Приветствуя госпожу, он старался улыбнуться как можно любезней. Его грязная лодыжка со следами свежих порезов травой выглядывала из разбитой обуви.
"Наверное, он приберег носки на случай, если сподобится куда-нибудь пойти. Хоть они не дороги вовсе, а бережет! Склад ума как у подростка парень-то деревенский..."
Бельевая верёвка была привязана к толстым дубовым веткам - дубы росли прямо перед кухней. Каждый сантиметр пеньковой верёвки был занят. Западный ветер, пронизывая рощу каштанов, развевал сырое белье, хлопая им над головой Магги. Посаженная на цепь, Магги несколько раз срывалась с насиженного места, замирала и порывисто лаяла - словно ее настигали воспоминания.
Эцуко ходила вдоль верёвок, проверяя на ощупь бельё - не высохло ли? Вдруг сильный порыв ветра со всего размаха залепил ей лицо мокрым белым фартуком. Получив звонкую пощечину, Эцуко залилась краской.
Куда подевался Сабуро?
Она закрыла глаза и вспомнила: грязные голые лодыжки, свежие царапины... Его дурные привычки, едва заметная улыбка, бедность, заношенная одежда, - всё это вызвало в ней умиление.
Какая притягательная бедность! Эцуко нравилось в нём именно это. Его бедность для Эцуко была тем же, чем женская стыдливость для мужчин.
"Может быть, он сидит в своей комнате и зачитывается самурайскими повестями?"
Эцуко прошла через кухню, вытерла мокрые руки о подол передника. У задних дверей кухни стоял мусорный ящик. Это был железный бак, куда Миё всегда выбрасывала остатки пищи и порченые овощи. Когда бак наполнялся, она вываливала содержимое в яму размером в два татами - там вызревал компост.
На выходе из кухни Эцуко случайно взглянула на мусорный бак и остановилась - из-под пожелтевшей зелени и рыбных костей торчала новенькая тряпица. Она узнала этот темно-синий цвет. Эцуко брезгливо поддела пальцем вещицу, пока никто не видел, и вытащила наружу. Это был носок. Под тёмно-синим носком показалась пара коричневых. Судя по внешнему виду, их даже не примерили - по-прежнему висела прикреплённая проволочкой торговая марка универмага. Несколько мгновений она бессмысленно стояла наедине со своей находкой, пока носки не выпали из ее рук на кучу отходов. Минуты две или три она была в замешательстве; потом быстро огляделась по сторонам и, словно женщина, зарывающая свой выкидыш, торопливо засунула две пары носков под желтую ботву овощей и рыбных костей. Тщательно вымыла руки. Она раздумывала, пока мыла руки, и продолжала раздумывать, когда вытирала их о передник. Не так-то просто было привести мысли в порядок. Как только Эцуко пришла в себя, первое, что она почувствовала, это необъяснимую тошнотворную ярость. Когда Эцуко появилась перед окном спальни Сабуро, он переодевался в рабочую одежду. Увидев госпожу, Сабуро поспешно застегнул пуговицы на сорочке, почтительно поклонился. Пуговицы на рукавах еще не были застегнуты. Он вопросительно взглянул на Эцуко. Она молчала. Он застегнул пуговицы на рукавах. Эцуко продолжала молчать. Сабуро был поражен каменным выражением её лица.
- Что случилось с твоими носками, что я подарила тебе на днях?
С виду Эцуко была ласковой, однако в её нежном голосе посторонний человек различил бы грозную ноту. Гнев зарождался где-то глубоко в сердце. Причина гнева была необъяснима. Она распаляла себя всякими домыслами иначе сам вопрос был бы невозможен.
В черных щенячьих глазах Сабуро металось смятение. Он снова стал расстёгивать только что расстегнутый левый рукав.
- В чем дело? Почему не отвечаешь?
Эцуко облокотилась на подоконник. Она пристально, с вызовом смотрела на Сабуро. Гнев ее разгорался. Она испытывала прилив наслаждения. О. какое это было наслаждение! Прежде она и представить не могла, что такое возможно. В ней разгоралось торжествующее чувство, она жадно всматривалась в грациозную загорелую шею, склонённую перед ней, в свежий порез бритвой на подбородке... Эцуко не замечала, как её слова, её голос всё больше и больше переполнялся ласковой интонацией.
- Ну да ладно уж! Не робей. Просто я увидела их в мусорном баке... Это ты выбросил?
- Да, я, - ответил Сабуро без колебания.
"Кто-то за всем этим стоит, иначе он выдал бы себя голосом".
За спиной Эцуко раздались всхлипы. Это была Миё. Она плакала, прикрывая лицо старым мышиного цвета саржевым фартуком, непомерно большим для её роста.
- Это я выбросила! Это я выбросила!
- Что ты такое говоришь? И чего ты плачешь?
