Родственница моя, что за директором, еще накануне мне и орден с лентой в подарок прислала, и я положил в бюро и орден, и конверт с ста рублями для курьеров, которые принесут приказ.
Но ночью вдруг толк меня в бок Иван Петрович и под самый под нос мне шиш. При жизни он был гораздо деликатнее, и это совсем не отвечало его гармонической натуре, а теперь, как сорванец, ткнул шиш и говорит:
- С тебя пока вот этого довольно. Мне надо к бедной Тане, - и сник.
Встаю утром. - Курьеров с приказом нет. Спешу к зятю узнать: что это значит?
- Ума, - говорит, - не приложу. Было, стояло, и вдруг точно в печати выпало. Граф вычеркнул и сказал, что это он лично доложит... Тебе, знаешь, вредит какая-то история... Какой-то чиновник, выйдя от тебя, как-то подозрительно умер... Что это такое было?
- Оставь, - говорю, - сделай милость.
- Нет, в самом деле... граф даже не раз спрашивал: как ты в своем здоровье... Оттуда разные лица писали, и в том числе общий духовник, протопоп... Как ты мог позволить вмешать себя в такое странное дело!
Я слушаю, а сам, - как Иван Петрович из-за могилы стал делать, чувствую одно желание ему язык или шиш показать.
А Иван Петрович, по награждении меня шишом вместо "Белого орла", исчез и не показывался ровно три года, когда сделал мне заключительный и притом всех более осязательный визит.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Было опять Рождество и Новый год и также ожидались награды. Меня уже давно обходили, и я об этом не заботился. Не дают, и не надо. Встречали Новый год у сестры, - очень весело, - гостей много. Здоровые люди ужинали, а я перед ужином посматриваю, как бы улизнуть, и подвигаюсь к двери, но вдруг слышу в общем говоре такие слова:
- Теперь мои скитальчества кончены: мама со мною. Танюша устроена за хорошего человека; последнюю шутку сделаю и же ман вэ! - И потом вдруг протяжно запел:
Прощай, моя родная,
Прощай, моя земля.
"Эге, - думаю, - опять показался, да еще и французить начал... Ну, я лучше кого-нибудь подожду, один по лестнице не пойду".
А он мимо меня изволит проходить, все в том же виц-мундире с пышным гранатного цвета галстухом, и только минул, вдруг парадная дверь так хлопнула, что весь дом затрясся.
Хозяин и люди бросились посмотреть, не добрался ли кто до гостиных шуб, но все было на месте, и дверь на ключе... Я молчал, чтобы опять не сказали "галюцинат" и не стали осведомляться о здоровье. Хлопнуло, и шабаш, - мало ли что может хлопать...
Я досидел случая, чтобы не одному идти, и благополучно возвращаюсь домой. Человек у меня был уже не тот, который со мною ездил и которому Иван Петрович пропилейные уроки давал, а другой; встречает он меня немножко заспан и светит. Проходим мимо конторки, и я вижу, что-то лежит белой бумагой прикрыто... Смотрю, мой орден Белого орла, который тогда, помните, сестра подарила... Он всегда заперт был. Как он мог взяться! Конечно, скажут: "сам, верно, в забывчивости вынул". Так не стану об этом спорить, но а вот это что такое: на столике у моего изголовья небольшой конвертик на мое имя, и рука как будто знакомая... Та самая рука, которою было написано "жизнь на радость нам дана".
- Кто принес? - спрашиваю.
А человек прямо показывает мне на фотографию Ивана Петровича, которую я берегу, память от Танюши, и говорит:
- Вот этот господин.
- Ты, верно, ошибся.
- Никак нет, - говорит, - я его с первого взгляда узнал.
В конверте оказался на почтовой бумажке экземпляр приказа: мне дали "Белого орла". И что еще лучше, всю остальную ночь я спал, хотя слышал, как что-то где-то пело самые глупые слова: "До свиданс, до свиданс, - же але о контраданс".
По преподанной мне Иван Петровичем опытности в жизни духов, я понимал, что это Иван Петрович "по-французски жарит самоучкою", отлетая, и что он больше меня уже никогда не побеспокоит. Так и вышло: он мне отмстил и помиловал. Это понятно. А вот почему у них в мире духов все так спутано и смешано, что жизнь человеческая, которая всего дороже стоит, отомщевается пустым пуганьем да орденом, а прилет из высших сфер сопровождается глупейшим пением "до свиданс, же але о контраданс", этого я не понимаю.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые - газета "Новое время", 1880, от 25 декабря, с подзаголовком "Святочный рассказ".
По словам А. Н. Лескова, рассказ соотносится "с чем-то может быть частично и происшедшим когда-то в Пензе, в годы подвигов там пресловутого губернатора Панчулидзева и его достойного соратника, губернского предводителя дворянства А. А. Арапова" (А. Лесков. Жизнь Николая Лескова. М., 1984, т. 2, стр. 137 - 138).
