Сановник произнес: «Мы давно не слыхали речей Дзюха. Позвать его!» Кто-то кликнул Дзюха, и из-за плеча Мудзэна вдруг выдвинулось крупное лоснящееся лицо монаха с яркими глазами и большим носом. Монах оправил рясу и, поднявшись на галерею, почтительно уселся поодаль от сановника.
Он принялся рассказывать древние предания, и восхищенный сановник приказал: «Одарить его!»
Один из воинов спросил монаха: «Скажите, почему Кобо-дайси не высушил ядовитые воды Жемчужной реки?
Здесь, на этой горе, все чудотворно — земля и камни, трава и деревья, и вредоносна лишь вода в Жемчужной реке. Говорят, что люди, испив из нее, умирали, и Кобо-дайси якобы даже сложил о ней такие стихи:
Вдруг, позабывшись,
Пригоршню воды зачерпнет
Путник усталый…
Как сияет Жемчужная река
В дебрях таинственных Такано!
Монах, улыбаясь, сказал: «Эти стихи — из сборника „Фугасю"». Комментарий к ним гласит: «На пути к храму в дебрях Такано воды реки Жемчужной кишат ядовитыми насекомыми, и стихи сочинены в предостережение жаждущим». Как видите, ваше мнение совпадает с мнением комментатора, и ваше недоумение понятно. Ведь Кобо-дайси был всемогущ, ему были подвластны духи земли: проложить дорогу или прорыть пещеру в скале ему ничего не стоило. Он приручил Великого Змея, заставил служить себе феникса. Люди почитали его за доброту и могущество, поэтому комментарий представляется мне очень сомнительным. Я толкую эти стихи по-иному. Паломники не помнят, не знают, что на Такано есть эта прекрасная река, но тем не менее восхищаются ее чистыми водами. Я думаю, что ядовитость вод Жемчужной реки — выдумка, да и сами стихи вызывают сомнение, потому что они написаны не в стиле начала Хэйанской эпохи. Когда мы говорим: жемчужная прическа или жемчужные одежды, мы словом «жемчужный» выражаем свое восхищение чистотой или красотой предмета. Совершенно так же мы называем чистую воду жемчужной водой. Издавна в разных провинциях есть реки, получившие название Жемчужных — Тамагава. Во всех стихах, посвященных любой из этих Тамагава, воспевается чистота и красота их вод. Думается, так же чиста и вода Жемчужной реки на горе Такано. Разве можно представить себе, чтобы ядовитый поток назвали словом Жемчужный? Впрочем, ревностные почитатели Будды часто не понимают стихов и делают подобные ошибки. И весьма похвально, что вы, человек далекий от поэзии, сумели усомниться в комментарии». Все пирующие выразили восхищение словами монаха.
Из-за гробницы вновь донесся крик птицы: «Буппан! Буппан!» «Редко приходится слышать эту птицу, — промолвил сановник, подняв чарку. — От нее на пиру веселее. Ну, что же ты замолк, Дзюха?» Монах почтительно ответил: «Мои стихи, наверное, уже надоели господину. Между тем здесь оказались двое паломников, и один из них весьма искусен в современных стихах. Пусть господин потребует его к себе». Сановник приказал: «Подать его сюда!» — и тогда молодой самурай обернулся к Мудзэну и сказал: «Тебя зовут, подойди к князю». Не помня себя от страха, Мудзэн ползком приблизился к сановнику.
Монах сказал ему: «А ну-ка, прочти господину стихи, которые ты только что сочинил». — «Смилуйтесь! — сказал, весь дрожа, Мудзэн. — Какие стихи? Я ничего не помню!» Монах настаивал: «Ты читал о таинственном голосе птицы. Читай же скорее, это желание его высочества». Охваченный ужасом, Мудзэн спросил: «Кто же это? Кого вы называете высочеством? Что означает этот пир в горных дебрях в глухую ночь? Я ничего не понимаю!» И монах ответил: «Его высочество — это наместник императора князь Хидэцугу, и с ним прославленные правители и воины Кимура Хитатиноскэ, Сасабэ Авадзи, Сираэ Бинго, Кумагая Тайдзэн, Авано Моку, Хибино Симодзукэ, Ямагути Сёун, Марумо Фусин, Рюсэй-нюдо, Ямамото Тономо, Ямада Сандзюро и Фува Мансаку. А я — хоккё Дзюха. Тебе и твоему спутнику пожалована поистине необычайная аудиенция. Читай же скорее». Будь на голове у Мудзэна волосы, они поднялись бы дыбом от страха; душа его ушла в пятки. Трясущимися руками он достал из своей сумы «дхутанга» лист чистой бумаги, кое-как написал стих и подал Ямамото Тономо. Тономо прочитал вслух:
Даже голос птицы,
Словно чаща глубокая леса,
Исполнен тайны.
