И все-таки, умирая, он их простил. Он пообещал, юный бог, что он воскреснет во плоти и вернется из царства смерти, дабы доказать, что смерть не властна над тем, кто не признает ее власти. И вот он умер, и прошел по всем кругам ада, и демоны поклонились ему, ибо любили его даже больше, чем его всеблагого Отца. А потом он воскрес во плоти, и проснулся в своей гробнице, и запечатанный вход был уже распечатан – дабы он, юный бог, беспрепятственно вышел обратно в мир и показался людям. Но он лежал, изможденный, в сумраке усыпальницы и не хотел подниматься с ложа. Он сказал: я умолял, пусть минует меня чаша смерти, но я испил эту чашу до дна. И теперь я прошу снова: избавь меня от этих последних трудов во плоти. Я устал. Я и так сделал немало.
Мальчик улыбнулся на ложе из черного дерева, и кот улыбнулся тоже – как улыбаются кошки. Потом он продолжил:
– И пока юный бог думал такие думы, случилось так, что к нему в открытую усыпальницу забрел кот. Кот не боялся – коты, они любопытные звери, – и, увидев сияние души юного бога сквозь его бренную плоть, кот запрыгнул к нему на ложе и встал, глядя ему в глаза. И глядя на милую пушистую мордочку, юный бог подумал: в мире по-прежнему есть красота. Кот дернул хвостом, и кончик хвоста легонько мазнул по губам юного бога. И бог подумал: в мире по-прежнему есть нежность. Кот пододвинулся ближе и стал вылизывать юному богу волосы, слипшиеся от грязи и крови: И бог подумал: в мире по-прежнему есть доброта. Но тут кот случайно наступил ему на горло лапой и оцарапал его когтями. И бог узнал это прикосновение и сказал вслух: «И в мире по-прежнему есть боль. Я должен вернуться». И он поднялся со смертного ложа и вышел наружу, в цветущий сад.
Мальчик улыбнулся и так – с улыбкой – и умер, спокойно и безмятежно, без боли и страха, и белый кот лежал рядом с ним на ложе.
А над пустыней разразилась гроза. Небо сделалось черным, как ночь. С вершины горы обрушился камнепад, и завалил вход в пещеру, и гора уже не была как голова великана – она стала просто горой, бесформенной, дикой и тихой.
А в воде озерца перед гробницей осталось отражение нищего мальчика – лицо как чистейшее золото, в короне из роз, у которых нет острых шипов. Но когда тьма рассеялась, отражение потускнело и растворилось, осталась только вода – чистая как слеза.
* * *
Последняя сказка была очень длинной, и рассказ занял немало времени. Может быть, несколько дней и ночей. Может, полгода. Но когда сказка закончилась, ночь тоже закончилась – звезды закрыли сияющие глаза, а небо на востоке окрасилось алым.
– Это несправедливо, – сказала Марисет. – Ты к нам несправедлив.
– Все-таки это была добрая сказка, – сказала Аннасин. – В основном добрая.
– Но вы решили, что следует сделать с людьми из деревни? – спросил Стрела.
Марисет зевнула.
– Пусть на них обрушится небо, – сказала она.
А Аннасин сказала:
– Пусть они сгорят в огне, как сгорели мы.
И обе весело рассмеялись.
А Стрела сказал:
– Может быть, будет гораздо забавнее показать свою власть над ними и заставить их радоваться?
– Ты ненавидишь Бога? – дерзко спросила Марисет.
– Я смею его любить, – ответил Стрела и покраснел, как краснеют кошки, и это было заметно даже сквозь черную шерсть. – Согласен, что это великая дерзость.
– Значит, сказки про ваше племя – это все ложь.
– Почти все сказки – ложь.
– Странная у тебя любовь, – лукаво сказала Аннасин.
Стрела сказал:
– Молодые, они всегда так. Держатся друг за друга. Дети своих отцов... Вы понимаете?
– Но ты же сказал, что он...
– Может быть, я рассказывал не про него, когда рассказывал про гробницу, – сказал Стрела и принялся вылизывать кончик хвоста. – Я называл его имя? Нет. Ну вот.
Они поиграли с лучами солнца в лесу. Потом наколдовали мышку, которая была ненастоящей, но бегала как настоящая, и по вкусу была совсем как настоящая, и насытила их вполне.
Потом они наколдовали ручей на камнях, напились воды и сделали так, чтобы ручья снова не стало.
Потом они спустились по склону холма к тому месту, откуда было видно деревню.
Там все было по-прежнему – как всегда. Коз доили, детей лупили. Женщины стряпали и сплетничали, мужчины сплетничали и занимались починкой того, что сломалось. Даже в домах Аннасин и Марисет из труб шел дым.
– Вот моя месть, – сказала Марисет, – пусть на них упадет дождь из синих цветов.
И на деревню обрушился дождь из синих цветов – густой, как снегопад, – цветы рассыпались по крышам и улицам, запутались в волосах у женщин.
Люди в деревне истошно кричали, и даже на склоне холма было слышно, что именно они кричат:
– Спаси, Господи. Небо падает! Падает небо!
Люди падали на колени, и истово молились, и рыдали в голос.
Аннасин сказала:
– Тогда пусть цветы будут желтыми. Как можно было их спутать?!
И на деревню обрушился дождь из желтых цветов. Люди в деревне взревели от ужаса, повскакивали с колен и разбежались по домам.
– Воздух горит огнем!