Александр Алексеевич Панчулидзев (1789 - 1867), пензенский губернатор с 1831 по 1859 г., был вынужден выйти в отставку после ревизии, произведенной сенатором С. В. Сафоновым. Лесков жил в Пензенской губернии в 1857 - 1860 гг. - в последние годы губернаторства Панчулидзева. Без сомнения, он много слышал тогда о губернаторе, которому современник дает такую характеристику: "Пензенской губернией управляет губернатор Панчулидзев, которого мало назвать мошенником, но преступник, у которого на душе много злодейств, отрав и разных смертоубийств; который царствует в губернии 25 лет, считаясь примерным губернатором; которому праздновался юбилей двадцатипятилетнего его управления губернией; которому император прислал в подарок табакерку со своим портретом, украшенным бриллиантами; он - тайный советник, украшенный орденом Александра Невского, и не хочет никуда идти с места губернатора" (Запись рассказов П. А. Бахметьева в книге Л. М. Жемчужникова "Мои воспоминания из прошлого", вып. 2, М., 1927, с. 202). Непосредственным толчком к написанию рассказа могли послужить "Записки дворянина-помещика, бывшего в должности предводителя, судьи и председателя палаты" И. В. Селиванова, печатавшиеся в 1880 г. в "Русской старине". Они открываются очерком о Панчулидзеве "Один из губернаторов в старину", помещенным в июньской книжке журнала. В характеристике "губернатора П-ва" в рассказе Лескова имеются детали, близкие к описанию Селиванова (собственноручные избиения, ограбление кассы приказа общественного призрения, меломания, характеристика оркестра и пр.).
Эпиграф к рассказу взят из 21-й идиллии Феокрита ("Рыбаки") в переводе Л. А. Мея.
Стр. 441. "Есть вещи на свете". - "Есть вещи на свете, которые не снились мудрецам" - цитата из "Гамлета" (д. I, явл. 5).
...два-три года тому назад, когда мы, умаляясь до детства, начали играть в духовидство... - В 70-е годы в некоторых кругах русской дворянской интеллигенции распространилось увлечение "общением с духами" - главным образом посредством спиритических сеансов. В 80-е годы вера в "явление духов", разоблаченная наукой (Д. И. Менделеев и др.), заметно ослабела.
Консервировать - здесь в смысле: стремиться затормозить прогресс, защищать консервативные взгляды.
Стр. 442. Храмоздатель - строитель церквей.
1 2 3 4 5 6 7
Но ночью вдруг толк меня в бок Иван Петрович и под самый под нос мне шиш. При жизни он был гораздо деликатнее, и это совсем не отвечало его гармонической натуре, а теперь, как сорванец, ткнул шиш и говорит:
- С тебя пока вот этого довольно. Мне надо к бедной Тане, - и сник.
Встаю утром. - Курьеров с приказом нет. Спешу к зятю узнать: что это значит?
- Ума, - говорит, - не приложу. Было, стояло, и вдруг точно в печати выпало. Граф вычеркнул и сказал, что это он лично доложит... Тебе, знаешь, вредит какая-то история... Какой-то чиновник, выйдя от тебя, как-то подозрительно умер... Что это такое было?
- Оставь, - говорю, - сделай милость.
- Нет, в самом деле... граф даже не раз спрашивал: как ты в своем здоровье... Оттуда разные лица писали, и в том числе общий духовник, протопоп... Как ты мог позволить вмешать себя в такое странное дело!
Я слушаю, а сам, - как Иван Петрович из-за могилы стал делать, чувствую одно желание ему язык или шиш показать.
А Иван Петрович, по награждении меня шишом вместо "Белого орла", исчез и не показывался ровно три года, когда сделал мне заключительный и притом всех более осязательный визит.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Было опять Рождество и Новый год и также ожидались награды. Меня уже давно обходили, и я об этом не заботился. Не дают, и не надо. Встречали Новый год у сестры, - очень весело, - гостей много. Здоровые люди ужинали, а я перед ужином посматриваю, как бы улизнуть, и подвигаюсь к двери, но вдруг слышу в общем говоре такие слова:
- Теперь мои скитальчества кончены: мама со мною. Танюша устроена за хорошего человека; последнюю шутку сделаю и же ман вэ! - И потом вдруг протяжно запел:
Прощай, моя родная,
Прощай, моя земля.
"Эге, - думаю, - опять показался, да еще и французить начал... Ну, я лучше кого-нибудь подожду, один по лестнице не пойду".
А он мимо меня изволит проходить, все в том же виц-мундире с пышным гранатного цвета галстухом, и только минул, вдруг парадная дверь так хлопнула, что весь дом затрясся.
