но ты бы признал мой рассудок
В том, что не взял на себя я заемного бремени тягость.
100 Ибо тогда бы мне должно свое умножать состоянье,
В многих искать и звать того и другого в деревню,
Множество слуг и коней содержать и иметь колесницу.
Нынче могу я в Тарент на кургузом муле отправляться,
У которого спину натер чемодан мой, а всадник
Вытер бока. - И никто мне не скажет за это упрека
В скупости так, как тебя упрекают все, Тиллий, когда ты
Едешь, как претор тибурской дорогой, и пятеро следом
Юных рабов, кто с лоханью, кто с коробом вин. Оттого мне,
Право, спокойнее жить, чем тебе, знаменитый сенатор!
110 Да спокойней и многих других. Я, куда пожелаю,
Отправляюсь один, сам справляюсь о ценности хлеба,
Сам о цене овощей, плутовским пробираюсь я цирком;
П_о_д вечер часто и в форум - гадателей слушать; оттуда
Я к пирогу, к овощам и домой. Нероскошный мой ужин
Трое рабов подают. На мраморе белом два кубка
Вместе с циатом стоят, простая солонка и чаша,
И рукомойник - посуды простой, кампанийской работы.
Спать я иду, не заботясь о том, что мне надобно завтра
Рано вставь и на площадь, где Марсий кривляется бедный
120 В знак что он младшего Новия даже и видеть не может.
Сплю до четвертого часа; потом, погулявши, читаю
Или пишу, про себя, что-нибудь, что меня занимает;
После я маслом натрусь, не таким, как запачканный Натта,
Краденным им из ночных фонарей. Тут, ежели солнце
Жаром меня утомит и напомнит о бане прохладной,
Я от жара укроюсь туда. Насыщаюсь нежадно,
Ем чтоб быть сыту и легким весь день сохранить мои желудок.
Дома потом отдохну. Жизнь подобную только проводят
Люди, свободные вовсе от уз честолюбия тяжких.
130 Я утешаюся тем, что приятней живу, чем когда бы
Квестором был мой отец, или дедушка, или же дядя.
Пер. М. Дмитриева
7
Всякий цирюльник и всякий подслепый, я думаю, знает,
Как полуримлянин Персий, с проскриптом Рупилием в ссоре,
(Прозванным Царь), отплатил за его ядовитость и гнусность.
Персии богач был, имел он большие дела в Клазоменах;
С этим Рупильем-Царем имел он тяжелую тяжбу.
Жесткий он был человек, ненавистник; в том и Царя он
Мог превзойти. И надменен и горд, оскорбительной речью
Он на белых конях обгонял и Сизенну и Барра.
Возвращаюсь к Рупилию снова. Никак не возможно
10 Было их согласить, затем, что сутяги имеют
То же право стоять за себя, как и храбрые в битве.
Как между Гектором, сыном Приама, храбрым Ахиллом
Гнев был настолько велик, что лишь смерть развела ратоборцев.
А причиной одно: в них высокое мужество было!
Если ж вражда между слабых идет, иль война меж неравных,
Так, как случилось между Диомедом и Главком-ликийцем,
То трусливый назад; и подарки еще предлагает!
Персий с Рупилием в битву вступили пред претором Брутом:
Азией правил богатою он. Сам Биф и сам Бакхий
20 Менее были б равны, чем они на побоище этом.
Оба выходят на суд, друг на друга горящие гневом,
Оба великое зрелище взорам собранья готовят.
Персий свой иск изложил и был всеми согласно осмеян.
Претора Брута сперва расхвалил он, потом и когорты,
Солнцем всей Азии Брута назвав, он к звездам благотворным
Свиту его приобщил; одного лишь Рупилия назвал
Псом - созвездием злым, ненавистным для всех земледельцев.
Персий стремился, как зимний поток нерубленным лесом.
Начал прен_е_стец потом; отплатил он ему, и с избытком.
Так виноградарь, когда закукует прохожий кукушкой,
Бранью его провожает, пока он из глаз не исчезнет.
Вот грек Персий, Италии уксусом выкупан вдоволь,
Вдруг закричал: "Умоляю богами, о Брут благородный!
Ты, который с царями справляться привык! Для чего ты
Этого терпишь? - Оно бы твое настоящее дело!"
Пер. М. Дмитриева
8
Некогда был я чурбан, от смоковницы пень бесполезный;
Долго думал художник, чем быть мне, скамьей иль Приапом.
"Сделаю бога!" сказал; вот и бог я! - С тех пор я пугаю
Птиц и воров. - Я правой рукой воров отгоняю,
Так же как удом своим, что краснеет меж чресел бесстыдно;
А тростник на моей голове птиц прожорливых гонит,
Их не пуская садиться в саду молодом на деревья.
Прежде здесь трупы рабов погребались, которые раб же
В бедном гробу привозил за наемную скудную плату.
10 Общее было здесь всякого нищего люда кладбище;
Пантолаба ль шута, Номентана ль известного мота.
С надписью столб назначал по дороге им тысячу пядей,
П_о_ полю триста, чтоб кто не вступился в наследие мертвых,
Холм Эсквилинский теперь заселен; тут воздух здоровый.
