«Всемилостивейший! — скажу ему. — Я готов был идти дальше, еще сорок лет терпеть твое издевательство, но повстречал демона на свою беду… Ты же понимаешь, против него у меня не было шансов».
Я посмотрел на джанфию в упор.
— А что? Неплохая идея, верно? Интересно, она меня слышит? Понимает? Я протянул руку и потрогал ствол, листья, сочные, тугие цветы. Казалось, все они пели, в них вибрировала колоссальная скрытая сила; вот так же гудит оставленный музыкантом инструмент.
Боже, я схожу с ума!
Я отвернулся и захохотал.
«Все — ложь, — говорил мой смех. — Я это знаю, а потому не боюсь тебя”.
В комнате был письменный стол. Я редко пишу за столом, но сейчас уселся на него и вчерне записал легенду о дереве. Не то чтобы мне было это интересно, я просто хотел убить время. И оно убивалось легко — вскоре настала пора пропустить стаканчик. Я с чистой совестью пошел вниз — откупорить бутылку вина.
Сквозь нижние ветви кипариса проникали лучи закатного солнца, и под ними стояла понурая Марта с тарелкой объедков в руках.
— Что, у кошек пропал аппетит? — спросил я ее.
Она бросила на меня хмурый взгляд.
— Кошки убежали. Миссис Изабелла их любит, наверное, они сейчас у нее. Они чего-то испугались. Бежали как бешеные, глазищи — во! — Она показала, какие глазищи были у кошек.
Я удивился — тому, что еще способен удивляться. И содрогнулся.
— И что же их так испугало? Марта пожала плечами.
— Не знаю. Увидела только, как они удирали. Шерсть дыбом, глазищи — во!
— Где это случилось?
— Сейчас. Только что.
— Но где? Тут?
Она снова пожала плечами.
— Тут ничего не было. Сбежали, и все. Ну, я пошла, меня тетя ждет.
— Ах, да, тетя. Ладно, до встречи.
Я улыбнулся. Марта прикинулась, будто не заметила. Сама она мне улыбалась, только когда я бывал серьезен, или сосредоточен, или неважно чувствовал себя. И по-английски в моем присутствии она говорила хуже, чем при Изабелле. Видимо, так проявлялась защитная реакция, — Марта заподозрила, что невезение заразно.
Я уже всем успел объяснить, что ничего особенного мне на обед не нужно, вполне достаточно сыра и фруктов. Не надо было далеко ходить за этими продуктами, однако все исчезли. И повариха, и кошки, и Марта. И вот я один. Один ли?
После третьего стакана я начал строить планы. Часа в два за окном спальни покажется луна, комнату зальет ясный свет, и кто бы ни прошел по ней, он бросит резкую тень.
Да, я подыграю джанфии. У нее не будет оснований считать меня страусом, прячущим голову в песок. Я сяду за стол спиной к ночи, луне и дереву. И запасусь терпением.
Господи, и чего это в голову лезет всякая чушь? Как пить дать, завтра, не дождавшись свидания с упоительной гибелью, я воскликну: “Боги мертвы! Я обречен до конца своих дней гнить в этом дерьмовом мире!»
Должно быть, я серьезно напился. Конечно же, дело было в этом, и ни в чем ином. Душа и сердце раскрываются под воздействием алкоголя, что-то творится и с психикой. Сыру и фруктам не нарушить винных чар. Они лишь успокоили мой желудок, помогли ему приспособиться к вину.
Завтра я пожалею, что так нализался. Впрочем, завтра я пожалею вообще обо всем…
Рассудив таким образом, я почал вторую бутылку и понес ее в ванную, дабы пройти ритуал очищения, прежде чем займусь магией.
Я уснул за столом. В окне догорал закат, передо мной стояли бутылка и лампа и лежал дневник. Сзади натекал запах джанфии, он казался слабым и светящимся, как умирающий день. Читать было легче — вино дивным образом помогало разбирать и воспринимать текст. Раз или два я посмотрел на часы. Четыре, три часа до появления луны…
Когда я проснулся, фитиль (я предпочитаю читать при керосиновой лампе) еле тлел, я сразу протянул руку и погасил огонь. Остался только лунный свет. Луна поднималась в небо за чернильным силуэтом джанфии. Пахло неописуемо. Возможно, у меня разыгралось воображение, но я, кажется, еще ни разу не ощущал такого запаха.
И опять я улавливал мощную вибрацию, чуть ли не мелодию. Вероятно, ее создавала полная луна. Я больше не поворачивался к окну. Я даже придвинул к себе тетрадь и ручку. Но ничего не написал, лишь выводил дурацкие завитки — несомненно, психиатр почерпнул бы в них уйму информации. В уме была пустота. Пьяная, восприимчивая, дружелюбная пустота.