Хозяин и люди бросились посмотреть, не добрался ли кто до гостиных шуб, но все было на месте, и дверь на ключе... Я молчал, чтобы опять не сказали "галюцинат" и не стали осведомляться о здоровье. Хлопнуло, и шабаш, - мало ли что может хлопать...
Я досидел случая, чтобы не одному идти, и благополучно возвращаюсь домой. Человек у меня был уже не тот, который со мною ездил и которому Иван Петрович пропилейные уроки давал, а другой; встречает он меня немножко заспан и светит. Проходим мимо конторки, и я вижу, что-то лежит белой бумагой прикрыто... Смотрю, мой орден Белого орла, который тогда, помните, сестра подарила... Он всегда заперт был. Как он мог взяться! Конечно, скажут: "сам, верно, в забывчивости вынул". Так не стану об этом спорить, но а вот это что такое: на столике у моего изголовья небольшой конвертик на мое имя, и рука как будто знакомая... Та самая рука, которою было написано "жизнь на радость нам дана".
- Кто принес? - спрашиваю.
А человек прямо показывает мне на фотографию Ивана Петровича, которую я берегу, память от Танюши, и говорит:
- Вот этот господин.
- Ты, верно, ошибся.
- Никак нет, - говорит, - я его с первого взгляда узнал.
В конверте оказался на почтовой бумажке экземпляр приказа: мне дали "Белого орла". И что еще лучше, всю остальную ночь я спал, хотя слышал, как что-то где-то пело самые глупые слова: "До свиданс, до свиданс, - же але о контраданс".
По преподанной мне Иван Петровичем опытности в жизни духов, я понимал, что это Иван Петрович "по-французски жарит самоучкою", отлетая, и что он больше меня уже никогда не побеспокоит. Так и вышло: он мне отмстил и помиловал. Это понятно. А вот почему у них в мире духов все так спутано и смешано, что жизнь человеческая, которая всего дороже стоит, отомщевается пустым пуганьем да орденом, а прилет из высших сфер сопровождается глупейшим пением "до свиданс, же але о контраданс", этого я не понимаю.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые - газета "Новое время", 1880, от 25 декабря, с подзаголовком "Святочный рассказ".
По словам А. Н. Лескова, рассказ соотносится "с чем-то может быть частично и происшедшим когда-то в Пензе, в годы подвигов там пресловутого губернатора Панчулидзева и его достойного соратника, губернского предводителя дворянства А. А. Арапова" (А. Лесков. Жизнь Николая Лескова. М., 1984, т. 2, стр. 137 - 138).
Александр Алексеевич Панчулидзев (1789 - 1867), пензенский губернатор с 1831 по 1859 г., был вынужден выйти в отставку после ревизии, произведенной сенатором С. В. Сафоновым. Лесков жил в Пензенской губернии в 1857 - 1860 гг. - в последние годы губернаторства Панчулидзева. Без сомнения, он много слышал тогда о губернаторе, которому современник дает такую характеристику: "Пензенской губернией управляет губернатор Панчулидзев, которого мало назвать мошенником, но преступник, у которого на душе много злодейств, отрав и разных смертоубийств; который царствует в губернии 25 лет, считаясь примерным губернатором; которому праздновался юбилей двадцатипятилетнего его управления губернией; которому император прислал в подарок табакерку со своим портретом, украшенным бриллиантами; он - тайный советник, украшенный орденом Александра Невского, и не хочет никуда идти с места губернатора" (Запись рассказов П. А. Бахметьева в книге Л. М. Жемчужникова "Мои воспоминания из прошлого", вып. 2, М., 1927, с. 202). Непосредственным толчком к написанию рассказа могли послужить "Записки дворянина-помещика, бывшего в должности предводителя, судьи и председателя палаты" И. В. Селиванова, печатавшиеся в 1880 г. в "Русской старине". Они открываются очерком о Панчулидзеве "Один из губернаторов в старину", помещенным в июньской книжке журнала. В характеристике "губернатора П-ва" в рассказе Лескова имеются детали, близкие к описанию Селиванова (собственноручные избиения, ограбление кассы приказа общественного призрения, меломания, характеристика оркестра и пр.).
Эпиграф к рассказу взят из 21-й идиллии Феокрита ("Рыбаки") в переводе Л. А. Мея.
Стр. 441. "Есть вещи на свете". - "Есть вещи на свете, которые не снились мудрецам" - цитата из "Гамлета" (д. I, явл. 5).
...два-три года тому назад, когда мы, умаляясь до детства, начали играть в духовидство... - В 70-е годы в некоторых кругах русской дворянской интеллигенции распространилось увлечение "общением с духами" - главным образом посредством спиритических сеансов. В 80-е годы вера в "явление духов", разоблаченная наукой (Д. И. Менделеев и др.), заметно ослабела.
Консервировать - здесь в смысле: стремиться затормозить прогресс, защищать консервативные взгляды.
Стр. 442. Храмоздатель - строитель церквей.
1 2 3 4 5 6 7