Следовательно, говорить с ним можно лишь при свечах. Даже тогда он склонен хватать свечи и задувать их! Я полагаю, что он вполне искренне страдает тяжелой формой светобоязни, что вполне естественно, если он действительно провел год под землей. Любые свои иррациональные действия (задувание свечей и т. п.) он объясняет тем, что «уничтожил еще одного из этих проклятых Шогготов»!
Его личная гигиена до последнего времени оставляла желать лучшего, и если не купать его насильно, он и вовсе станет избегать ванны. Если за ним постоянно не наблюдать, он облегчается в углу любой комнаты! Даже сейчас он желает спать только на голом матрасе. Мне не удалось отучить его от рыбы и грибов. Это по-прежнему единственная пища, которую он охотно принимает. Он одевается лишь тогда, когда ему напоминают, что он должен носить одежду, и то с огромной неохотой. К тому же он почти оглох — все это лишь небольшая часть осложнений его расстройства. Я предоставлю вам полный список этих отклонений по первому же вашему требованию.
В любом случае профессор эрудирован, но эксцентричен в своей логике, и за исключением галлюцинаций и фантазий его мыслительный процесс вполне упорядочен. Проблема в том, что он неприемлем для нас. Профессор полагает происходящее вокруг неотъемлемой частью сна или кошмара, создателем которого он сам и является! Но состояние его (хотя он никогда не станет физически опасным) — это ужасное состояние.
Как вы и просили в нашем телефонном разговоре 23 августа, я прилагаю к этому письму полную распечатку записанного на магнитофон повествования вашего дяди. Письмо к инспектору Блэйсдену в Радкаре обеспечило меня копией заявления Роберта Круга, которое я включил в распечатку вместо менее подробной версии вашего дяди в том виде, в котором он вспомнил и пересказал его. Распечатка в существующем виде, разумеется, представляет собой неполную запись наших сеансов, поскольку многие из них оказались неудачными.
В том случае, если благоприятная атмосфера вашего дома, с которой ваш дядя хорошо знаком, не приведет к существенному улучшению его состояния, боюсь, вам не останется ничего, кроме как действовать единственным образом. Как вы знаете, в нашей стране существуют высокоспециализированные частные санатории... Я могу порекомендовать вам по меньшей мере четыре подобных заведения.
В надежде, что в ближайшем будущем ваш дядя выздоровеет, остаюсь
искренне ваш,
Д-р Юджин Т. Таппон.
Глава 20
В заключение
Из записной книжки Титуса Кроу
Очень трудно понять, с чего же мне начать. После всех исследований я остался с такой коллекцией кусочков и обрывков, фактов, цифр и дат, случаев, событий и совпадений, что их взаимосвязь кажется почти невозможной. Я знаю, что написать обо всем случившемся беспристрастно не в моих силах, любовь к дяде продиктует мне версию, приукрашенную эмоциями. И все же я чувствую, что это единственный способ представить открывшуюся мне тайну. Я буду описывать одни лишь факты, дам хронологический список событий, которые, насколько мне известно, наверняка имели место. Таким образом, я надеюсь остаться беспристрастным, иначе кто-нибудь может счесть, что я унаследовал «безумие» моего дяди...
12 августа 1958 года профессор Юарт Кроу исчез на йоркширских торфяниках. В течение нескольких месяцев, предшествовавших исчезновению, его состояние (ранее он перенес довольно тяжелые травмы головы, попав в автомобильную аварию) было нестабильным, если не сказать больше. Но за месяц, непосредственно предшествовавший исчезновению, оно так улучшилось, что я утратил бдительность настолько, что одолжил ему машину, чтобы он мог съездить из Хардена в Бликстоун в Йоркшире. Целью его поездки было пополнение коллекции окаменелостей. Сначала казалось, что все идет хорошо, и он каждый день звонил мне по телефону. Но затем, после трех дней молчания, я связался со «Святым Георгием», бликстоунской гостиницей, в которой остановился мой дядя. Вот тогда-то и обнаружилось, что он исчез. В последний раз его видели 12 августа примерно в полдень, идущего пешком по торфяникам в направлении Дьявольского омута.
За пять дней поисковые партии прочесали все торфяники от Или до Дендхоупа и от Мэрска до Ли-Хилл. Я говорю «прочесали», но это, конечно же, огромное преувеличение, ибо прочесать торфяники не под силу даже десяти тысячам полицейских, не говоря уж о двух сотнях, которые этим занимались! На огромных торфяниках столько укромных уголков и расселин... В конце концов, в феврале 1959 года, Юарт Кроу был объявлен пропавшим без вести...
