– гнул свою непонятную линию Сидякин.
– Ни на каком, – вредным голосом заявила Суворова. – Они подкрадывались!
– Да, – подтвердил Блинков-младший. – Мы подкрались и шли за ними в затылок, нога в ногу, пока они не заметили.
– Зачем?
– Играли.
– Дмитрий Олегович, я должен предупредить вас об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, – объявил Сидякин.
Блинков-младший вообще перестал понимать, о чем речь. Играли – значит, играли. Где тут ложные показания? И он ответил фразой из маминого учебника:
– «Не подлежат уголовной ответственности лица, не достигшие на момент совершения преступления шестнадцати, а по особо тяжким преступлениям четырнадцати лет».
– Вот, значит, как, – холодно произнес оперативник. – 3начит, по-твоему, можно врать органам милиции и тебе ничего не будет?!
«Не по-моему, а по закону», – про себя ответил Блинков-младший, но смолчал. Можно ему врать. Сколько хочешь можно, а отвечать придется родителям. Но ведь не скажешь же: «Да»! Тогда получится, как будто ты собираешься врать да еще этим и гордишься.
– Ну, что молчишь? – насел оперативник. – Так бойко отвечал…
– Отвечал, а теперь не буду. Если хотите меня допросить, вызывайте маму,- тихо сказал Блинков-младший. Он смотрел на Сидякина, но заметил краем глаза, как Валька с Ниной Су многозначительно переглянулись.
– Все-то ты знаешь, – вздохнул дважды старший опер. – Аж завидно. Я в твоем возрасте кошек за хвост дергал, а ты – готовый юрист! Все верно: и судить тебя нельзя, и допрашивать положено при родителях. Но того ты не знаешь, что мы и без суда можем отправить кого надо в интернат для подростков с отклонениями. По-моему, когда мальчик в тринадцать лет интересуется не роликами, а преступлениями, это явное отклонение. А допросить я тебя могу не только при родителях, но и в присутствии педагога.
– Давайте педагога, – решил стоять на своем Блинков-младший.
– Так вот же педагог! С самого начала здесь! – воскликнул Сидякин, указывая на притихшую толстуху с яблоками.
Блинков-младший обомлел. Стало ясно, что толстуха не просто так сидела с ним в коридоре, яблоки грызла. Она караулила его, чтобы не сбежал. Наверное, Сидякин ее вызвал по телефону.
– Так что не советую запираться, – продолжал дважды старший опер. – Отвечай быстро и правдиво – И ступай себе домой, к маме-контрразведчице.
Ого! На вчерашнем допросе Блинков-младший не говорил, что мама у него контрразведчица: «военнослужащая» – и все. А Сидякин, выходит, проверил…
– Так о чем говорили Ломакина и потерпевшая Суворова? – насел опер.
– Я же сказал: не помню, – буркнул Митек.
– Валя, может, ты помнишь? – не спуская с него глаз, спросил Сидякин, и Суворова бойко, забарабанила:
– Мне сестра позвонила по мобильнику, чтоб я сумочку привезла. Но Блин; этого не слышал, они с Кузиной потом нас догнали. Значит, идем мы с Ломакиной, и я ее уговариваю поехать со мной. А Надька не хочет. Я ее опять уговариваю. И тут – раз! – Блин мне на пятку насупил.
– А ты не помнишь, в каких словах ее уговаривала? – стал уточнять Сидякин.
– «Надька! Сумочка такая дорогая, такая дорогая, что, мне страшно с ней ехать, как бы не. отняли!» – изображая Красную Шапочку, пропищала Суворова и добавила своим голосом: – Я еще приврала, что там замочек и пряжки, золотые, хотя на самом деле золотая одна ручечка.
Ну вот, все стало ясно. Раньше Блинков-младший мог сказать: «'опустим, Я действительно преступник. Но зачем бы я стал грабить Вальку, если не знал, что у нее в сумочке доллары». А теперь Сидякин проталкивает свое объяснение, про доллары не е знал, зато знал про золотые пряжки. На золото позарился.
– Так если бы я знал, что ручка золотая, я бы ее взял! – выкрикнул Блинков-младший и сразу же понял, что это звучит двусмысленно. Как признание звучит: «Если бы знал, то взял бы, а так выбросил ручку вместе с записной книжкой»,
– Дима! – выдохнула Нина Су и обожгла его таким изумленным и гадливым взглядом, чт Митьке захотелось умереть…
– Спасибо, вы свободны, – сказал сестрам Сидякин. – Хотя погодите, уточним еще один вопрос. – Он повернуля к Блинкову-младшему: – Дмитрий Олегович, при каких обстоятельствах вы познакомились с гражданином Кошкаревым?
– А кто это? – удивился Блинков-младший.
– Значит, вам незнаком такой гражданин?
– Нет.
– Странно, – продолжал старший опер. – А потерпевшие утверждают, что вы с ним разговаривали и называли его кличку.
– Какую кличку?! – Блинков-младший посмотрел на сестер. Пускай Сидякин убедил их в том, что он грабитель, пуская Нина с Валькой ошибаются. Но зачем они лишнего наговаривают? И тот он догадался:
– Кошкарев – это Виннету?
