Впереди ничего не вижу. Открываю фонарь, чтобы хоть что-то увидеть. Мотор дает перебои. Скорость резко падает. Впереди горы. Снижаемся. Высота до земли остается небольшая, примерно 150-200 метров. Делаю доворот влево. Не успел опомниться - земля. Резко беру ручку управления на себя и чувствую, что самолет начал цепляться за какие-то неровности и бугры передовой оборонительной позиции немцев. В кабине пыль. Ничего не вижу. Хорошо, что был привязан ремнями к сидению самолета, а то бы меня выбросило из кабины, так как фонарь был открыт. Удар головой о приборную доску - не успел сделать упор рукой. Искры из глаз. Кровь из носа. Самолет остановился. Пыль рассеялась...
Вылезаю из самолета. Кажется, нахожусь на своей территории. Плацдарм был после высадки наших войск очень маленький. Примерно 4 на 8 км. Вижу, хвостовая часть самолета осталась в воронке, образовавшейся от взрыва снаряда. Передняя часть самолета вместе с мотором остановилась на траншее окопа первой линии обороны. Спохватился, где же воздушный стрелок? Кричу: "Товарищ сержант". Ни фамилии, ни имени не знаю, так как со мной он полетел вне плана. Мой воздушный стрелок Николай Гилев в последний момент был включен в экипаж командира полка. Так на фронте, правда, нечасто, но было. В спешке я не спросил перед вылетом хотя бы его имя. Стрелок стонет и кричит, что ранен и не может вылезти из кабины. Быстро вскочил в кабину и помог ему выбраться наружу. В это время услышал автоматные очереди, разрывы снарядов недалеко от самолета. Оглянулся и увидел моряков. Они шли в атаку при поддержке артиллерии.
Через некоторое время к нам подбежали моряки. Мы уже спустились в окоп. Я оказывал помощь стрелку. Моряки, увидев, что мы оба ранены, стрелка быстренько уложили на носилки и понесли в направлении Керченского пролива, где высаживались наши войска. Мое лицо было в крови, моряки наложили повязку мне на голову, продезинфицировали йодом правую щеку, изрезанную осколками от бронестекла кабины. Затем сказали, чтобы я быстро уходил с этого места, так как самолет находился непосредственно на передовой линии. Морякам я сказал, чтобы они взяли в кабине стрелка гранаты, там их было две, и подождали меня, пока я вытащу парашют из своей кабины.
Только я полез в кабину, как началась опять стрельба из всех видов оружия. Заработала наша и немецкая артиллерия, минометы. Появились пулеметные трассирующие очереди. Свист, шум, взрывы. Моряки кричат, чтобы я бросал свой парашют и быстро вылезал. Но я все же успел взять его, а это необходимо было делать при всех вынужденных посадках, да еще и приемник обязан был снять, но тут было не до этого. Прихватил с собой и те две гранаты, которые были в кабине воздушного стрелка, и намеревался пойти в атаку с моряками. Однако моряки меня остановили: "Давай нам гранаты, а сам уматывай отсюда, ведь идет бой. Тебе надо воевать не на земле, а в воздухе". Я отдал им гранаты и, взяв с собой парашют, побежал по траншее в указанном моряками направлении.
С воздушным стрелком мы потерялись, но спустя 40 лет после Победы встретились с ним на одной из полковых встреч. И только тогда я узнал его фамилию - Александр Федорович Аверьянов, родом из Челябинска. Конечно, меня не украшает тот факт, что я не разыскал его, хотя на это было потрачено немало усилий.
Когда я приблизился непосредственно к пристани, то увидел жуткую картину. Огромное количество раненых ожидали прибытия катеров с "Большой земли" со стороны Таманского полуострова. Вдруг начали стрелять зенитки. На бомбометание заходили три немецких бомбардировщика Ю-88. Сбросили бомбы. Ужас охватил меня в этот момент. Открытое место. Раненым негде спрятаться. Взлетают в воздух вместе с землей разодранные человеческие тела.
Вот я и подумал, как страшно воевать на земле. Хотя забыл, что меня только что сбили. "Юнкерсы" отбомбились. До сих пор этот кромешный ад стоит перед глазами.
Побежал к берегу. Парашют мешает. Хотел его бросить, но передумал. Подбегаю к пристани, вернее к месту высадки десанта. Там один подполковник и четыре автоматчика регулируют посадку на катера, идущие на "Большую землю". Доложил, что я летчик и только что был сбит. Подполковник выслушал меня и сказал, что видел это, и приказал пропустить меня на катер. Быстро занял место, и минут через пять мы отплыли от берега примерно три километра. Из-за облаков вынырнули два немецких истребителя "Фокке-Вульф-190". Вижу, как от одного самолета отделились две бомбы. Куда деваться? Некуда. Прижал к себе парашют. Съежился. Одна бомба взорвалась рядом с катером, и он, как спичечная коробка, перевернулся. Я оказался в воде. Хорошо, что парашют был в руках. Он меня и спас, вытащил на поверхность воды, пока был сухой и не успел намокнуть. На водной поверхности увидел многих раненых. Кто за что хватается. Многие утонули. Через 6-10 минут подплыл другой катер, подобрал кого успел, и мы поплыли к "Большой земле". Вот тогда я и подумал: хорошо, что не бросил парашют.
Вышел на берег насквозь мокрый, но живой и на своей территории. Встретил попутную машину и поехал в полк. Всю дорогу гадал: попал или промахнулся, поразил или не поразил ту подозрительную цель, на которую пикировал. Приехал в станицу. Пешком пошел на аэродром. Подхожу к землянке, в которой размещалась наша эскадрилья, и вижу листок-молнию: "Бомбить так, как младший лейтенант Фролов!" Ага, думаю, значит, не промазал. Восстановил все в памяти. Когда я отстал от группы, что, конечно, было нарушением, заметил какое-то интересное сооружение, вокруг которого бегали солдаты. Несмотря на трассы "эрликонов", продолжал пикировать и сбросил все сразу бомбы аварийно и с небольшой высоты.
В это время из землянки вышел начальник воздушно-стрелковой службы майор Галичев. Увидев меня, подошел и стал поздравлять с успешным вылетом. Майор сказал, что об этом сообщили из воздушной армии, а им поступили сведения от наземных войск: - Четвертый самолет первой группы эскадрильи 210-го штурмового авиаполка, который был подбит зенитной артиллерией и врезался в горах недалеко от населенного пункта Жуковка, сбросил все бомбы прямо на командный пункт противника, где в это время находились представители ставки Гитлера. Прямым попаданием бомб КП был уничтожен.
За этот вылет, как тихонько сообщил мне один штабной работник, на меня направили материал с ходатайством о присвоении звания Героя Советского Союза. Но наградили орденом Красного Знамени, который мне был вручен через 15 дней. Чем я был очень доволен. А информацию штабного работника я принял за шутку.
Об этом вылете при встрече в 1994 году рассказал мне Григорий Флегонтович Сивков, - ведущий группы, в которой я летел справа крайним в строю.
...Вызывает меня командир полка Галущенко и дает приказ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65