Зато на ощупь клише можно достать в мгновение ока: вытянул руку вверх и взял. Разумеется, если знаешь, в каком именно столбе тайник. Вот для того, чтобы знать, Палыч выбрал себе ориентир: ближайшую к забору лунку. Во время игры над лунками втыкают шесты с флажками, чтобы их было видно издалека. Пускай по вилле бродит хоть сотня людей. Палыч возьмет клюшку для гольфа и запулит мячик в сторону этой лунки. А потом пойдет вдоль забора, якобы мячик искать, и походя достанет клише.
Не очень вдумчивый, но въедливый читатель спросит: «А зачем ему какие-то лунки, когда можно было просто отсчитать нужный столб?» А вы вспомните, вспомните, что я говорил о банкирской вилле! Это не бабушкины шесть соток под Можайском. Она огромная, с два стадиона. Палыч мог, разумеется, отсчитывать сорок шестой столб от озера или сто восемьдесят второй от противоположного угла. Но с лункой проще: ближайшая к забору – и все тут.
Хитрый и опытный уголовник предусмотрел и то, что ему придется бежать из поселка. Тогда в крайнем случае к забору можно будет подобраться и не с поля для гольфа, а через овраг. Для этого пришлось бы вываляться в грязи, но клише того стоили. Палыч делал их целый год. Цена им была – миллион долларов, который фальшивомонетчик еще сумеет напечатать и сбыть доверчивым людям. Или пятнадцать лет тюрьмы. Смотря в чьи руки попадут клише.
Глава XIV
Грязюкинский пленник
Пока Блинков-младший валялся в пыли, на дороге показалась машина. Старенький молоковоз с облупленной желтой цистерной. У Блинкова-младшего появилась слабая надежда на спасение. Грязюкинцы со своими новыми великами перегородили всю дорогу и не спешили уходить. Молоковоз обязательно притормозит. Тут-то и нужно вскочить на подножку и кричать водителю «Спасите!».
Но с этой мыслью пришлось расстаться еще. до того, как молоковоз подъехал. Блинков-младший вдруг понял одну потрясающую вещь: МОЛОКОВОЗ ПОЯВИЛСЯ НИОТКУДА!
Ведь грязюкинцы захватили его на перевале. С пригорка было видно шоссе на несколько километров и вперед, и назад. Еще совсем недавно на нем не было ни одной машины. Получается, что молоковоз выехал из лесополосы, точно так же, как сидевшие в засаде грязюкинцы.
– Квабреолет подан! – опять коверкая слово, с издевательской вежливостью сообщил Петька.
Он указывал не на кабину, где маячила уже знакомая Блинкову-младшему физиономия его братца. Он указывал на цистерну…
Один из грязюкинцев вскарабкался на молоковоз, оседлал цистерну и открыл люк. Резиновый уплотнитель громко чавкнул. Грязюкинцу как будто прыснули в лицо из газового баллончика. Побледнев, он мухой слетел на шоссе и отбежал к обочине.
Чуть погодя до Блинкова-младшего дошла волна невыносимой вони.
– Ну и душок! – с садистским удовольствием восхитился Роберт Портянкин, выбираясь из кабины. – С весны машина стояла на приколе, не меньше.
– Задохнется парень! – предупредил его пострадавший грязюкинец.
Петькин уголовный брательник безразлично махнул рукой. Подхватив под мышки еще не пришедшего в себя Блинкова-младшего, он стал взгромождать его на подножку цистерны.
Митек вяло попытался сопротивляться и получил короткий удар в подбородок.
Последнее, что он видел, прежде чем провалиться в люк, был Петька с Энниным велосипедом. Вожак грязюкинцев укладывал велик под колеса молоковоза.
Машина тронется, и дзинь-дзинь – лопнут туго натянутые спицы, хлоп-хлоп – взорвутся под трехтонной тяжестью шины. А потом грязюкинский участковый найдет на обочине искореженный велосипед. Все решат, что Блинкова-младшего сбила случайная машина и куда-нибудь отвезла. В больницах его не найдут, а на дне Псковского озера искать бесполезно – слишком оно огромное.
