Вскоре, в тот же день, с незаконченной санобработкой, нас отправляют дальше. Была ли причиной этому бомбардировка или другие обстоятельства - нам неизвестно.
Длинную, растянувшуюся колонну ведут теперь вокруг города по шоссе, вымощенному гладким, как будто шлифованным, диабазом. Но вот всё чаще и чаще стали попадаться небольшие, большие и огромные воронки, в двух местах делаем порядочные обходы по засеянным, но теперь вытоптанным полям, так как шоссе взрыто как после падения больших метеоритов. Рядом сильно разрушенный большой завод. Сильно разбиты железнодорожные пути и станция. Сейчас их восстанавливают жители города и заключённые политических лагерей в полосатых куртках.
Утром в пелене моросящего дождя видим Берлин, вероятно, его окраину. Большие черно-серые дома с острыми черепичными крышами. Поезд стоит на высокой насыпи, почти вровень с крышами, а улица внизу как тёмный провал. Жутко подумать: что, если бы пришлось работать на такой крыше. Ну, хотя бы счищать снег? Но, пожалуй, с такой крутизны снег сбрасывать не нужно - сам свалится. А вот как заделать видные кое-где пробоины?
Эшелон идёт дальше и днём останавливается на крошечном полустанке, со всех сторон окружённом лесом. Кругом мокро, не переставая моросит дождь. Здесь питательный пункт, и нас будут кормить обедом. Кормят по очереди: открывают только один вагон и людям из этого вагона выдают обед на платформе. Тут же на платформе они его съедают, после чего их снова закрывают в вагоне. Затем то же самое повторяется для следующего вагона и так далее. Так как вагонов много, то обед тянется очень долго. Это раздражает конвойных солдат и офицера. Должно быть, они боятся, что истечёт время стоянки эшелона, а может быть, просто сказывается привычка всегда торопить и подгонять. Так или иначе, но во время обеда они кричат, понукают и толкают обедающих в спины. Причина же неурядицы состоит в следующем. Когда кормят солдат, то каждый получает первое блюдо в котелок, второе блюдо в крышку котелка, а третье - сладкий кофе со сгущенным молоком - в плоскую алюминиевую кружечку, которую каждый солдат носит на поясе. Получив обед, солдаты уходят в вагон и там спокойно его съедают. Но мы - солдаты самой последней категории. У нас таких котелков нет. Каждый из нас имеет только одну посудину. У кого - русский котелок старого образца в виде круглой кастрюльки с дужкой, у кого - немецкий, но без крышки, зато дырявый, с дыркой, заткнутой гусариком из грязной, повидавшей виды тряпочки, у кого - просто кастрюлька с отбитой эмалью или консервная банка, а у двух кавказцев на двоих обыкновенный ночной горшок, из которого они вместе и хлебают наши незатейливые разносолы.
Но вот подходит очередь обедать и нашему загону. С грохотом откидывается засов, и дверь откатывается в сторону. Мы, толкаясь в дверях, выскакиваем на узенькую платформу и опрометью бежим на раздачу. Против середины эшелона у самых перил платформы стоят три молоденькие немки, одетые в серую форму немецких медицинских сестёр с большим красным крестом на головном платке. Перед каждой по несколько больших термосов. Налетая друг на друга, теснимся сначала в очередь к первой. Она деловито наливает в наши посудины по черпаку жиденького горохового супа. Тут же, давясь и чавкая, кто черпая ложками, кто отхлёбывая через край, сгрудившись в тесную кучу, сдавленные между термосами и вагонами эшелона, движемся ко второй раздатчице.
Со вторым блюдом гораздо хуже. Картофельное пюре с мясной подливкой очень горячо, и его невозможно быстро есть. Сутолока здесь невероятная. С громкими криками: "Schnell-Schnell, Los-Los", "Быстрей-Быстрей, Давай-Давай" конвоиры торопят и толкают в спину красных, давящихся, обжигающих рты и пальцы, если здесь подходит такое слово, - обедающих. Если бы на всё это посмотреть со стороны, то, вероятно, было бы смешно. Но сейчас здесь никому не до смеха. Ни нам - участникам скоростного обеда, ни конвойным, пуще всего на свете опасающимся сделать какое либо нарушение порядка, и, избави Бог, задержать эшелон. Для них всякое упущение на тыловой службе пахнет переадресовкой на фронт.
Такой обед меня совершенно не устраивает. Поэтому, получив свой черпак супа, я продираюсь сквозь толпу хлебающих и пьющих суп и вылизывающих свою посуду ко второй раздатчице и протягиваю ей котелок. Видя, что суп не съеден, сестра озадаченно на меня смотрит. Но так как я продолжаю держать котелок перед ней, а суп, по-видимому, есть не собираюсь, она думает, что я хочу и у неё получить ещё одну порцию такого же супа. Немного испуганно на меня глядя, она старается мне втолковать, что я заблуждаюсь:
- Hier reine die erbsen Suppe. Hier nur Kartoffel mit Fleisch! - Здесь не гороховый суп. Здесь только картофель с мясом!
