За другими столиками будет полно народу. Там будут женщины, завлекающие всех кого не лень поверх остывшего кофе, безымянные старики с табачной пылью на щеках, трясущиеся над чаем; тихие мужчины, напряженно ждущие следующего поезда, на котором никто не приедет; женщины, собирающиеся удрать на поезде в Сент-Айвс, или в Ливерпуль, или еще куда-нибудь, хотя прекрасно понимают, что никуда не побегут, они пьют чай, говоря себе: „Я могла бы уехать двенадцатичасовым, но подожду еще четверть часа". Или это. будут женщины из деревни, с дюжиной запущенных ребятишек, или девушки из магазинов, конторские девушки, уличные девки, люди, которые не придумали ничего получше того, что есть, – словом, все несчастные или счастливые в цепях, смущенные приезжие в этом привокзальном буфете городка, который я изучил от корки до корки».
В дверь забарабанили.
– Эй, вы, – раздалось с той стороны. – Вы там сидите уже несколько часов.
Он повернул кран с горячей водой. Струя холодной воды ударила в раковину прежде, чем он успел выхватить шляпу.
– Я директор компании, – произнес он, но голос прозвучал слабо и неубедительно.
Когда шаги снова затихли, он взял сумку и вышел в коридор. Стоя перед купе первого класса, он увидел, как кондуктор и еще один мужчина подошли к двери уборной и замолотили в нее. За ручку они не дергали.
– С самого Нита, – сказал мужчина.
Теперь поезд шел медленнее, покинув пустынные земли, он нырнул в коридор фабрик, проехал, пыхтя, и городские платформы, и высокие дома с разбитыми окнами, и грязные дворы, где пляшет на веревках нижнее белье. Дети в окнах никогда не махали вслед поездам. Для них поезда были все равно что ветер.
Когда поезд остановился под огромной стеклянной крышей, перед дверью уже стояла толпа.
4
– Бутылку пива, пожалуйста, и бутерброд с ветчиной.
Он отнес их на столик в углу, смахнул шляпой крошки и просидел там до полудня. Он пересчитал деньги: 8 фунтов 9 шиллингов и пенни, примерно на три фунта больше, чем он когда-либо видел. Некоторые получают столько за неделю. Ему этого должно хватить на всю жизнь. За соседним столиком сидел пухлый господин средних лет, с шоколадным родимым пятном на щеке и еще одним на подбородке, как будто с половиной бороды. Едва Самюэль прислонил свою книжку к бутылке, как от стойки отделился молодой человек.
– Привет, Сэм.
– Привет, Рон. Рад тебя видеть.
Это был Рональд Бишоп, живший в Креснт, что у Стенлиз-Гроув.
– Давно в Лондоне, Сэм?
– Только что приехал. Как делишки?
– Нормально. Мы, наверное, ехали в одном поезде. А дела ничего. Ты-то здесь зачем, Сэм?
– Да у меня тут есть чем заняться. У тебя все по-старому?
– Ага.
Им всегда было не о чем разговаривать.
– Где остановился, Рон?
– Привычек не меняю – Стрэнд-Палас.
– Думаю, еще увидимся.
– Давай завтра в баре в полвосьмого.
– Отлично.
– Договорились, не забудь.
– Не бойся.
Оба забыли об уговоре сразу же.
– Пока, увидимся.
– Будь умницей.
Когда Рональд Бишоп ушел, Самюэль тихо сказал в свой стакан: «Это удачное начало. Если я сейчас выйду отсюда и поверну за угол, то окажусь снова на Сорок второй. Маленькие Проберты будут играть в больницу у Стога Сена. Единственный незнакомец поблизости – бизнесмен с покрасневшим лицом, пытающийся прочесть нечто на своих ладонях. Нет, вот еще идет женщина в меховом пальто; она собирается сесть рядом со мной. Да… Нет, нет. Проходя, она обдает меня всеми своими запахами: одеколон, пудра и постель.
Женщина присела через два столика от меня, скрестила нога и припудрила нос.
Уже заигрывает. Теперь она делает вид, что не замечает своих голых коленок. В комнате рысь, леди. Застегните пальто. Она гремит ложечкой о блюдце, чтобы привлечь мое внимание, но, когда я начинаю с серьезным видом смотреть на ее руку, она так невинно и нежно глядит на свои колени, как будто держит на них младенца». Ему понравилось, что Она не нагличает.