Люк с лязгом захлопнулся. В цистерне стало темно. Блинков-младший сколько мог сдерживал дыхание, но в конце концов не стерпел и глотнул ртом отравленного воздуха. Его стало рвать.
На дне цистерны была засохшая корка. Под ногами Блинкова-младшего она проломилась, и, как внутренности раздавленного таракана, полезло то, что давным-давно было простоквашей. Смрад стоял умопомрачительный. Блинкова-младшего выворачивало наизнанку.
В перерывах между спазмами он попытался засечь время – часы были электронные, с подсветкой. Молоковоз тронулся в двенадцать сорок три. Опустошенный желудок трепетал у самого горла. Двенадцать пятьдесят девять. Притормозили.
А потом цистерну стало так бросать на ухабах, что гуща на дне плеснулась и пробила остатки корки. Блинков-младший задохнулся от смрада и потерял сознание.
– На нож поставлю, придурок лагерный!
– Ну ты чё, братан?
– Я те не братан, а пахан.
Голоса доносились как сквозь ушанку с завязанными тесемками, а картинки не было совсем. «Телевизор испортился, – вяло подумал Блинков-младший. – И диван». Спину кололи вылезшие пружины. С ума они сошли – класть человека на такой диван?
– Тебе что было сказано?! – наседал первый голос. – Доставить в це-лос-ти. Мягко доставить. Как сына родного.
– Ты чё, Маркиз? У меня ж сына нету, – с непонятной обидой буркнул второй.
Похоже, он понимал метафоры буквально. Если у него нет сына, то придираться даже странно. Откуда, в таком случае, ему знать, как доставляют родного сына?
– Ну как отца, – поправился первый.
– Тогда все в порядке. Отца я раз вывалил из лодки среди озера, – торжествующе сообщил второй. – Жалко, рыбаки его подобрали.
– Чем же тебе так родной папа не угодил?
– А чё он, – плаксивым голосом заныл второй. – Сидим рыбалим, пьем водку. Я говорю: «Ты глоток, и я глоток». А он выламывается: «Я старше, мне два глотка!»
Блинков-младший представил, как сам делит водку со своим папой. А потом за лишний глоток выбрасывает его в озеро. «Нет, – подумал он, – так не бывает. Это мне кошмар снится».
Но голос очень убедительно говорил о выброшенном за борт отце. Ничуть не рисуясь своей крутостью, а просто, как о картошке. Блинков-младший узнал Роберта Портянкина. А голос, ругавший его, принадлежал «миллионеру» Владимиру Владимировичу. Имя, конечно, вымышленное. Но теперь Блинков-младший точно знал хотя бы уголовную кличку «миллионера». Роберт Портянкин называл его Маркизом.
Ни телевизора, ни дивана, разумеется, не было. Митек лежал на каких-то колющих спину ветках и чувствовал себя голым и мокрым. Ага, раздели и обмыли. А то бы он так и умер в бывшей простокваше.
– А в честь кого тебя назвали Робертом? – ватным языком промямлил Блинков-младший. Ему было обидно за автора стихов об увядших цветах, которые нравились Измятому майору.
– В честь киномеханика, – автоматически ответил Роберт Портянкин.
– Очухался! – довольным голосом воскликнул Маркиз. – Ну, пацан, считай, сегодня ты две жизни спас: свою и вот этого придурка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Не очень вдумчивый, но въедливый читатель спросит: «А зачем ему какие-то лунки, когда можно было просто отсчитать нужный столб?» А вы вспомните, вспомните, что я говорил о банкирской вилле! Это не бабушкины шесть соток под Можайском. Она огромная, с два стадиона. Палыч мог, разумеется, отсчитывать сорок шестой столб от озера или сто восемьдесят второй от противоположного угла. Но с лункой проще: ближайшая к забору – и все тут.
