Ты уже взял верх над всеми страстями, и они не могут поколебать тебя, но я всегда был слаб сердцем, и при виде таких страшных бедствий другого человека я промотался… я опять легкомысленно позабыл о спасении своей души.
Я зарыдал и сквозь рыдания молвил:
– Ради милости божией умолкни, несчастная Магна! Сердце моё не может этого вынесть! Я простой человек, я скоморох, я провожу мою жизнь среди гетер, празднолюбцев и мотов, я дегтярная бочка, но я не куплю себе того, что ты предлагаешь мне в безумье от горя.
Но Магна так ужасно страдала, что не поняла меня вовсе.
– Ты отвергаешь меня! – воскликнула она с ужасом – О, я несчастная! где мне взять золота, чтобы избавить от изуродования моих детей? – и она заломила над головою руки и упала на землю.
Это исполнило меня ещё большего ужаса… Я задрожал, увидя, как её унизило горе до того, что она, уже словно счастья, искала, чтобы кто-нибудь купил у неё её ласки.
Глава двадцать шестая
Я поспешил её утешить.
– Нет, – закричал я, – это вовсе не то, что будто я тебя отвергаю. Я тебе друг и докажу тебе это моею готовностью помочь твоему горю. Только не говори более для чего ты пришла сюда. Разрушь скорей это плетение волос, через которое ты стала походить на гетеру; смой с своих плеч чистой водою этот аромат благовонного нарда, которым их покрыли люди, желавшие твоего позора, а потом скажи мне: сколько именно должен муж твой.
Она вздохнула и тихо промолвила:
– Десять тысяч златниц.
Я видел, что её обманули богатство, которое бросил мне расточительный Ор, было ничтожно для того, чтобы заплатить долг её и выкупить детей.
Магна молча встала и, подняв рукою сброшенную епанчу Магистриана, хотела снова покрыть свою голову.
Я догадался, что она хочет уйти от меня с нехорошею целию, и воскликнул:
– Ты хочешь уйти, госпожа Магна?
– Да, я возвращусь снова туда, откуда пришла.
– Ты хочешь освободить Магистриана!
Она только молча кивнула головой в знак согласья.
Я её остановил насильно.
– Не делай этого, – сказал я. – Это будет напрасно. Магистриан так благороден и так тебе предан, что он оттуда не выйдет, а ты своим возвращением только увеличишь смятенье. У меня всего есть двести тридцать златниц… Это всё, что я получил от коринфянина Ора. Если думают, что у меня есть более, то это или сочинила молва, или нахвастал сам Ор пустохвальный. Но все двести тридцать златниц ты должна считать за свои. Не возражай мне, госпожа Магна, не возражай мне против этого ни одного слова! Это золото твоё, но надо достать ещё много, чтобы составило долг твоего мужа. Я не знаю, где больше взять, но ночь пока ещё только в начале… Магистриан до утра безопасен. Твой продавец уверен, что вы теперь слилися в объятьях. Ты оставайся у меня и будь спокойна. Моя Акра до тебя никого без меня не допустит, а я сейчас извещу о твоём несчастье твоих именитых подруг: Таору, Фотину и Сильвию-деву, благочестье которой известно Дамаску… Их слуги все меня знают и за дары меня пустят к своим госпожам. Они богаты и целомудренны, и они не пожалеют золота, и дети твои будут выкуплены.
Но Магна живо меня перебила:
– Не тревожь, Памфалон, ни Таоры, ни Фотины, ни девственной Сильвии – все они ничего для твоей просьбы не сделают.
– Ты ошибаешься, – возразил я. – Таора, Сильвия и Фотина – благочестивые женщины, они преследуют всякий разврат, и по их слову у нас уже выслали многих гетер из Дамаска.
– Это ничего не значит, – отвечала Магна и открыла мне, что прежде чем бедствия её семейства достигли до нынешней меры, она уже обращалась с просьбою к названным мною высоким гражданкам, но что все они оставили её просьбы втуне.
– А как теперь, – прибавила она, – ко всему этому присоединился ещё позор, до которого дошла я, то всякие просьбы к ним им будут даже обидны. Я сама была такова ж, как они, и знаю, что не от них может прийти избавление падшей.
– Ну, всё равно, жди у меня, что нам пошлёт милосердное небо, – сказал я и, погасив лампу, запер вход в моё жилище, в котором Магна осталась под защитою Акры, а я во всю силу бегом понёсся по темным проходам Дамаска.
Глава двадцать седьмая
Я не послушался Магны и проник, с помощию слуг, к Таоре, Сильвии и к Фотине… И стыжуся вспоминать, что я от них слышал… Магна была права во всём, что мне о них говорила. Слова мои только приводили в пламенный гнев этих женщин, и я был изгоняем за то, что смел приходить в их дома с такою просьбой… Две из них, Таора и Фотина, велели прогнать меня с одним только напоминанием, что я стоил бы хороших ударов, но Сильвия-дева, та повелела бить меня перед её лицом, и слуги её били меня медным прутом до того, что я вышел от неё с окровавленным телом и с запекшимся горлом. Так, томимый жаждою, вбежал я на кухню гетеры Азеллы, чтобы попросить глоток воды с вином и идти далее. А куда идти – я сам не знал этого.