«Дорогая мама, – писал он пальцем на обратной стороне конверта, поглядывая на женщину между невидимыми фразами, – сообщаю тебе, что доехал хорошо и сейчас выпиваю с уличной девкой в буфете. Потом напишу, ирландка она или нет. Ей лет тридцать восемь, муж ушел пять лет назад из-за ее выходок. Ее ребенок в приюте, она навещает его через воскресенье. Она говорит ему, что сильно занята в шляпном магазине. Не думай, что она заберет все мои деньги, потому что мы понравились друг другу с первого взгляда. И не воображай, что я разобью свое сердце, пытаясь переделать ее, потому что, воспитанный в убеждении, что Мортимер-стрит – это сама добродетель, я никому такого не пожелаю. Да я и не хочу ее переделывать. Мне она не кажется грязной. С ее работой много уходит на чулки, поэтому нашу маленькую комнату в Пимлико первую неделю буду оплачивать я. Сейчас она идет к стойке за новой чашкой кофе. Надеюсь, ты отметишь, что платит она сама. Все в этом буфете несчастливы, кроме меня».
Когда она вернулась за свой столик, он разорвал конверт и уставился на нее с серьезным лицом – это продолжалось целую минуту по бовриловским часам. Один раз она подняла глаза, но тут же отвела их. Она постучала ложкой по краю чашки, потом щелкнула замком на сумочке, наконец медленно повернула к нему личико и снова быстро перевела взгляд на окно.
«Она, должно быть, новенькая, – подумал он с внезапной жалостью, но не перестал пялиться. – Я должен подмигнуть?» Он надвинул свою тяжелую, мокрую шляпу на один глаз и нарочито подмигнул: его лицо исказилось, а зажженная сигарета почти достала до тупого кончика носа. Она защелкнула сумочку, сунула два пенни под блюдце и выскочила из зала, ни разу не поглядев на него.
«Она оставила кофе, – подумал он. И еще: – Боже мой, она покраснела».
Удачное начало.
– Вы что-то сказали? – зыркнул на него человек с родимым пятном. В тех местах, где его лицо, слегка помятое и небритое, не было коричневым, оно было красным и багровым, словно его хитрость превратилась в невыносимое раздражение кожи.
– Я сказал: «Чудесный денек».
– Первый раз в городе?
– Да, только что приехал.
– И как вам здесь нравится? – Он не проявлял, задавая этот вопрос, ни малейшего интереса.
– Я еще не выходил со станции.
Женщина в меховом пальто сейчас, должно быть, говорит полицейскому. «Мне только что подмигивал невысокий мальчик в мокрой шляпе».
«Но сейчас-то дождя нет, мадам». Это заткнет ей рот.
Он положил шляпу под стол.
– Тут есть на что посмотреть, – сказал его собеседник. – Если вас это интересует. Музеи, картинные галереи. – Он пробегал про себя список развлечений, отвергая их всех до единого. – Музеи, – сказал он после долгой паузы. – Один в Южном Кенсингтоне, Британский музей, один на Уайтхолл, с оружием. Я там везде бывал.
Теперь все столики были заняты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
В дверь забарабанили.
– Эй, вы, – раздалось с той стороны. – Вы там сидите уже несколько часов.
Он повернул кран с горячей водой. Струя холодной воды ударила в раковину прежде, чем он успел выхватить шляпу.
– Я директор компании, – произнес он, но голос прозвучал слабо и неубедительно.
Когда шаги снова затихли, он взял сумку и вышел в коридор. Стоя перед купе первого класса, он увидел, как кондуктор и еще один мужчина подошли к двери уборной и замолотили в нее. За ручку они не дергали.
– С самого Нита, – сказал мужчина.
Теперь поезд шел медленнее, покинув пустынные земли, он нырнул в коридор фабрик, проехал, пыхтя, и городские платформы, и высокие дома с разбитыми окнами, и грязные дворы, где пляшет на веревках нижнее белье. Дети в окнах никогда не махали вслед поездам. Для них поезда были все равно что ветер.
Когда поезд остановился под огромной стеклянной крышей, перед дверью уже стояла толпа.
4
– Бутылку пива, пожалуйста, и бутерброд с ветчиной.
Он отнес их на столик в углу, смахнул шляпой крошки и просидел там до полудня. Он пересчитал деньги: 8 фунтов 9 шиллингов и пенни, примерно на три фунта больше, чем он когда-либо видел. Некоторые получают столько за неделю. Ему этого должно хватить на всю жизнь. За соседним столиком сидел пухлый господин средних лет, с шоколадным родимым пятном на щеке и еще одним на подбородке, как будто с половиной бороды. Едва Самюэль прислонил свою книжку к бутылке, как от стойки отделился молодой человек.
– Привет, Сэм.
– Привет, Рон. Рад тебя видеть.
Это был Рональд Бишоп, живший в Креснт, что у Стенлиз-Гроув.
– Давно в Лондоне, Сэм?
– Только что приехал. Как делишки?