- Hier, - весело взглянув на неё, уверенно тыкаю пальцем в суп в своём котелке. Надо бы сказать "Сюда", но как это будет по-немецки, я не знаю. Недоуменно пожав плечами и как бы в раздумье, сестра осторожно, чтобы не расплескать, опускает порцию пюре в суп. Теперь я уверенно подхожу к третьей раздатчице, которая пока ещё свободна, так как, несмотря на крики и понукания, никому из нашего вагона ещё не удалось расправиться со вторым. Взглянув в мой котелок, третья немочка совершенно растерялась, и испуганно лепечет: "Kofe, Kofe".
- Hier, - так же весело и уверенно показываю пальцем внутрь котелка. В её представлении это уже переходит все возможные границы.
- Hier Kofe mit Milch und Zucker! - Здесь кофе с молоком и сахаром! она растерянно поворачивается к своим подругам.
Те пожимают плечами, опускают руки и округлившимися глазами смотрят в нашу сторону. Всё останавливается. Заметив, что случилось нечто чрезвычайное, сюда быстро подходит офицер. Все три немки разом взволнованно и пространно рассказывают ему о возникшем необъяснимом феномене.
Офицера озаряет молния прозрения. Так вот как можно ускорить столь затянувшийся обед. Его строгое и надменное лицо проясняется в улыбке и он радостно вскрикивает:
- Jawohl. Geben Sie diesem zwei Porzion des Kaffeen. (Конечно. Этому две порции кофе.)
Итак, это, казалось бы непреодолимое затруднение, к общему удовольствию, разрешилось. Немки-раздатчицы успокоились и повеселели. Хотя, по их мнению, обед в такой комбинации невозможен и противоестественен, но если приказал старший, то значит, так и должно быть. Офицер рад тому, что нашёл выход - как, не задерживая эшелон, быстро всех накормить. Да и я не в накладе. Во-первых, меня никто не понукает и не толкает, заставляя давиться и обжигаться. Наоборот, я спокойно сижу в вагоне и с удовольствием съедаю обед, пусть невозможный с позиций гастронома. А во-вторых, ещё заработал двойную порцию сладкого кофе, что тоже немаловажно.
Дальше всё пошло гораздо быстрее. Всех остальных кормить стали так, как только что накормили меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Длинную, растянувшуюся колонну ведут теперь вокруг города по шоссе, вымощенному гладким, как будто шлифованным, диабазом. Но вот всё чаще и чаще стали попадаться небольшие, большие и огромные воронки, в двух местах делаем порядочные обходы по засеянным, но теперь вытоптанным полям, так как шоссе взрыто как после падения больших метеоритов. Рядом сильно разрушенный большой завод. Сильно разбиты железнодорожные пути и станция. Сейчас их восстанавливают жители города и заключённые политических лагерей в полосатых куртках.
Утром в пелене моросящего дождя видим Берлин, вероятно, его окраину. Большие черно-серые дома с острыми черепичными крышами. Поезд стоит на высокой насыпи, почти вровень с крышами, а улица внизу как тёмный провал. Жутко подумать: что, если бы пришлось работать на такой крыше. Ну, хотя бы счищать снег? Но, пожалуй, с такой крутизны снег сбрасывать не нужно - сам свалится. А вот как заделать видные кое-где пробоины?
Эшелон идёт дальше и днём останавливается на крошечном полустанке, со всех сторон окружённом лесом. Кругом мокро, не переставая моросит дождь. Здесь питательный пункт, и нас будут кормить обедом. Кормят по очереди: открывают только один вагон и людям из этого вагона выдают обед на платформе. Тут же на платформе они его съедают, после чего их снова закрывают в вагоне. Затем то же самое повторяется для следующего вагона и так далее. Так как вагонов много, то обед тянется очень долго. Это раздражает конвойных солдат и офицера. Должно быть, они боятся, что истечёт время стоянки эшелона, а может быть, просто сказывается привычка всегда торопить и подгонять. Так или иначе, но во время обеда они кричат, понукают и толкают обедающих в спины. Причина же неурядицы состоит в следующем. Когда кормят солдат, то каждый получает первое блюдо в котелок, второе блюдо в крышку котелка, а третье - сладкий кофе со сгущенным молоком - в плоскую алюминиевую кружечку, которую каждый солдат носит на поясе. Получив обед, солдаты уходят в вагон и там спокойно его съедают. Но мы - солдаты самой последней категории. У нас таких котелков нет. Каждый из нас имеет только одну посудину. У кого - русский котелок старого образца в виде круглой кастрюльки с дужкой, у кого - немецкий, но без крышки, зато дырявый, с дыркой, заткнутой гусариком из грязной, повидавшей виды тряпочки, у кого - просто кастрюлька с отбитой эмалью или консервная банка, а у двух кавказцев на двоих обыкновенный ночной горшок, из которого они вместе и хлебают наши незатейливые разносолы.