Я был весел и бодр. Любое чудо казалось вполне вероятным. Если восемь лет моя жизнь не выходит из черной полосы, то наверняка существуют и всевозможные привидения, порча и сглаз. На меня, стол и тетрадь падала тень джанфии. Сквозь кружево листвы и раскрывшихся цветов сочилось жидкое серебро. А затем появилось кое-что еще. Тень протянула вперед длинный палец. Неужели это оно? Нет, нельзя поворачиваться. Наверное, свет луны упал на выступающий лист или на что-нибудь из мебели.
По спине бежали мурашки. Я не двигался, словно окаменел; я следил за медленным движением тени. Знал, что рано или поздно она обернется высоким и стройным мужчиной. Ни звука. Молчали даже цикады. Хоть бы собака залаяла на холмах! Вилла совершенно онемела, обезлюдела, остался только я и, возможно, призрак. Но и он не издавал ни звука.
И тут зашуршала листва джанфии. Как будто дерево смеялось!
Ветер. Конечно, это он. Или ночное насекомое. Или запоздало распускается цветок…
Смесь страха и возбуждения удерживали меня на месте. Я широко раскрыл глаза и учащенно дышал. Я уже не пытался найти рациональное объяснение. Я перестал даже чувствовать. Я ждал. Ждал, словно в бреду, когда к моей шее прикоснется холодная длань жестокой сирены…
Да, я знал: в конце концов из тени выступит истина с обнаженным клинком.
Что бы ни произошло со мною, лучше испытать это с закрытыми глазами.
А потом — лакуна, провал. Из памяти выпал отрезок времени. Должно быть, мозг не выдержал нагрузки и отключился.
В сознание меня привел звук. Очень необычный звук. Знакомый — и при этом совершенно несообразный. Против воли вернулись нормальные чувства.
Это какое-то животное на ночной охоте. Лисица? Но странные, странные звуки даже для лисы. Не то хрип, не то кашель, не то рвота. А может, все вместе. Страшные, враждебные звуки.
На какое-то время вернулась тишина, переполнила тревогой все мое существо; наконец я открыл глаза и резко встал. Я обливался холодным потом, желудок выворачивался наизнанку. Запах джанфии подавлял, отравлял, а больше не происходило ничего. Тени выглядели совершенно обычными, и я, повернувшись к окну, увидел край луны и дерево, словно вырезанное из черной бумаги.
Я злобно обругал весь мир и себя. Болван, поделом тебе, никогда ничего не жди от судьбы. Я вспомнил длинную тень. Что это было? Какая-нибудь ерунда. Зачем было закрывать глаза? Конечно, чтобы помочь иллюзии.
Страшно другое, и об этом знает ночь. Знает, что я, как дурак, призывал демонов, знает об их отказе.
1 2 3 4 5
Я посмотрел на джанфию в упор.
— А что? Неплохая идея, верно? Интересно, она меня слышит? Понимает? Я протянул руку и потрогал ствол, листья, сочные, тугие цветы. Казалось, все они пели, в них вибрировала колоссальная скрытая сила; вот так же гудит оставленный музыкантом инструмент.
Боже, я схожу с ума!
Я отвернулся и захохотал.
«Все — ложь, — говорил мой смех. — Я это знаю, а потому не боюсь тебя”.
В комнате был письменный стол. Я редко пишу за столом, но сейчас уселся на него и вчерне записал легенду о дереве. Не то чтобы мне было это интересно, я просто хотел убить время. И оно убивалось легко — вскоре настала пора пропустить стаканчик. Я с чистой совестью пошел вниз — откупорить бутылку вина.
Сквозь нижние ветви кипариса проникали лучи закатного солнца, и под ними стояла понурая Марта с тарелкой объедков в руках.
— Что, у кошек пропал аппетит? — спросил я ее.
Она бросила на меня хмурый взгляд.
— Кошки убежали. Миссис Изабелла их любит, наверное, они сейчас у нее. Они чего-то испугались. Бежали как бешеные, глазищи — во! — Она показала, какие глазищи были у кошек.
Я удивился — тому, что еще способен удивляться. И содрогнулся.
— И что же их так испугало? Марта пожала плечами.
— Не знаю. Увидела только, как они удирали. Шерсть дыбом, глазищи — во!
— Где это случилось?
— Сейчас. Только что.
— Но где? Тут?
Она снова пожала плечами.
— Тут ничего не было. Сбежали, и все. Ну, я пошла, меня тетя ждет.
— Ах, да, тетя. Ладно, до встречи.
Я улыбнулся. Марта прикинулась, будто не заметила. Сама она мне улыбалась, только когда я бывал серьезен, или сосредоточен, или неважно чувствовал себя. И по-английски в моем присутствии она говорила хуже, чем при Изабелле. Видимо, так проявлялась защитная реакция, — Марта заподозрила, что невезение заразно.
Я уже всем успел объяснить, что ничего особенного мне на обед не нужно, вполне достаточно сыра и фруктов. Не надо было далеко ходить за этими продуктами, однако все исчезли. И повариха, и кошки, и Марта. И вот я один. Один ли?