5 августа 1959 года, почти ровно через двенадцать месяцев после его исчезновения, когда я давно уже утратил последнюю надежду когда-нибудь снова увидеть моего дядю, появились новости, изумившие и обнадежившие меня. За три дня до этого, днем 2-го числа, был обнаружен голый человек. В состоянии крайнего возбуждения он бродил в окрестностях Сарби. Его глаза были закрыты, по-видимому, чтобы защититься от яркого дневного света.
Этот человек сначала был доставлен в маленькую местную больницу, откуда его, как только поняли, насколько опасно его состояние, сразу же перевели в отдельную палату в хорошо оборудованной клинике в Радкаре. Там, после неоднократных просьб представиться, он наконец смог назвать свое имя: Юарта Кроу!
Персонал клиники передал эту информацию в полицию, а они, в свою очередь, связались со мной. Так я впервые услышал о возвращении дяди, и, разумеется, отправился прямиком в Радкар, в надежде узнать его в найденном человеке. В том, что передо мной дядя, не оставалось никаких сомнений — длиннобородый, усатый, седоволосый и невероятно бледный человек, которого я обнаружил под белоснежными одеялами клиники, действительно когда-то был профессором.
Когда я приехал, он спал, но сиделка сказала, что сон для него полезен. В силу этого с момента своего прибытия он постоянно находился под воздействием успокоительных лекарств. И все-таки даже находясь в наркотическом сне, он метался и ворочался, постанывая и бессвязно бормоча о странных и непостижимых вещах.
Рядом с его кроватью в пепельнице лежала огромная жемчужина. Сиделка, увидев, что я не могу отвести от нее взгляда, рассказала мне:
— Эта драгоценность была у него в руке, когда его нашли. Он держал ее очень крепко, что-то бормоча об Одиссее и о... о Циклопе с двумя глазами! Нам пришлось попотеть, чтобы заставить его разжать пальцы.
— Можно мне ее взять? Потом я верну ее.
— Конечно. Врач сказал, что если она будет напоминать ему о том, что он пережил, то, возможно, будет лучше забрать ее насовсем!
— Это пещерная жемчужина, — объяснил я сиделке, задумчиво подбрасывая маленький шарик на ладони. — Чуть ли не самая большая, о которой я когда-либо слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Его личная гигиена до последнего времени оставляла желать лучшего, и если не купать его насильно, он и вовсе станет избегать ванны. Если за ним постоянно не наблюдать, он облегчается в углу любой комнаты! Даже сейчас он желает спать только на голом матрасе. Мне не удалось отучить его от рыбы и грибов. Это по-прежнему единственная пища, которую он охотно принимает. Он одевается лишь тогда, когда ему напоминают, что он должен носить одежду, и то с огромной неохотой. К тому же он почти оглох — все это лишь небольшая часть осложнений его расстройства. Я предоставлю вам полный список этих отклонений по первому же вашему требованию.
В любом случае профессор эрудирован, но эксцентричен в своей логике, и за исключением галлюцинаций и фантазий его мыслительный процесс вполне упорядочен. Проблема в том, что он неприемлем для нас. Профессор полагает происходящее вокруг неотъемлемой частью сна или кошмара, создателем которого он сам и является! Но состояние его (хотя он никогда не станет физически опасным) — это ужасное состояние.
Как вы и просили в нашем телефонном разговоре 23 августа, я прилагаю к этому письму полную распечатку записанного на магнитофон повествования вашего дяди. Письмо к инспектору Блэйсдену в Радкаре обеспечило меня копией заявления Роберта Круга, которое я включил в распечатку вместо менее подробной версии вашего дяди в том виде, в котором он вспомнил и пересказал его. Распечатка в существующем виде, разумеется, представляет собой неполную запись наших сеансов, поскольку многие из них оказались неудачными.
В том случае, если благоприятная атмосфера вашего дома, с которой ваш дядя хорошо знаком, не приведет к существенному улучшению его состояния, боюсь, вам не останется ничего, кроме как действовать единственным образом. Как вы знаете, в нашей стране существуют высокоспециализированные частные санатории... Я могу порекомендовать вам по меньшей мере четыре подобных заведения.
В надежде, что в ближайшем будущем ваш дядя выздоровеет, остаюсь
искренне ваш,
Д-р Юджин Т. Таппон.