Но вот подходит очередь обедать и нашему загону. С грохотом откидывается засов, и дверь откатывается в сторону. Мы, толкаясь в дверях, выскакиваем на узенькую платформу и опрометью бежим на раздачу. Против середины эшелона у самых перил платформы стоят три молоденькие немки, одетые в серую форму немецких медицинских сестёр с большим красным крестом на головном платке. Перед каждой по несколько больших термосов. Налетая друг на друга, теснимся сначала в очередь к первой. Она деловито наливает в наши посудины по черпаку жиденького горохового супа. Тут же, давясь и чавкая, кто черпая ложками, кто отхлёбывая через край, сгрудившись в тесную кучу, сдавленные между термосами и вагонами эшелона, движемся ко второй раздатчице.
Со вторым блюдом гораздо хуже. Картофельное пюре с мясной подливкой очень горячо, и его невозможно быстро есть. Сутолока здесь невероятная. С громкими криками: "Schnell-Schnell, Los-Los", "Быстрей-Быстрей, Давай-Давай" конвоиры торопят и толкают в спину красных, давящихся, обжигающих рты и пальцы, если здесь подходит такое слово, - обедающих. Если бы на всё это посмотреть со стороны, то, вероятно, было бы смешно. Но сейчас здесь никому не до смеха. Ни нам - участникам скоростного обеда, ни конвойным, пуще всего на свете опасающимся сделать какое либо нарушение порядка, и, избави Бог, задержать эшелон. Для них всякое упущение на тыловой службе пахнет переадресовкой на фронт.
Такой обед меня совершенно не устраивает. Поэтому, получив свой черпак супа, я продираюсь сквозь толпу хлебающих и пьющих суп и вылизывающих свою посуду ко второй раздатчице и протягиваю ей котелок. Видя, что суп не съеден, сестра озадаченно на меня смотрит. Но так как я продолжаю держать котелок перед ней, а суп, по-видимому, есть не собираюсь, она думает, что я хочу и у неё получить ещё одну порцию такого же супа. Немного испуганно на меня глядя, она старается мне втолковать, что я заблуждаюсь:
- Hier reine die erbsen Suppe. Hier nur Kartoffel mit Fleisch! - Здесь не гороховый суп. Здесь только картофель с мясом!
- Hier, - весело взглянув на неё, уверенно тыкаю пальцем в суп в своём котелке. Надо бы сказать "Сюда", но как это будет по-немецки, я не знаю. Недоуменно пожав плечами и как бы в раздумье, сестра осторожно, чтобы не расплескать, опускает порцию пюре в суп. Теперь я уверенно подхожу к третьей раздатчице, которая пока ещё свободна, так как, несмотря на крики и понукания, никому из нашего вагона ещё не удалось расправиться со вторым. Взглянув в мой котелок, третья немочка совершенно растерялась, и испуганно лепечет: "Kofe, Kofe".
- Hier, - так же весело и уверенно показываю пальцем внутрь котелка. В её представлении это уже переходит все возможные границы.
- Hier Kofe mit Milch und Zucker! - Здесь кофе с молоком и сахаром! она растерянно поворачивается к своим подругам.
Те пожимают плечами, опускают руки и округлившимися глазами смотрят в нашу сторону. Всё останавливается. Заметив, что случилось нечто чрезвычайное, сюда быстро подходит офицер. Все три немки разом взволнованно и пространно рассказывают ему о возникшем необъяснимом феномене.
Офицера озаряет молния прозрения. Так вот как можно ускорить столь затянувшийся обед. Его строгое и надменное лицо проясняется в улыбке и он радостно вскрикивает:
- Jawohl. Geben Sie diesem zwei Porzion des Kaffeen. (Конечно. Этому две порции кофе.)
Итак, это, казалось бы непреодолимое затруднение, к общему удовольствию, разрешилось. Немки-раздатчицы успокоились и повеселели. Хотя, по их мнению, обед в такой комбинации невозможен и противоестественен, но если приказал старший, то значит, так и должно быть. Офицер рад тому, что нашёл выход - как, не задерживая эшелон, быстро всех накормить. Да и я не в накладе. Во-первых, меня никто не понукает и не толкает, заставляя давиться и обжигаться. Наоборот, я спокойно сижу в вагоне и с удовольствием съедаю обед, пусть невозможный с позиций гастронома. А во-вторых, ещё заработал двойную порцию сладкого кофе, что тоже немаловажно.
Дальше всё пошло гораздо быстрее. Всех остальных кормить стали так, как только что накормили меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96