Томочка охнула, но он держал ее крепко, его колено было между ее колен, так что она хоть и попыталась сжать ноги, у нее ничего не получилось. А Сидоркин едва не застонал от щенячего восторга, под его пальцами была эта штучка (голая!), о которой было столько разговоров среди пацанов, столько трепа, столько анекдотов, столько сальных шуточек... Сидоркин ласкал ее короткие курчавые волосики, осторожно и бережно он повел пальцем вниз и почувствовал, как влажна ее щелочка. Мелькнула в голове наука Муфлона - "гладь, пока не помокреет, потом можно приступать". Но как? К чему приступать? Здесь, сидя на краю ванны? Нет, это было невозможно. Сидоркин не мог знать, что через пару недель и более неудобная поза будет для него вполне приемлемой. В тот вечер между ними больше ничего и не было. Он провожал Томочку домой, ежеминутно они останавливались, Сидоркин шептал, что любит ее, и они долго и сладко целовались. Томочка жила в пятиэтажном доме и Сидоркин довел ее до самых дверей. Они договорились встретиться завтра. Как стемнеет. С того дня они встречались два-три раза в неделю. Становилось все холоднее и им все труднее было найти место для своих ласк и обьятий. Каждая встреча привносила в их отношения что-то новое и вот однажды, когда они долго жались в подъезде Томочкиного дома, она сказала "пойдем наверх". Сидоркин думал, что они пойдут к двери ее квартиры, но Томочка потянула его куда-то выше. Они дошли до пятого этажа, оказывается, лестница шла еще выше, но там наверху уже не было света. И туда, в эту манящую темноту, вела его Томочка. Они очутились у чердачной двери, Сидоркин потрогал ее, она была заперта. Постоим здесь, - прошептала Томочка и прислонилась к стенке. Сидоркин сразу обнял ее, припал к ее распухшим от поцелуев губам и вдруг понял, что Томочка хочет. Он даже не мог обьяснить себе, почему он так подумал, но она, эта мысль, словно обожгла его. И он стал расстегивать на Томочке пальто, она не противилась этому. Сидоркин слегка нагнулся, погладил ее колени, скользнул ладонями вверх, сминая ее короткую юбку. И снова она не сопротивлялась. Сидоркин стал гладить нижнюю часть ее живота, пальцы его трогали ее заветный холмик. И снова она не сопротивлялась, а лишь жарко вздыхала и слегка вздрагивала. Собственно, они делали так и прежде, но тогда Томочка все же сопротивлялась, а теперь она давала Сидоркину полную свободу действий. И он решился. Он поднял ладони немного повыше и, захватив дрожащими пальцами резинку ее колгот, потянул их вниз. Чуть ниже он ощутил еще одну резинку, и, поняв, что это уже трусики, захватил и их. Он потянул все книзу, до середины ее бедер, до колен, и только тут Томочка его остановила. Под его ладонями было ее совершенно голое тело, он гладил, он ласкал ее курчавые волосики и снова поражался - Томочка не сопротивлялась. Значит, можно и дальше? Мысль эта снова обожгла Сидоркина. Он стал торопливо и как-то суетно расстегивать брюки, почему-то быстро не получалось, словно это были вовсе и не его брюки. Наконец, он расстегнул их. И что дальше? Если отпустить их, они упадут до самых щиколоток, то-то будет у него вид. А как иначе? Черт его знает. Сидоркин сунул руку вниз, и, не снимая трусов, вытащил на свободу своего разгоряченного героя. Кол-колом, он торчал прямо вверх. И Сидоркин направил его к Томочкиным бедрам и чуть не взвыл, когда коснулся ее горячего живота. От восторга. Сидоркин стал тыкаться в Томочку. Туда, где были курчавые волосики, где было так влажно, пальцами он чувствовал это. Ноги девушки были сжаты и ничего не получалось. Сидоркин инстинктивно надавил коленом, он хотел раздвинуть ее ноги, но мешали ее трусики и колготы, которые крепким валиком обхватывали ее колени. И вдруг Сидоркин почувствовал, что Томочка сама пытается раздвинуть ноги. Настолько, насколько позволяет ей ситуация. И Сидоркин, словно боясь, что она передумает, снова возобновил поиски контакта. Он толкался вперед и вперед, он стал помогать себе пальцами и вдруг понял, что попал. Самым кончиком своего естества, но попал. Томочка охнула и Сидоркин зашептал какие-то горячие слова, он бы, наверное, умер с горя, если бы девушка в эту минуту дернулась бы куда-нибудь в сторону и лишила бы его с таким трудом завоеванных позиций. Но нет. Она не только не оттолкнула его, а сама стала двигаться бедрами к нему навстречу. И Сидоркин задвигался. Он чувствовал, что ее тесная, влажная пещерка словно обволакивает головку его дружка. Сидоркин толкал его вперед и вперед, но увы, одежда ужасно мешала, получалось, что он оставался где-то совсем на поверхности. Сидоркин чуть не зарычал, он обхватил голую попку Томочки и потянул к себе. Это был прогресс. Но все равно, большая часть его дружка оставалась не у дел. И так, задыхаясь от восторга, уткнувшись носом в воротник ее пальто, в ее шею, в ее волосы, Сидоркин двигал бедрами, одновременно притягивал ее к себе руками за попку. Два чувства распирали его душу. Восторг и досада. Восторг от того, что он понимал, что впервые в жизни он овладевает девочкой. Досада от того, что он чувствовал, что проникает в нее так неглубоко и что больше просто невозможно. А так хотелось. Сидоркин слышал, что Томочка тихо постанывает и жарко и страстно дышит. И вдруг она задрожала, приглушенно вскрикнула и повисла на его руках. Сидоркин чуть не заорал от переполнявших его чувств. Она что, кончила? Он сделал так, что она кончила?
Неужели? Он считал, что все так плохо, а она уже кончила? Фантастика! И он задвигался еще быстрее, еще резче. О, как хорошо. О, как здорово! И вдруг Сидоркин почувствовал, что сейчас. Вот сейчас. Но, видимо, Томочка все же была опытнее его и тоже это почувствовала. Она совсем чуть-чуть отодвинулась и, о, ужас, они разъединились. Сидоркин успел поразиться тому, каким неглубоким был их контакт, раз она так легко ушла от него. И в ту же секунду тугая струя семени выплеснулась из Сидоркина. Куда вперед, на ее живот, на ее одежду. И еще одна. И еще. Сидоркин не смог сдержать тихого стона. Он навалился на Томочку. Теперь он удерживал ее, а она его. Хорошо, что за ее спиной была стенка, иначе бы они упали. Наконец, Сидоркин отдышался и стал понимать, что произошло. Ничего себе! Вот это да! Он поимел Томочку. Теперь она его девушка. Невыразимое чувство гордости распирало его. Захотелось быть сильным. Захотелось быть великодушным. - Давай, я тебе помогу, - прошептал Сидоркин и попытался подтянуть вверх трусики девочки. - Я сама, - почему-то воспротивилась она. Он понял, что она рассмеялась. - Ты как? - спросил он тихо, наблюдая, как она одевается. - Что "как"? - Ну, это... Ты кончила? - он удивился, что так легко произносит это слово. - А то ты не понял, - она шептала едва слышно. - А ты скажи. Мне приятно это слышать. Ты кончила? Кончила, кончила.
1 2 3 4 5