При этих словах Эцуко бросила мимолетный взгляд на Сабуро. В его глазах вспыхнуло беспокойство, он хотел что-то сказать Миё. Грубо сорвав с лица Миё фартук, Эцуко опередила его. Под фартуком скрывалась перепуганная, раскрасневшаяся физиономия. Деревенская простушка. Лицо было измазано слезами и выглядело уродливо. Или близко к этому. Её щёки распухли от обиды, лиловели, словно переспелая хурма, вот-вот готовая лопнуть; бессмысленные зрачки расширены; нос сплющен; тонкие реденькие бровки... Из всего этого набора Эцуко раздражали только губы. Губы Миё были пухленькие, как алая подушечка для иголок, обрамлённые пушком, словно персик. Прелестные губы, вздрагивающие от рыданий, поблескивающие от слез. Губы Эцуко были намного тоньше.
- В чем дело? Отвечай! - Меня не волнуют выброшенные носки. Мне нужно знать, почему ты выбросила их?
- Да, госпожа!
Мне хотела было ответить, но Сабуро опередил её, выдав себя находчивостью, обычно ему не свойственной.
- Госпожа, это правда я выкинул. Я подумал, что не заслужил носки, поэтому нарочно выбросил их. Это я сделал, госпожа.
- Не говори глупостей, это не повод!
Миё вообразила, что Эцуко сообщит хозяину о проступке Сабуро и тогда Якити обязательно накажет его. Она не могла позволить Сабуро выгораживать ее, поэтому снова вмешалась в разговор.
- Госпожа, это я их выбросила! Когда вы подарили Сабуро эти носки, он сразу же показал мне ваш подарок. Я сильно засомневалась в том, что он получил эти вещи даром. Тогда Сабуро рассердился и сказал: "Хорошо, возьми эти носки себе!" Он бросил их и ушел. Но я же не могу носить мужские носки, поэтому выбросила.
Миё снова подняла передник, утёрла лицо. Вот и причина выяснилась. Какая милая, однако, отговорка: "Женщины не носят мужских носков!"
Эцуко поняла, в чем тут дело. Вялым голосом она сказала:
- Ну ладно! Не плачь! Если Тиэко или другие домашние увидят тебя в таком виде, то я не знаю, что они подумают. Разве мыслимо подымать шум из-за какой-то пары носков? Перестань! Вытри слезы!
Эцуко нарочно не смотрела на Сабуро. Она обняла Миё за плечи и, поглядывая на непричёсанную и давно не мытую голову, увела её.
"Ну что за женщина! Вы видели таких, а? Ну что за женщина?"
В кроне дуба раздался посвист сорокопута - впервые в этом году. Ясное осеннее небо оплетали ветви дубов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
"Наверное, он приберег носки на случай, если сподобится куда-нибудь пойти. Хоть они не дороги вовсе, а бережет! Склад ума как у подростка парень-то деревенский..."
Бельевая верёвка была привязана к толстым дубовым веткам - дубы росли прямо перед кухней. Каждый сантиметр пеньковой верёвки был занят. Западный ветер, пронизывая рощу каштанов, развевал сырое белье, хлопая им над головой Магги. Посаженная на цепь, Магги несколько раз срывалась с насиженного места, замирала и порывисто лаяла - словно ее настигали воспоминания.
Эцуко ходила вдоль верёвок, проверяя на ощупь бельё - не высохло ли? Вдруг сильный порыв ветра со всего размаха залепил ей лицо мокрым белым фартуком. Получив звонкую пощечину, Эцуко залилась краской.
Куда подевался Сабуро?
Она закрыла глаза и вспомнила: грязные голые лодыжки, свежие царапины... Его дурные привычки, едва заметная улыбка, бедность, заношенная одежда, - всё это вызвало в ней умиление.
Какая притягательная бедность! Эцуко нравилось в нём именно это. Его бедность для Эцуко была тем же, чем женская стыдливость для мужчин.
"Может быть, он сидит в своей комнате и зачитывается самурайскими повестями?"
Эцуко прошла через кухню, вытерла мокрые руки о подол передника. У задних дверей кухни стоял мусорный ящик. Это был железный бак, куда Миё всегда выбрасывала остатки пищи и порченые овощи. Когда бак наполнялся, она вываливала содержимое в яму размером в два татами - там вызревал компост.
На выходе из кухни Эцуко случайно взглянула на мусорный бак и остановилась - из-под пожелтевшей зелени и рыбных костей торчала новенькая тряпица. Она узнала этот темно-синий цвет. Эцуко брезгливо поддела пальцем вещицу, пока никто не видел, и вытащила наружу. Это был носок. Под тёмно-синим носком показалась пара коричневых. Судя по внешнему виду, их даже не примерили - по-прежнему висела прикреплённая проволочкой торговая марка универмага. Несколько мгновений она бессмысленно стояла наедине со своей находкой, пока носки не выпали из ее рук на кучу отходов. Минуты две или три она была в замешательстве; потом быстро огляделась по сторонам и, словно женщина, зарывающая свой выкидыш, торопливо засунула две пары носков под желтую ботву овощей и рыбных костей. Тщательно вымыла руки. Она раздумывала, пока мыла руки, и продолжала раздумывать, когда вытирала их о передник. Не так-то просто было привести мысли в порядок. Как только Эцуко пришла в себя, первое, что она почувствовала, это необъяснимую тошнотворную ярость. Когда Эцуко появилась перед окном спальни Сабуро, он переодевался в рабочую одежду. Увидев госпожу, Сабуро поспешно застегнул пуговицы на сорочке, почтительно поклонился. Пуговицы на рукавах еще не были застегнуты. Он вопросительно взглянул на Эцуко. Она молчала. Он застегнул пуговицы на рукавах. Эцуко продолжала молчать. Сабуро был поражен каменным выражением её лица.