– Нормально. Мы, наверное, ехали в одном поезде. А дела ничего. Ты-то здесь зачем, Сэм?
– Да у меня тут есть чем заняться. У тебя все по-старому?
– Ага.
Им всегда было не о чем разговаривать.
– Где остановился, Рон?
– Привычек не меняю – Стрэнд-Палас.
– Думаю, еще увидимся.
– Давай завтра в баре в полвосьмого.
– Отлично.
– Договорились, не забудь.
– Не бойся.
Оба забыли об уговоре сразу же.
– Пока, увидимся.
– Будь умницей.
Когда Рональд Бишоп ушел, Самюэль тихо сказал в свой стакан: «Это удачное начало. Если я сейчас выйду отсюда и поверну за угол, то окажусь снова на Сорок второй. Маленькие Проберты будут играть в больницу у Стога Сена. Единственный незнакомец поблизости – бизнесмен с покрасневшим лицом, пытающийся прочесть нечто на своих ладонях. Нет, вот еще идет женщина в меховом пальто; она собирается сесть рядом со мной. Да… Нет, нет. Проходя, она обдает меня всеми своими запахами: одеколон, пудра и постель.
Женщина присела через два столика от меня, скрестила нога и припудрила нос.
Уже заигрывает. Теперь она делает вид, что не замечает своих голых коленок. В комнате рысь, леди. Застегните пальто. Она гремит ложечкой о блюдце, чтобы привлечь мое внимание, но, когда я начинаю с серьезным видом смотреть на ее руку, она так невинно и нежно глядит на свои колени, как будто держит на них младенца». Ему понравилось, что Она не нагличает.
«Дорогая мама, – писал он пальцем на обратной стороне конверта, поглядывая на женщину между невидимыми фразами, – сообщаю тебе, что доехал хорошо и сейчас выпиваю с уличной девкой в буфете. Потом напишу, ирландка она или нет. Ей лет тридцать восемь, муж ушел пять лет назад из-за ее выходок. Ее ребенок в приюте, она навещает его через воскресенье. Она говорит ему, что сильно занята в шляпном магазине. Не думай, что она заберет все мои деньги, потому что мы понравились друг другу с первого взгляда. И не воображай, что я разобью свое сердце, пытаясь переделать ее, потому что, воспитанный в убеждении, что Мортимер-стрит – это сама добродетель, я никому такого не пожелаю. Да я и не хочу ее переделывать. Мне она не кажется грязной. С ее работой много уходит на чулки, поэтому нашу маленькую комнату в Пимлико первую неделю буду оплачивать я. Сейчас она идет к стойке за новой чашкой кофе. Надеюсь, ты отметишь, что платит она сама. Все в этом буфете несчастливы, кроме меня».
Когда она вернулась за свой столик, он разорвал конверт и уставился на нее с серьезным лицом – это продолжалось целую минуту по бовриловским часам. Один раз она подняла глаза, но тут же отвела их. Она постучала ложкой по краю чашки, потом щелкнула замком на сумочке, наконец медленно повернула к нему личико и снова быстро перевела взгляд на окно.
«Она, должно быть, новенькая, – подумал он с внезапной жалостью, но не перестал пялиться. – Я должен подмигнуть?» Он надвинул свою тяжелую, мокрую шляпу на один глаз и нарочито подмигнул: его лицо исказилось, а зажженная сигарета почти достала до тупого кончика носа. Она защелкнула сумочку, сунула два пенни под блюдце и выскочила из зала, ни разу не поглядев на него.
«Она оставила кофе, – подумал он. И еще: – Боже мой, она покраснела».
Удачное начало.
– Вы что-то сказали? – зыркнул на него человек с родимым пятном. В тех местах, где его лицо, слегка помятое и небритое, не было коричневым, оно было красным и багровым, словно его хитрость превратилась в невыносимое раздражение кожи.
– Я сказал: «Чудесный денек».
– Первый раз в городе?
– Да, только что приехал.
– И как вам здесь нравится? – Он не проявлял, задавая этот вопрос, ни малейшего интереса.
– Я еще не выходил со станции.
Женщина в меховом пальто сейчас, должно быть, говорит полицейскому. «Мне только что подмигивал невысокий мальчик в мокрой шляпе».
«Но сейчас-то дождя нет, мадам». Это заткнет ей рот.
Он положил шляпу под стол.
– Тут есть на что посмотреть, – сказал его собеседник. – Если вас это интересует. Музеи, картинные галереи. – Он пробегал про себя список развлечений, отвергая их всех до единого. – Музеи, – сказал он после долгой паузы. – Один в Южном Кенсингтоне, Британский музей, один на Уайтхолл, с оружием. Я там везде бывал.
Теперь все столики были заняты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16