Нынче по насыпи можно гулять, где еще столь недавно
Белые кости везде попадались печальному взору.
Но ни воры, ни звери, которые роют тут землю,
Столько забот и хлопот мне не стоят, как эти колдуньи,
Ядом и злым волхвованьем мутящие ум человеков.
20 Я не могу их никак отучить, чтоб они не ходили
Вредные травы и кости сбирать, как скоро покажет
Лик свой прекрасный луна, проходя по лазурному небу.
Видел Канидию сам я, одетую в черную паллу,
Как босиком, растрепав волоса, с Саганою старшей,
Здесь завывали они; и от бледности та и другая
Были ужасны на вид. - Сначала обе ногтями
Стали рыть землю; потом теребили и рвали зубами
Черную ярку и кровью наполнили яму, чтоб тени
Вызвать умерших - на страшные их отвечать заклинанья.
30 Вынули образ какой-то из шерсти; другой же из воску.
Первый был больше, как будто грозил восковому; а этот
Робко стоял перед ним, как раб, ожидающий смерти!
Тут Гекату одна вызывать принялась; Тизифону
Кликать другая. Вокруг их, казалось, ползли и бродили
Змеи и адские псы. А луна, от стыда покрасневши,
Скрылась, чтоб дел их срамных не видать, за высокой гробницей.
Если я лгу в чем, пускай белым калом обгадят главу мне
Вороны; явятся пусть, чтоб меня обмочить и обгадить
Юлий, как щепка сухой, Педиатия с вором Вораном.
40 Но зачем мне рассказывать все! - Рассказать ли, как тени
Попеременно с Саганой пронзительным голосом выли,
Как украдкою бороду волчью с зубом ехидны
В землю зарыли они, как сильный огонь восковое
Изображение сжег, как, от ужаса я содрогнувшись,
Был отомщен, свидетель и слов и деяний двух фурий!
Сделан из дерева, сзади я вдруг раскололся и треснул,
Точно как лопнул пузырь. - Тут колдуньи как пустятся в город!
То-то вам было б смешно посмотреть, как попадали в бегстве
Зубы Канидии тут и парик с головы у Саганы,
50 Травы и даже запястья волшебные с рук у обеих!
Пер. М. Дмитриева
9
Шел я случайно Священною улицей - в мыслях о чем-то,
Так, по привычке моей, о безделке задумавшись. - Некто
Вдруг повстречался со мной, мне по имени только известный.
За руку взяв, он сказал мне: "Ну, как поживаешь, любезный?"
- "Так, потихоньку, как видишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
В том, что не взял на себя я заемного бремени тягость.
100 Ибо тогда бы мне должно свое умножать состоянье,
В многих искать и звать того и другого в деревню,
Множество слуг и коней содержать и иметь колесницу.
Нынче могу я в Тарент на кургузом муле отправляться,
У которого спину натер чемодан мой, а всадник
Вытер бока. - И никто мне не скажет за это упрека
В скупости так, как тебя упрекают все, Тиллий, когда ты
Едешь, как претор тибурской дорогой, и пятеро следом
Юных рабов, кто с лоханью, кто с коробом вин. Оттого мне,
Право, спокойнее жить, чем тебе, знаменитый сенатор!
110 Да спокойней и многих других. Я, куда пожелаю,
Отправляюсь один, сам справляюсь о ценности хлеба,
Сам о цене овощей, плутовским пробираюсь я цирком;
П_о_д вечер часто и в форум - гадателей слушать; оттуда
Я к пирогу, к овощам и домой. Нероскошный мой ужин
Трое рабов подают. На мраморе белом два кубка
Вместе с циатом стоят, простая солонка и чаша,
И рукомойник - посуды простой, кампанийской работы.
Спать я иду, не заботясь о том, что мне надобно завтра
Рано вставь и на площадь, где Марсий кривляется бедный
120 В знак что он младшего Новия даже и видеть не может.
Сплю до четвертого часа; потом, погулявши, читаю
Или пишу, про себя, что-нибудь, что меня занимает;
После я маслом натрусь, не таким, как запачканный Натта,
Краденным им из ночных фонарей. Тут, ежели солнце
Жаром меня утомит и напомнит о бане прохладной,
Я от жара укроюсь туда. Насыщаюсь нежадно,
Ем чтоб быть сыту и легким весь день сохранить мои желудок.
Дома потом отдохну. Жизнь подобную только проводят
Люди, свободные вовсе от уз честолюбия тяжких.
130 Я утешаюся тем, что приятней живу, чем когда бы
Квестором был мой отец, или дедушка, или же дядя.
Пер. М. Дмитриева
7
Всякий цирюльник и всякий подслепый, я думаю, знает,
Как полуримлянин Персий, с проскриптом Рупилием в ссоре,
(Прозванным Царь), отплатил за его ядовитость и гнусность.
Персии богач был, имел он большие дела в Клазоменах;
С этим Рупильем-Царем имел он тяжелую тяжбу.
Жесткий он был человек, ненавистник; в том и Царя он
Мог превзойти. И надменен и горд, оскорбительной речью
Он на белых конях обгонял и Сизенну и Барра.