В деревне все стихло, и дождь из цветов перестал. Красивые и ароматные, они покрыли все улицы мягким ковром, но никто не вышел из дома, чтобы их подобрать.
– Это всегда непросто, – сказал Стрела, – делать добро тем, кто тебя ненавидит.
И они поднялись над землей, две серые кошки и черный кот, они поднялись в воздух, где только что были цветы, они поднялись в прозрачное небо и улетели... куда? Кто знает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Мальчик улыбнулся на ложе из черного дерева, и кот улыбнулся тоже – как улыбаются кошки. Потом он продолжил:
– И пока юный бог думал такие думы, случилось так, что к нему в открытую усыпальницу забрел кот. Кот не боялся – коты, они любопытные звери, – и, увидев сияние души юного бога сквозь его бренную плоть, кот запрыгнул к нему на ложе и встал, глядя ему в глаза. И глядя на милую пушистую мордочку, юный бог подумал: в мире по-прежнему есть красота. Кот дернул хвостом, и кончик хвоста легонько мазнул по губам юного бога. И бог подумал: в мире по-прежнему есть нежность. Кот пододвинулся ближе и стал вылизывать юному богу волосы, слипшиеся от грязи и крови: И бог подумал: в мире по-прежнему есть доброта. Но тут кот случайно наступил ему на горло лапой и оцарапал его когтями. И бог узнал это прикосновение и сказал вслух: «И в мире по-прежнему есть боль. Я должен вернуться». И он поднялся со смертного ложа и вышел наружу, в цветущий сад.
Мальчик улыбнулся и так – с улыбкой – и умер, спокойно и безмятежно, без боли и страха, и белый кот лежал рядом с ним на ложе.
А над пустыней разразилась гроза. Небо сделалось черным, как ночь. С вершины горы обрушился камнепад, и завалил вход в пещеру, и гора уже не была как голова великана – она стала просто горой, бесформенной, дикой и тихой.
А в воде озерца перед гробницей осталось отражение нищего мальчика – лицо как чистейшее золото, в короне из роз, у которых нет острых шипов. Но когда тьма рассеялась, отражение потускнело и растворилось, осталась только вода – чистая как слеза.
* * *
Последняя сказка была очень длинной, и рассказ занял немало времени. Может быть, несколько дней и ночей. Может, полгода. Но когда сказка закончилась, ночь тоже закончилась – звезды закрыли сияющие глаза, а небо на востоке окрасилось алым.
– Это несправедливо, – сказала Марисет. – Ты к нам несправедлив.
– Все-таки это была добрая сказка, – сказала Аннасин. – В основном добрая.
– Но вы решили, что следует сделать с людьми из деревни? – спросил Стрела.
Марисет зевнула.
– Пусть на них обрушится небо, – сказала она.
А Аннасин сказала:
– Пусть они сгорят в огне, как сгорели мы.
И обе весело рассмеялись.
А Стрела сказал:
– Может быть, будет гораздо забавнее показать свою власть над ними и заставить их радоваться?
– Ты ненавидишь Бога? – дерзко спросила Марисет.
– Я смею его любить, – ответил Стрела и покраснел, как краснеют кошки, и это было заметно даже сквозь черную шерсть. – Согласен, что это великая дерзость.
– Значит, сказки про ваше племя – это все ложь.
– Почти все сказки – ложь.
– Странная у тебя любовь, – лукаво сказала Аннасин.
Стрела сказал:
– Молодые, они всегда так. Держатся друг за друга. Дети своих отцов... Вы понимаете?
– Но ты же сказал, что он...
– Может быть, я рассказывал не про него, когда рассказывал про гробницу, – сказал Стрела и принялся вылизывать кончик хвоста. – Я называл его имя? Нет. Ну вот.
Они поиграли с лучами солнца в лесу. Потом наколдовали мышку, которая была ненастоящей, но бегала как настоящая, и по вкусу была совсем как настоящая, и насытила их вполне.
Потом они наколдовали ручей на камнях, напились воды и сделали так, чтобы ручья снова не стало.
Потом они спустились по склону холма к тому месту, откуда было видно деревню.
Там все было по-прежнему – как всегда. Коз доили, детей лупили. Женщины стряпали и сплетничали, мужчины сплетничали и занимались починкой того, что сломалось. Даже в домах Аннасин и Марисет из труб шел дым.
– Вот моя месть, – сказала Марисет, – пусть на них упадет дождь из синих цветов.
И на деревню обрушился дождь из синих цветов – густой, как снегопад, – цветы рассыпались по крышам и улицам, запутались в волосах у женщин.
Люди в деревне истошно кричали, и даже на склоне холма было слышно, что именно они кричат:
– Спаси, Господи. Небо падает! Падает небо!
Люди падали на колени, и истово молились, и рыдали в голос.
Аннасин сказала:
– Тогда пусть цветы будут желтыми. Как можно было их спутать?!
И на деревню обрушился дождь из желтых цветов. Люди в деревне взревели от ужаса, повскакивали с колен и разбежались по домам.
– Воздух горит огнем!
В деревне все стихло, и дождь из цветов перестал. Красивые и ароматные, они покрыли все улицы мягким ковром, но никто не вышел из дома, чтобы их подобрать.
– Это всегда непросто, – сказал Стрела, – делать добро тем, кто тебя ненавидит.
И они поднялись над землей, две серые кошки и черный кот, они поднялись в воздух, где только что были цветы, они поднялись в прозрачное небо и улетели... куда? Кто знает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12