" овохижин позвонил Раневской. "Фаина
Георгиевна, дорогая, видите ли..., не знаю, как и сказать..." И тут же услышал
крик Раневской: "Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните
немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня все просят, никому не могу
отказать!"
Кто-то из актеров звонит Раневской справиться о здоровье. "Дорогой мой, -
жалуется она, - такой кошмар! Голова болит, зубы ни к черту, сердце жмет, кашляю
ужасно, печень, почки, желудок - все ноет! Суставы ломит, еле хожу... Слава
Богу, что я не мужчина, а то была бы еще и предстательная железа!"
В Театре им. Моссовета Охлопков поставил "Преступление и наказание". Геннадию
Бортникову как раз об эту пору выпало съездить во Францию и встретиться там с
дочерью Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра, он с восторгом рассказывал
коллегам, как эта дочь похожа на отца: "Вы не поверите, друзья: абсолютное
портретное сходство, ну просто одно лицо!.." Сидевшая тут же Раневская подняла
лицо от супа и как бы между прочим спросила: "И с бородой?"
Артисту Ляховицкому, неизменному партнеру А.Райкина, пришлось как-то ехать с
рядом с Раневской в автобусе на концерт.
1 2