- Что случилось с твоими носками, что я подарила тебе на днях?
С виду Эцуко была ласковой, однако в её нежном голосе посторонний человек различил бы грозную ноту. Гнев зарождался где-то глубоко в сердце. Причина гнева была необъяснима. Она распаляла себя всякими домыслами иначе сам вопрос был бы невозможен.
В черных щенячьих глазах Сабуро металось смятение. Он снова стал расстёгивать только что расстегнутый левый рукав.
- В чем дело? Почему не отвечаешь?
Эцуко облокотилась на подоконник. Она пристально, с вызовом смотрела на Сабуро. Гнев ее разгорался. Она испытывала прилив наслаждения. О. какое это было наслаждение! Прежде она и представить не могла, что такое возможно. В ней разгоралось торжествующее чувство, она жадно всматривалась в грациозную загорелую шею, склонённую перед ней, в свежий порез бритвой на подбородке... Эцуко не замечала, как её слова, её голос всё больше и больше переполнялся ласковой интонацией.
- Ну да ладно уж! Не робей. Просто я увидела их в мусорном баке... Это ты выбросил?
- Да, я, - ответил Сабуро без колебания.
"Кто-то за всем этим стоит, иначе он выдал бы себя голосом".
За спиной Эцуко раздались всхлипы. Это была Миё. Она плакала, прикрывая лицо старым мышиного цвета саржевым фартуком, непомерно большим для её роста.
- Это я выбросила! Это я выбросила!
- Что ты такое говоришь? И чего ты плачешь?
При этих словах Эцуко бросила мимолетный взгляд на Сабуро. В его глазах вспыхнуло беспокойство, он хотел что-то сказать Миё. Грубо сорвав с лица Миё фартук, Эцуко опередила его. Под фартуком скрывалась перепуганная, раскрасневшаяся физиономия. Деревенская простушка. Лицо было измазано слезами и выглядело уродливо. Или близко к этому. Её щёки распухли от обиды, лиловели, словно переспелая хурма, вот-вот готовая лопнуть; бессмысленные зрачки расширены; нос сплющен; тонкие реденькие бровки... Из всего этого набора Эцуко раздражали только губы. Губы Миё были пухленькие, как алая подушечка для иголок, обрамлённые пушком, словно персик. Прелестные губы, вздрагивающие от рыданий, поблескивающие от слез. Губы Эцуко были намного тоньше.
- В чем дело? Отвечай! - Меня не волнуют выброшенные носки. Мне нужно знать, почему ты выбросила их?
- Да, госпожа!
Мне хотела было ответить, но Сабуро опередил её, выдав себя находчивостью, обычно ему не свойственной.
- Госпожа, это правда я выкинул. Я подумал, что не заслужил носки, поэтому нарочно выбросил их. Это я сделал, госпожа.
- Не говори глупостей, это не повод!
Миё вообразила, что Эцуко сообщит хозяину о проступке Сабуро и тогда Якити обязательно накажет его. Она не могла позволить Сабуро выгораживать ее, поэтому снова вмешалась в разговор.
- Госпожа, это я их выбросила! Когда вы подарили Сабуро эти носки, он сразу же показал мне ваш подарок. Я сильно засомневалась в том, что он получил эти вещи даром. Тогда Сабуро рассердился и сказал: "Хорошо, возьми эти носки себе!" Он бросил их и ушел. Но я же не могу носить мужские носки, поэтому выбросила.
Миё снова подняла передник, утёрла лицо. Вот и причина выяснилась. Какая милая, однако, отговорка: "Женщины не носят мужских носков!"
Эцуко поняла, в чем тут дело. Вялым голосом она сказала:
- Ну ладно! Не плачь! Если Тиэко или другие домашние увидят тебя в таком виде, то я не знаю, что они подумают. Разве мыслимо подымать шум из-за какой-то пары носков? Перестань! Вытри слезы!
Эцуко нарочно не смотрела на Сабуро. Она обняла Миё за плечи и, поглядывая на непричёсанную и давно не мытую голову, увела её.
"Ну что за женщина! Вы видели таких, а? Ну что за женщина?"
В кроне дуба раздался посвист сорокопута - впервые в этом году. Ясное осеннее небо оплетали ветви дубов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46