«Хорошие стихи, — похвалил князь Хидэцугу. — Пусть кто-нибудь сочинит следующую строфу!» — «Позвольте мне», — сказал, выступив вперед, Ямада Сандзюро, подумал, наклонив голову, и написал:
Пускай, не смыкая глаз,
Кунжута зерна мы жжем до зари, —
Как летняя ночь коротка!
«Прекрасно», — сказал Дзюха и передал стихи князю. Князь похвалил, развеселился и снова пустил по кругу полную чарку.
Вдруг человек, которого Дзюха назвал Авадзи, изменился в лице и сказал: «Наступает час кровавой битвы. Я слышу, как к нам приближается демон Асура. Готовьтесь же!» Лица пирующих тотчас запылали, словно налились кровью, все дружно вскричали: «Зададим же мы сегодня трепку этому сброду Исида и Масуда!» Князь Хидэцугу повернулся к Кимура: «Зря мы показались этим бездельникам-паломникам. Захвати их с собой на кровавую бойню!» Но его старые соратники закричали: «Дни их еще не сочтены! Зачем же творить новые злодейства?» Фигуры людей стали удаляться и исчезли в туманном небе. Некоторое время Мудзэн и его сын лежали без памяти, но, когда забрезжил рассвет, холодная роса вернула их к жизни. Было еще совсем темно. В страхе, непрерывно повторяя имя Кобо-дайси, они дождались восхода солнца и сошли с горы. Они поспешно вернулись в Киото и долго лечились снадобьями и иглоукалыванием. Как-то раз, проходя по мосту Сандзё, Мудзэн вспомнил о казни на Акугякудзука — Холме Возмездия. Ночь у гробницы на горе Такано сейчас же представилась ему, и, хотя дело было днем, его охватил ужас. Здесь записано то, что Мудзэн рассказал одному знакомому в столице.
Котел храма Кибицу
«Тяжело жить с ревнивой женщиной, но истина эта познается лишь в преклонных годах». Кому принадлежит это изречение? Поистине хорошо еще, если ревность только мешает в повседневных трудах, вредит семейному благополучию и навлекает на свои жертвы порицание соседей. Но она может также погубить семью, опустошить государство и сделать человека посмешищем для всей Поднебесной. С древних времен было много людей, которых отравил яд ревности. Некоторые из них предавались мести и превращались после смерти в змей или в молнию с громом. Таких мало было бы и засолить живьем, но, к счастью, подобные случаи были редки. Мук ревности можно избежать, если мужчина сам ведет себя достойно и следит за поведением жены, однако слишком часто он поддается минутным увлечениям и возбуждает ревность в женщине, характер которой капризен от природы. И справедливо говорится, что птицу держит в повиновении клетка, а женщину — твердость ее супруга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Он принялся рассказывать древние предания, и восхищенный сановник приказал: «Одарить его!»
Один из воинов спросил монаха: «Скажите, почему Кобо-дайси не высушил ядовитые воды Жемчужной реки?
Здесь, на этой горе, все чудотворно — земля и камни, трава и деревья, и вредоносна лишь вода в Жемчужной реке. Говорят, что люди, испив из нее, умирали, и Кобо-дайси якобы даже сложил о ней такие стихи:
Вдруг, позабывшись,
Пригоршню воды зачерпнет
Путник усталый…
Как сияет Жемчужная река
В дебрях таинственных Такано!
Монах, улыбаясь, сказал: «Эти стихи — из сборника „Фугасю"». Комментарий к ним гласит: «На пути к храму в дебрях Такано воды реки Жемчужной кишат ядовитыми насекомыми, и стихи сочинены в предостережение жаждущим». Как видите, ваше мнение совпадает с мнением комментатора, и ваше недоумение понятно. Ведь Кобо-дайси был всемогущ, ему были подвластны духи земли: проложить дорогу или прорыть пещеру в скале ему ничего не стоило. Он приручил Великого Змея, заставил служить себе феникса. Люди почитали его за доброту и могущество, поэтому комментарий представляется мне очень сомнительным. Я толкую эти стихи по-иному. Паломники не помнят, не знают, что на Такано есть эта прекрасная река, но тем не менее восхищаются ее чистыми водами. Я думаю, что ядовитость вод Жемчужной реки — выдумка, да и сами стихи вызывают сомнение, потому что они написаны не в стиле начала Хэйанской эпохи. Когда мы говорим: жемчужная прическа или жемчужные одежды, мы словом «жемчужный» выражаем свое восхищение чистотой или красотой предмета. Совершенно так же мы называем чистую воду жемчужной водой. Издавна в разных провинциях есть реки, получившие название Жемчужных — Тамагава. Во всех стихах, посвященных любой из этих Тамагава, воспевается чистота и красота их вод. Думается, так же чиста и вода Жемчужной реки на горе Такано. Разве можно представить себе, чтобы ядовитый поток назвали словом Жемчужный? Впрочем, ревностные почитатели Будды часто не понимают стихов и делают подобные ошибки. И весьма похвально, что вы, человек далекий от поэзии, сумели усомниться в комментарии». Все пирующие выразили восхищение словами монаха.