Глава 20
В заключение
Из записной книжки Титуса Кроу
Очень трудно понять, с чего же мне начать. После всех исследований я остался с такой коллекцией кусочков и обрывков, фактов, цифр и дат, случаев, событий и совпадений, что их взаимосвязь кажется почти невозможной. Я знаю, что написать обо всем случившемся беспристрастно не в моих силах, любовь к дяде продиктует мне версию, приукрашенную эмоциями. И все же я чувствую, что это единственный способ представить открывшуюся мне тайну. Я буду описывать одни лишь факты, дам хронологический список событий, которые, насколько мне известно, наверняка имели место. Таким образом, я надеюсь остаться беспристрастным, иначе кто-нибудь может счесть, что я унаследовал «безумие» моего дяди...
12 августа 1958 года профессор Юарт Кроу исчез на йоркширских торфяниках. В течение нескольких месяцев, предшествовавших исчезновению, его состояние (ранее он перенес довольно тяжелые травмы головы, попав в автомобильную аварию) было нестабильным, если не сказать больше. Но за месяц, непосредственно предшествовавший исчезновению, оно так улучшилось, что я утратил бдительность настолько, что одолжил ему машину, чтобы он мог съездить из Хардена в Бликстоун в Йоркшире. Целью его поездки было пополнение коллекции окаменелостей. Сначала казалось, что все идет хорошо, и он каждый день звонил мне по телефону. Но затем, после трех дней молчания, я связался со «Святым Георгием», бликстоунской гостиницей, в которой остановился мой дядя. Вот тогда-то и обнаружилось, что он исчез. В последний раз его видели 12 августа примерно в полдень, идущего пешком по торфяникам в направлении Дьявольского омута.
За пять дней поисковые партии прочесали все торфяники от Или до Дендхоупа и от Мэрска до Ли-Хилл. Я говорю «прочесали», но это, конечно же, огромное преувеличение, ибо прочесать торфяники не под силу даже десяти тысячам полицейских, не говоря уж о двух сотнях, которые этим занимались! На огромных торфяниках столько укромных уголков и расселин... В конце концов, в феврале 1959 года, Юарт Кроу был объявлен пропавшим без вести...
5 августа 1959 года, почти ровно через двенадцать месяцев после его исчезновения, когда я давно уже утратил последнюю надежду когда-нибудь снова увидеть моего дядю, появились новости, изумившие и обнадежившие меня. За три дня до этого, днем 2-го числа, был обнаружен голый человек. В состоянии крайнего возбуждения он бродил в окрестностях Сарби. Его глаза были закрыты, по-видимому, чтобы защититься от яркого дневного света.
Этот человек сначала был доставлен в маленькую местную больницу, откуда его, как только поняли, насколько опасно его состояние, сразу же перевели в отдельную палату в хорошо оборудованной клинике в Радкаре. Там, после неоднократных просьб представиться, он наконец смог назвать свое имя: Юарта Кроу!
Персонал клиники передал эту информацию в полицию, а они, в свою очередь, связались со мной. Так я впервые услышал о возвращении дяди, и, разумеется, отправился прямиком в Радкар, в надежде узнать его в найденном человеке. В том, что передо мной дядя, не оставалось никаких сомнений — длиннобородый, усатый, седоволосый и невероятно бледный человек, которого я обнаружил под белоснежными одеялами клиники, действительно когда-то был профессором.
Когда я приехал, он спал, но сиделка сказала, что сон для него полезен. В силу этого с момента своего прибытия он постоянно находился под воздействием успокоительных лекарств. И все-таки даже находясь в наркотическом сне, он метался и ворочался, постанывая и бессвязно бормоча о странных и непостижимых вещах.
Рядом с его кроватью в пепельнице лежала огромная жемчужина. Сиделка, увидев, что я не могу отвести от нее взгляда, рассказала мне:
— Эта драгоценность была у него в руке, когда его нашли. Он держал ее очень крепко, что-то бормоча об Одиссее и о... о Циклопе с двумя глазами! Нам пришлось попотеть, чтобы заставить его разжать пальцы.
— Можно мне ее взять? Потом я верну ее.
— Конечно. Врач сказал, что если она будет напоминать ему о том, что он пережил, то, возможно, будет лучше забрать ее насовсем!
— Это пещерная жемчужина, — объяснил я сиделке, задумчиво подбрасывая маленький шарик на ладони. — Чуть ли не самая большая, о которой я когда-либо слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96