Возвращаюсь к Рупилию снова. Никак не возможно
10 Было их согласить, затем, что сутяги имеют
То же право стоять за себя, как и храбрые в битве.
Как между Гектором, сыном Приама, храбрым Ахиллом
Гнев был настолько велик, что лишь смерть развела ратоборцев.
А причиной одно: в них высокое мужество было!
Если ж вражда между слабых идет, иль война меж неравных,
Так, как случилось между Диомедом и Главком-ликийцем,
То трусливый назад; и подарки еще предлагает!
Персий с Рупилием в битву вступили пред претором Брутом:
Азией правил богатою он. Сам Биф и сам Бакхий
20 Менее были б равны, чем они на побоище этом.
Оба выходят на суд, друг на друга горящие гневом,
Оба великое зрелище взорам собранья готовят.
Персий свой иск изложил и был всеми согласно осмеян.
Претора Брута сперва расхвалил он, потом и когорты,
Солнцем всей Азии Брута назвав, он к звездам благотворным
Свиту его приобщил; одного лишь Рупилия назвал
Псом - созвездием злым, ненавистным для всех земледельцев.
Персий стремился, как зимний поток нерубленным лесом.
Начал прен_е_стец потом; отплатил он ему, и с избытком.
Так виноградарь, когда закукует прохожий кукушкой,
Бранью его провожает, пока он из глаз не исчезнет.
Вот грек Персий, Италии уксусом выкупан вдоволь,
Вдруг закричал: "Умоляю богами, о Брут благородный!
Ты, который с царями справляться привык! Для чего ты
Этого терпишь? - Оно бы твое настоящее дело!"
Пер. М. Дмитриева
8
Некогда был я чурбан, от смоковницы пень бесполезный;
Долго думал художник, чем быть мне, скамьей иль Приапом.
"Сделаю бога!" сказал; вот и бог я! - С тех пор я пугаю
Птиц и воров. - Я правой рукой воров отгоняю,
Так же как удом своим, что краснеет меж чресел бесстыдно;
А тростник на моей голове птиц прожорливых гонит,
Их не пуская садиться в саду молодом на деревья.
Прежде здесь трупы рабов погребались, которые раб же
В бедном гробу привозил за наемную скудную плату.
10 Общее было здесь всякого нищего люда кладбище;
Пантолаба ль шута, Номентана ль известного мота.
С надписью столб назначал по дороге им тысячу пядей,
П_о_ полю триста, чтоб кто не вступился в наследие мертвых,
Холм Эсквилинский теперь заселен; тут воздух здоровый.
Нынче по насыпи можно гулять, где еще столь недавно
Белые кости везде попадались печальному взору.
Но ни воры, ни звери, которые роют тут землю,
Столько забот и хлопот мне не стоят, как эти колдуньи,
Ядом и злым волхвованьем мутящие ум человеков.
20 Я не могу их никак отучить, чтоб они не ходили
Вредные травы и кости сбирать, как скоро покажет
Лик свой прекрасный луна, проходя по лазурному небу.
Видел Канидию сам я, одетую в черную паллу,
Как босиком, растрепав волоса, с Саганою старшей,
Здесь завывали они; и от бледности та и другая
Были ужасны на вид. - Сначала обе ногтями
Стали рыть землю; потом теребили и рвали зубами
Черную ярку и кровью наполнили яму, чтоб тени
Вызвать умерших - на страшные их отвечать заклинанья.
30 Вынули образ какой-то из шерсти; другой же из воску.
Первый был больше, как будто грозил восковому; а этот
Робко стоял перед ним, как раб, ожидающий смерти!
Тут Гекату одна вызывать принялась; Тизифону
Кликать другая. Вокруг их, казалось, ползли и бродили
Змеи и адские псы. А луна, от стыда покрасневши,
Скрылась, чтоб дел их срамных не видать, за высокой гробницей.
Если я лгу в чем, пускай белым калом обгадят главу мне
Вороны; явятся пусть, чтоб меня обмочить и обгадить
Юлий, как щепка сухой, Педиатия с вором Вораном.
40 Но зачем мне рассказывать все! - Рассказать ли, как тени
Попеременно с Саганой пронзительным голосом выли,
Как украдкою бороду волчью с зубом ехидны
В землю зарыли они, как сильный огонь восковое
Изображение сжег, как, от ужаса я содрогнувшись,
Был отомщен, свидетель и слов и деяний двух фурий!
Сделан из дерева, сзади я вдруг раскололся и треснул,
Точно как лопнул пузырь. - Тут колдуньи как пустятся в город!
То-то вам было б смешно посмотреть, как попадали в бегстве
Зубы Канидии тут и парик с головы у Саганы,
50 Травы и даже запястья волшебные с рук у обеих!
Пер. М. Дмитриева
9
Шел я случайно Священною улицей - в мыслях о чем-то,
Так, по привычке моей, о безделке задумавшись. - Некто
Вдруг повстречался со мной, мне по имени только известный.
За руку взяв, он сказал мне: "Ну, как поживаешь, любезный?"
- "Так, потихоньку, как видишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19