Из-за гробницы вновь донесся крик птицы: «Буппан! Буппан!» «Редко приходится слышать эту птицу, — промолвил сановник, подняв чарку. — От нее на пиру веселее. Ну, что же ты замолк, Дзюха?» Монах почтительно ответил: «Мои стихи, наверное, уже надоели господину. Между тем здесь оказались двое паломников, и один из них весьма искусен в современных стихах. Пусть господин потребует его к себе». Сановник приказал: «Подать его сюда!» — и тогда молодой самурай обернулся к Мудзэну и сказал: «Тебя зовут, подойди к князю». Не помня себя от страха, Мудзэн ползком приблизился к сановнику.
Монах сказал ему: «А ну-ка, прочти господину стихи, которые ты только что сочинил». — «Смилуйтесь! — сказал, весь дрожа, Мудзэн. — Какие стихи? Я ничего не помню!» Монах настаивал: «Ты читал о таинственном голосе птицы. Читай же скорее, это желание его высочества». Охваченный ужасом, Мудзэн спросил: «Кто же это? Кого вы называете высочеством? Что означает этот пир в горных дебрях в глухую ночь? Я ничего не понимаю!» И монах ответил: «Его высочество — это наместник императора князь Хидэцугу, и с ним прославленные правители и воины Кимура Хитатиноскэ, Сасабэ Авадзи, Сираэ Бинго, Кумагая Тайдзэн, Авано Моку, Хибино Симодзукэ, Ямагути Сёун, Марумо Фусин, Рюсэй-нюдо, Ямамото Тономо, Ямада Сандзюро и Фува Мансаку. А я — хоккё Дзюха. Тебе и твоему спутнику пожалована поистине необычайная аудиенция. Читай же скорее». Будь на голове у Мудзэна волосы, они поднялись бы дыбом от страха; душа его ушла в пятки. Трясущимися руками он достал из своей сумы «дхутанга» лист чистой бумаги, кое-как написал стих и подал Ямамото Тономо. Тономо прочитал вслух:
Даже голос птицы,
Словно чаща глубокая леса,
Исполнен тайны.
«Хорошие стихи, — похвалил князь Хидэцугу. — Пусть кто-нибудь сочинит следующую строфу!» — «Позвольте мне», — сказал, выступив вперед, Ямада Сандзюро, подумал, наклонив голову, и написал:
Пускай, не смыкая глаз,
Кунжута зерна мы жжем до зари, —
Как летняя ночь коротка!
«Прекрасно», — сказал Дзюха и передал стихи князю. Князь похвалил, развеселился и снова пустил по кругу полную чарку.
Вдруг человек, которого Дзюха назвал Авадзи, изменился в лице и сказал: «Наступает час кровавой битвы. Я слышу, как к нам приближается демон Асура. Готовьтесь же!» Лица пирующих тотчас запылали, словно налились кровью, все дружно вскричали: «Зададим же мы сегодня трепку этому сброду Исида и Масуда!» Князь Хидэцугу повернулся к Кимура: «Зря мы показались этим бездельникам-паломникам. Захвати их с собой на кровавую бойню!» Но его старые соратники закричали: «Дни их еще не сочтены! Зачем же творить новые злодейства?» Фигуры людей стали удаляться и исчезли в туманном небе. Некоторое время Мудзэн и его сын лежали без памяти, но, когда забрезжил рассвет, холодная роса вернула их к жизни. Было еще совсем темно. В страхе, непрерывно повторяя имя Кобо-дайси, они дождались восхода солнца и сошли с горы. Они поспешно вернулись в Киото и долго лечились снадобьями и иглоукалыванием. Как-то раз, проходя по мосту Сандзё, Мудзэн вспомнил о казни на Акугякудзука — Холме Возмездия. Ночь у гробницы на горе Такано сейчас же представилась ему, и, хотя дело было днем, его охватил ужас. Здесь записано то, что Мудзэн рассказал одному знакомому в столице.
Котел храма Кибицу
«Тяжело жить с ревнивой женщиной, но истина эта познается лишь в преклонных годах». Кому принадлежит это изречение? Поистине хорошо еще, если ревность только мешает в повседневных трудах, вредит семейному благополучию и навлекает на свои жертвы порицание соседей. Но она может также погубить семью, опустошить государство и сделать человека посмешищем для всей Поднебесной. С древних времен было много людей, которых отравил яд ревности. Некоторые из них предавались мести и превращались после смерти в змей или в молнию с громом. Таких мало было бы и засолить живьем, но, к счастью, подобные случаи были редки. Мук ревности можно избежать, если мужчина сам ведет себя достойно и следит за поведением жены, однако слишком часто он поддается минутным увлечениям и возбуждает ревность в женщине, характер которой капризен от природы. И справедливо говорится, что птицу держит в повиновении клетка, а женщину — твердость ее супруга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27