После третьего стакана я начал строить планы. Часа в два за окном спальни покажется луна, комнату зальет ясный свет, и кто бы ни прошел по ней, он бросит резкую тень.
Да, я подыграю джанфии. У нее не будет оснований считать меня страусом, прячущим голову в песок. Я сяду за стол спиной к ночи, луне и дереву. И запасусь терпением.
Господи, и чего это в голову лезет всякая чушь? Как пить дать, завтра, не дождавшись свидания с упоительной гибелью, я воскликну: “Боги мертвы! Я обречен до конца своих дней гнить в этом дерьмовом мире!»
Должно быть, я серьезно напился. Конечно же, дело было в этом, и ни в чем ином. Душа и сердце раскрываются под воздействием алкоголя, что-то творится и с психикой. Сыру и фруктам не нарушить винных чар. Они лишь успокоили мой желудок, помогли ему приспособиться к вину.
Завтра я пожалею, что так нализался. Впрочем, завтра я пожалею вообще обо всем…
Рассудив таким образом, я почал вторую бутылку и понес ее в ванную, дабы пройти ритуал очищения, прежде чем займусь магией.
Я уснул за столом. В окне догорал закат, передо мной стояли бутылка и лампа и лежал дневник. Сзади натекал запах джанфии, он казался слабым и светящимся, как умирающий день. Читать было легче — вино дивным образом помогало разбирать и воспринимать текст. Раз или два я посмотрел на часы. Четыре, три часа до появления луны…
Когда я проснулся, фитиль (я предпочитаю читать при керосиновой лампе) еле тлел, я сразу протянул руку и погасил огонь. Остался только лунный свет. Луна поднималась в небо за чернильным силуэтом джанфии. Пахло неописуемо. Возможно, у меня разыгралось воображение, но я, кажется, еще ни разу не ощущал такого запаха.
И опять я улавливал мощную вибрацию, чуть ли не мелодию. Вероятно, ее создавала полная луна. Я больше не поворачивался к окну. Я даже придвинул к себе тетрадь и ручку. Но ничего не написал, лишь выводил дурацкие завитки — несомненно, психиатр почерпнул бы в них уйму информации. В уме была пустота. Пьяная, восприимчивая, дружелюбная пустота.
Я был весел и бодр. Любое чудо казалось вполне вероятным. Если восемь лет моя жизнь не выходит из черной полосы, то наверняка существуют и всевозможные привидения, порча и сглаз. На меня, стол и тетрадь падала тень джанфии. Сквозь кружево листвы и раскрывшихся цветов сочилось жидкое серебро. А затем появилось кое-что еще. Тень протянула вперед длинный палец. Неужели это оно? Нет, нельзя поворачиваться. Наверное, свет луны упал на выступающий лист или на что-нибудь из мебели.
По спине бежали мурашки. Я не двигался, словно окаменел; я следил за медленным движением тени. Знал, что рано или поздно она обернется высоким и стройным мужчиной. Ни звука. Молчали даже цикады. Хоть бы собака залаяла на холмах! Вилла совершенно онемела, обезлюдела, остался только я и, возможно, призрак. Но и он не издавал ни звука.
И тут зашуршала листва джанфии. Как будто дерево смеялось!
Ветер. Конечно, это он. Или ночное насекомое. Или запоздало распускается цветок…
Смесь страха и возбуждения удерживали меня на месте. Я широко раскрыл глаза и учащенно дышал. Я уже не пытался найти рациональное объяснение. Я перестал даже чувствовать. Я ждал. Ждал, словно в бреду, когда к моей шее прикоснется холодная длань жестокой сирены…
Да, я знал: в конце концов из тени выступит истина с обнаженным клинком.
Что бы ни произошло со мною, лучше испытать это с закрытыми глазами.
А потом — лакуна, провал. Из памяти выпал отрезок времени. Должно быть, мозг не выдержал нагрузки и отключился.
В сознание меня привел звук. Очень необычный звук. Знакомый — и при этом совершенно несообразный. Против воли вернулись нормальные чувства.
Это какое-то животное на ночной охоте. Лисица? Но странные, странные звуки даже для лисы. Не то хрип, не то кашель, не то рвота. А может, все вместе. Страшные, враждебные звуки.
На какое-то время вернулась тишина, переполнила тревогой все мое существо; наконец я открыл глаза и резко встал. Я обливался холодным потом, желудок выворачивался наизнанку. Запах джанфии подавлял, отравлял, а больше не происходило ничего. Тени выглядели совершенно обычными, и я, повернувшись к окну, увидел край луны и дерево, словно вырезанное из черной бумаги.
Я злобно обругал весь мир и себя. Болван, поделом тебе, никогда ничего не жди от судьбы. Я вспомнил длинную тень. Что это было? Какая-нибудь ерунда. Зачем было закрывать глаза? Конечно, чтобы помочь иллюзии.
Страшно другое, и об этом знает ночь. Знает, что я, как дурак, призывал демонов, знает об их отказе.
1 2 3 4 5