– Возможно. Вам виднее, – двусмысленно ответил Сидякин. – У нас этот гражданин проходит как Кошкарев, владелец предположительно, угнанного мотоцикла марки «Каваски», которым, предположительно, воспользовались грабители.
– Предполагаемые, – нахально добавил Блинков-младший. Ему было нечего терять.
– Что?
– Вы забыли сказать «предполагаемые» грабители.
– Я бы на твоем месте не хорохорился, – заметил Сидякин и кивнул сестрам: – Теперь свободны.
Валька и Нина Су одновременно встали и, глядя в пол, пошли к двери. Блинков-младший на своем стоявшем посреди кабинета стуле был у.них на пути. Они протискивались мимо боком, пряча глаза.
– Нина, это чепуха. Позвоните маме, сказал Блинков-младший, пытаясь поймать взгляд фотомодели, и понял: не позвонит. Ведь вчера он здесь же, в милиции, разговаривал с Виннету на глазах у обеих сестер. Теперь Валька с Ниной окончательно уверены, что он обманщик, а значит, и грабитель.
Дверь за сестрами закрылась.
– А ведь вы боитесь мою маму, – сказал оперативнику Блинков-младший. – Вам очень не хотелось, чтобы Нина ей звонила. Только вам самому придется позвонить если не сейчас, так через час – Вы не можете меня задержать и не сказать родителям.
– Это не он ее боится. Это я ее боюсь, – вдруг подала голос толстуха с яблоками.
Блинков-младший вскинул брови.
– 3начит, вы не педагог?
– Педагог, педагог, – заверила толстуха. – Детский инспектор Рыбочкина.
– Детских инспекторов не бывает, – усомнился Блинков-младший.
– Буквоед, – вздохнула толстуха. – Ну, я инспектор по делам несовершеннолетних. Такие бывают?
– Скорее всего, – согласился Митек. – 3вучит солиднее.
– А ведь я, Дима, уже месяц слежу за твоими успехами, – сообщила толстуха. – Интересная пара – ты и твоя мама. Смотри, что у меня получается. Двадцатого августа тебя задерживает лейтенант Гуськов из шестого райотдела. Подозрения у него очень серьезные. Из музея Юрия Ремизова были украдены картины, а ты вертелся на месте преступления, причем назвался чужим именем. Гуськов собирается тебя допросить, ты козыряешь своей мамой-контрразведчицей, и он тебя отпускает от греха подальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Ни на каком, – вредным голосом заявила Суворова. – Они подкрадывались!
– Да, – подтвердил Блинков-младший. – Мы подкрались и шли за ними в затылок, нога в ногу, пока они не заметили.
– Зачем?
– Играли.
– Дмитрий Олегович, я должен предупредить вас об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, – объявил Сидякин.
Блинков-младший вообще перестал понимать, о чем речь. Играли – значит, играли. Где тут ложные показания? И он ответил фразой из маминого учебника:
– «Не подлежат уголовной ответственности лица, не достигшие на момент совершения преступления шестнадцати, а по особо тяжким преступлениям четырнадцати лет».
– Вот, значит, как, – холодно произнес оперативник. – 3начит, по-твоему, можно врать органам милиции и тебе ничего не будет?!
«Не по-моему, а по закону», – про себя ответил Блинков-младший, но смолчал. Можно ему врать. Сколько хочешь можно, а отвечать придется родителям. Но ведь не скажешь же: «Да»! Тогда получится, как будто ты собираешься врать да еще этим и гордишься.
– Ну, что молчишь? – насел оперативник. – Так бойко отвечал…
– Отвечал, а теперь не буду. Если хотите меня допросить, вызывайте маму,- тихо сказал Блинков-младший. Он смотрел на Сидякина, но заметил краем глаза, как Валька с Ниной Су многозначительно переглянулись.
– Все-то ты знаешь, – вздохнул дважды старший опер. – Аж завидно. Я в твоем возрасте кошек за хвост дергал, а ты – готовый юрист! Все верно: и судить тебя нельзя, и допрашивать положено при родителях. Но того ты не знаешь, что мы и без суда можем отправить кого надо в интернат для подростков с отклонениями. По-моему, когда мальчик в тринадцать лет интересуется не роликами, а преступлениями, это явное отклонение. А допросить я тебя могу не только при родителях, но и в присутствии педагога.
– Давайте педагога, – решил стоять на своем Блинков-младший.
– Так вот же педагог! С самого начала здесь! – воскликнул Сидякин, указывая на притихшую толстуху с яблоками.
Блинков-младший обомлел. Стало ясно, что толстуха не просто так сидела с ним в коридоре, яблоки грызла. Она караулила его, чтобы не сбежал. Наверное, Сидякин ее вызвал по телефону.
– Так что не советую запираться, – продолжал дважды старший опер. – Отвечай быстро и правдиво – И ступай себе домой, к маме-контрразведчице.