Но тут, едва я явился, под крытым переходом меня встретила наперсница гетеры, белокурая Ада. Она как будто нарочно шла с кувшином прохладительного напитка, и я сказал ей:
Она улыбнулась и молвила с шуткой:
– Тебе ли теперь умирать, господин Памфалон, ты больше не беден и можешь иметь рабов, которые станут прохлаждать для тебя воду.
А я ей ответил:
– Нет, Ада, я, слава богу, опять уже не богат – я опять так же беден, как прежде, и вдобавок… должен признаться, – я сильно изранен.
Она мне нагнула сосуд, а я припал к питью, и в то время, когда я пил, а Ада стояла, склонившись ко мне она заметила на моих плечах кровь, которая сочилась из рубцов, нанесённых мне медным прутом пред лицом девственной Сильвии. Кровь проступала сквозь тонкую тунику, и Ада в испуге вскричала:
– О, несчастный! ты взаправду в крови! На тебя верно, напали ночные воры!.. О несчастный! Хорошо что ты спасся от них под нашею кровлей. Останься здесь и подожди меня немного: я сейчас отнесу это охлажденное питьё гостям и вмиг возвращусь, чтоб обмыть твои раны…
– Хорошо, – сказал я, – я тебя подожду.
А она добавила:
– Может быть, ты хочешь, чтоб я шепнула об этом Азелле? У нее теперь пирует с друзьями градоправитель Дамаска: он пошлёт отыскать тех, кто тебя обидел.
– Нет, – отвечал я, – это не нужно. Принеси мне только воды и какую-нибудь чистую тунику.
Надев чистую одежду, я хотел идти к бывшему монaху Аммуну, который занимался всякими делами, и закабалить ему себя на целую жизнь, лишь бы взять cpaзу деньги и отдать их на выкуп от скопца детей Магны.
Ада скоро возвратилась и принесла всё, что мне было нужно.
Но она также сказала обо мне и своей госпоже, a это повело к тому, что едва Ада обтерла прохладною губкою мои раны и покрыла мои плечи принесённою ею льняной туникой, как в переходе где я лежал на полу прислонясь боком к дереву, показалась в роскошном yбpaнстве Азелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Я зарыдал и сквозь рыдания молвил:
– Ради милости божией умолкни, несчастная Магна! Сердце моё не может этого вынесть! Я простой человек, я скоморох, я провожу мою жизнь среди гетер, празднолюбцев и мотов, я дегтярная бочка, но я не куплю себе того, что ты предлагаешь мне в безумье от горя.
Но Магна так ужасно страдала, что не поняла меня вовсе.
– Ты отвергаешь меня! – воскликнула она с ужасом – О, я несчастная! где мне взять золота, чтобы избавить от изуродования моих детей? – и она заломила над головою руки и упала на землю.
Это исполнило меня ещё большего ужаса… Я задрожал, увидя, как её унизило горе до того, что она, уже словно счастья, искала, чтобы кто-нибудь купил у неё её ласки.
Глава двадцать шестая
Я поспешил её утешить.
– Нет, – закричал я, – это вовсе не то, что будто я тебя отвергаю. Я тебе друг и докажу тебе это моею готовностью помочь твоему горю. Только не говори более для чего ты пришла сюда. Разрушь скорей это плетение волос, через которое ты стала походить на гетеру; смой с своих плеч чистой водою этот аромат благовонного нарда, которым их покрыли люди, желавшие твоего позора, а потом скажи мне: сколько именно должен муж твой.
Она вздохнула и тихо промолвила:
– Десять тысяч златниц.
Я видел, что её обманули богатство, которое бросил мне расточительный Ор, было ничтожно для того, чтобы заплатить долг её и выкупить детей.
Магна молча встала и, подняв рукою сброшенную епанчу Магистриана, хотела снова покрыть свою голову.
Я догадался, что она хочет уйти от меня с нехорошею целию, и воскликнул:
– Ты хочешь уйти, госпожа Магна?
– Да, я возвращусь снова туда, откуда пришла.
– Ты хочешь освободить Магистриана!
Она только молча кивнула головой в знак согласья.
Я её остановил насильно.