Ого! На вчерашнем допросе Блинков-младший не говорил, что мама у него контрразведчица: «военнослужащая» – и все. А Сидякин, выходит, проверил…
– Так о чем говорили Ломакина и потерпевшая Суворова? – насел опер.
– Я же сказал: не помню, – буркнул Митек.
– Валя, может, ты помнишь? – не спуская с него глаз, спросил Сидякин, и Суворова бойко, забарабанила:
– Мне сестра позвонила по мобильнику, чтоб я сумочку привезла. Но Блин; этого не слышал, они с Кузиной потом нас догнали. Значит, идем мы с Ломакиной, и я ее уговариваю поехать со мной. А Надька не хочет. Я ее опять уговариваю. И тут – раз! – Блин мне на пятку насупил.
– А ты не помнишь, в каких словах ее уговаривала? – стал уточнять Сидякин.
– «Надька! Сумочка такая дорогая, такая дорогая, что, мне страшно с ней ехать, как бы не. отняли!» – изображая Красную Шапочку, пропищала Суворова и добавила своим голосом: – Я еще приврала, что там замочек и пряжки, золотые, хотя на самом деле золотая одна ручечка.
Ну вот, все стало ясно. Раньше Блинков-младший мог сказать: «'опустим, Я действительно преступник. Но зачем бы я стал грабить Вальку, если не знал, что у нее в сумочке доллары». А теперь Сидякин проталкивает свое объяснение, про доллары не е знал, зато знал про золотые пряжки. На золото позарился.
– Так если бы я знал, что ручка золотая, я бы ее взял! – выкрикнул Блинков-младший и сразу же понял, что это звучит двусмысленно. Как признание звучит: «Если бы знал, то взял бы, а так выбросил ручку вместе с записной книжкой»,
– Дима! – выдохнула Нина Су и обожгла его таким изумленным и гадливым взглядом, чт Митьке захотелось умереть…
– Спасибо, вы свободны, – сказал сестрам Сидякин. – Хотя погодите, уточним еще один вопрос. – Он повернуля к Блинкову-младшему: – Дмитрий Олегович, при каких обстоятельствах вы познакомились с гражданином Кошкаревым?
– А кто это? – удивился Блинков-младший.
– Значит, вам незнаком такой гражданин?
– Нет.
– Странно, – продолжал старший опер. – А потерпевшие утверждают, что вы с ним разговаривали и называли его кличку.
– Какую кличку?! – Блинков-младший посмотрел на сестер. Пускай Сидякин убедил их в том, что он грабитель, пуская Нина с Валькой ошибаются. Но зачем они лишнего наговаривают? И тот он догадался:
– Кошкарев – это Виннету?
– Возможно. Вам виднее, – двусмысленно ответил Сидякин. – У нас этот гражданин проходит как Кошкарев, владелец предположительно, угнанного мотоцикла марки «Каваски», которым, предположительно, воспользовались грабители.
– Предполагаемые, – нахально добавил Блинков-младший. Ему было нечего терять.
– Что?
– Вы забыли сказать «предполагаемые» грабители.
– Я бы на твоем месте не хорохорился, – заметил Сидякин и кивнул сестрам: – Теперь свободны.
Валька и Нина Су одновременно встали и, глядя в пол, пошли к двери. Блинков-младший на своем стоявшем посреди кабинета стуле был у.них на пути. Они протискивались мимо боком, пряча глаза.
– Нина, это чепуха. Позвоните маме, сказал Блинков-младший, пытаясь поймать взгляд фотомодели, и понял: не позвонит. Ведь вчера он здесь же, в милиции, разговаривал с Виннету на глазах у обеих сестер. Теперь Валька с Ниной окончательно уверены, что он обманщик, а значит, и грабитель.
Дверь за сестрами закрылась.
– А ведь вы боитесь мою маму, – сказал оперативнику Блинков-младший. – Вам очень не хотелось, чтобы Нина ей звонила. Только вам самому придется позвонить если не сейчас, так через час – Вы не можете меня задержать и не сказать родителям.
– Это не он ее боится. Это я ее боюсь, – вдруг подала голос толстуха с яблоками.
Блинков-младший вскинул брови.
– 3начит, вы не педагог?
– Педагог, педагог, – заверила толстуха. – Детский инспектор Рыбочкина.
– Детских инспекторов не бывает, – усомнился Блинков-младший.
– Буквоед, – вздохнула толстуха. – Ну, я инспектор по делам несовершеннолетних. Такие бывают?
– Скорее всего, – согласился Митек. – 3вучит солиднее.
– А ведь я, Дима, уже месяц слежу за твоими успехами, – сообщила толстуха. – Интересная пара – ты и твоя мама. Смотри, что у меня получается. Двадцатого августа тебя задерживает лейтенант Гуськов из шестого райотдела. Подозрения у него очень серьезные. Из музея Юрия Ремизова были украдены картины, а ты вертелся на месте преступления, причем назвался чужим именем. Гуськов собирается тебя допросить, ты козыряешь своей мамой-контрразведчицей, и он тебя отпускает от греха подальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38