– Не делай этого, – сказал я. – Это будет напрасно. Магистриан так благороден и так тебе предан, что он оттуда не выйдет, а ты своим возвращением только увеличишь смятенье. У меня всего есть двести тридцать златниц… Это всё, что я получил от коринфянина Ора. Если думают, что у меня есть более, то это или сочинила молва, или нахвастал сам Ор пустохвальный. Но все двести тридцать златниц ты должна считать за свои. Не возражай мне, госпожа Магна, не возражай мне против этого ни одного слова! Это золото твоё, но надо достать ещё много, чтобы составило долг твоего мужа. Я не знаю, где больше взять, но ночь пока ещё только в начале… Магистриан до утра безопасен. Твой продавец уверен, что вы теперь слилися в объятьях. Ты оставайся у меня и будь спокойна. Моя Акра до тебя никого без меня не допустит, а я сейчас извещу о твоём несчастье твоих именитых подруг: Таору, Фотину и Сильвию-деву, благочестье которой известно Дамаску… Их слуги все меня знают и за дары меня пустят к своим госпожам. Они богаты и целомудренны, и они не пожалеют золота, и дети твои будут выкуплены.
Но Магна живо меня перебила:
– Не тревожь, Памфалон, ни Таоры, ни Фотины, ни девственной Сильвии – все они ничего для твоей просьбы не сделают.
– Ты ошибаешься, – возразил я. – Таора, Сильвия и Фотина – благочестивые женщины, они преследуют всякий разврат, и по их слову у нас уже выслали многих гетер из Дамаска.
– Это ничего не значит, – отвечала Магна и открыла мне, что прежде чем бедствия её семейства достигли до нынешней меры, она уже обращалась с просьбою к названным мною высоким гражданкам, но что все они оставили её просьбы втуне.
– А как теперь, – прибавила она, – ко всему этому присоединился ещё позор, до которого дошла я, то всякие просьбы к ним им будут даже обидны. Я сама была такова ж, как они, и знаю, что не от них может прийти избавление падшей.
– Ну, всё равно, жди у меня, что нам пошлёт милосердное небо, – сказал я и, погасив лампу, запер вход в моё жилище, в котором Магна осталась под защитою Акры, а я во всю силу бегом понёсся по темным проходам Дамаска.
Глава двадцать седьмая
Я не послушался Магны и проник, с помощию слуг, к Таоре, Сильвии и к Фотине… И стыжуся вспоминать, что я от них слышал… Магна была права во всём, что мне о них говорила. Слова мои только приводили в пламенный гнев этих женщин, и я был изгоняем за то, что смел приходить в их дома с такою просьбой… Две из них, Таора и Фотина, велели прогнать меня с одним только напоминанием, что я стоил бы хороших ударов, но Сильвия-дева, та повелела бить меня перед её лицом, и слуги её били меня медным прутом до того, что я вышел от неё с окровавленным телом и с запекшимся горлом. Так, томимый жаждою, вбежал я на кухню гетеры Азеллы, чтобы попросить глоток воды с вином и идти далее. А куда идти – я сам не знал этого.
Но тут, едва я явился, под крытым переходом меня встретила наперсница гетеры, белокурая Ада. Она как будто нарочно шла с кувшином прохладительного напитка, и я сказал ей:
Она улыбнулась и молвила с шуткой:
– Тебе ли теперь умирать, господин Памфалон, ты больше не беден и можешь иметь рабов, которые станут прохлаждать для тебя воду.
А я ей ответил:
– Нет, Ада, я, слава богу, опять уже не богат – я опять так же беден, как прежде, и вдобавок… должен признаться, – я сильно изранен.
Она мне нагнула сосуд, а я припал к питью, и в то время, когда я пил, а Ада стояла, склонившись ко мне она заметила на моих плечах кровь, которая сочилась из рубцов, нанесённых мне медным прутом пред лицом девственной Сильвии. Кровь проступала сквозь тонкую тунику, и Ада в испуге вскричала:
– О, несчастный! ты взаправду в крови! На тебя верно, напали ночные воры!.. О несчастный! Хорошо что ты спасся от них под нашею кровлей. Останься здесь и подожди меня немного: я сейчас отнесу это охлажденное питьё гостям и вмиг возвращусь, чтоб обмыть твои раны…
– Хорошо, – сказал я, – я тебя подожду.
А она добавила:
– Может быть, ты хочешь, чтоб я шепнула об этом Азелле? У нее теперь пирует с друзьями градоправитель Дамаска: он пошлёт отыскать тех, кто тебя обидел.
– Нет, – отвечал я, – это не нужно. Принеси мне только воды и какую-нибудь чистую тунику.
Надев чистую одежду, я хотел идти к бывшему монaху Аммуну, который занимался всякими делами, и закабалить ему себя на целую жизнь, лишь бы взять cpaзу деньги и отдать их на выкуп от скопца детей Магны.
Ада скоро возвратилась и принесла всё, что мне было нужно.
Но она также сказала обо мне и своей госпоже, a это повело к тому, что едва Ада обтерла прохладною губкою мои раны и покрыла мои плечи принесённою ею льняной туникой, как в переходе где я лежал на полу прислонясь боком к дереву, показалась в роскошном yбpaнстве Азелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16