Хитрый и опытный уголовник предусмотрел и то, что ему придется бежать из поселка. Тогда в крайнем случае к забору можно будет подобраться и не с поля для гольфа, а через овраг. Для этого пришлось бы вываляться в грязи, но клише того стоили. Палыч делал их целый год. Цена им была – миллион долларов, который фальшивомонетчик еще сумеет напечатать и сбыть доверчивым людям. Или пятнадцать лет тюрьмы. Смотря в чьи руки попадут клише.
Глава XIV
Грязюкинский пленник
Пока Блинков-младший валялся в пыли, на дороге показалась машина. Старенький молоковоз с облупленной желтой цистерной. У Блинкова-младшего появилась слабая надежда на спасение. Грязюкинцы со своими новыми великами перегородили всю дорогу и не спешили уходить. Молоковоз обязательно притормозит. Тут-то и нужно вскочить на подножку и кричать водителю «Спасите!».
Но с этой мыслью пришлось расстаться еще. до того, как молоковоз подъехал. Блинков-младший вдруг понял одну потрясающую вещь: МОЛОКОВОЗ ПОЯВИЛСЯ НИОТКУДА!
Ведь грязюкинцы захватили его на перевале. С пригорка было видно шоссе на несколько километров и вперед, и назад. Еще совсем недавно на нем не было ни одной машины. Получается, что молоковоз выехал из лесополосы, точно так же, как сидевшие в засаде грязюкинцы.
– Квабреолет подан! – опять коверкая слово, с издевательской вежливостью сообщил Петька.
Он указывал не на кабину, где маячила уже знакомая Блинкову-младшему физиономия его братца. Он указывал на цистерну…
Один из грязюкинцев вскарабкался на молоковоз, оседлал цистерну и открыл люк. Резиновый уплотнитель громко чавкнул. Грязюкинцу как будто прыснули в лицо из газового баллончика. Побледнев, он мухой слетел на шоссе и отбежал к обочине.
Чуть погодя до Блинкова-младшего дошла волна невыносимой вони.
– Ну и душок! – с садистским удовольствием восхитился Роберт Портянкин, выбираясь из кабины. – С весны машина стояла на приколе, не меньше.
– Задохнется парень! – предупредил его пострадавший грязюкинец.
Петькин уголовный брательник безразлично махнул рукой. Подхватив под мышки еще не пришедшего в себя Блинкова-младшего, он стал взгромождать его на подножку цистерны.
Митек вяло попытался сопротивляться и получил короткий удар в подбородок.
Последнее, что он видел, прежде чем провалиться в люк, был Петька с Энниным велосипедом. Вожак грязюкинцев укладывал велик под колеса молоковоза.
Машина тронется, и дзинь-дзинь – лопнут туго натянутые спицы, хлоп-хлоп – взорвутся под трехтонной тяжестью шины. А потом грязюкинский участковый найдет на обочине искореженный велосипед. Все решат, что Блинкова-младшего сбила случайная машина и куда-нибудь отвезла. В больницах его не найдут, а на дне Псковского озера искать бесполезно – слишком оно огромное.
Люк с лязгом захлопнулся. В цистерне стало темно. Блинков-младший сколько мог сдерживал дыхание, но в конце концов не стерпел и глотнул ртом отравленного воздуха. Его стало рвать.
На дне цистерны была засохшая корка. Под ногами Блинкова-младшего она проломилась, и, как внутренности раздавленного таракана, полезло то, что давным-давно было простоквашей. Смрад стоял умопомрачительный. Блинкова-младшего выворачивало наизнанку.
В перерывах между спазмами он попытался засечь время – часы были электронные, с подсветкой. Молоковоз тронулся в двенадцать сорок три. Опустошенный желудок трепетал у самого горла. Двенадцать пятьдесят девять. Притормозили.
А потом цистерну стало так бросать на ухабах, что гуща на дне плеснулась и пробила остатки корки. Блинков-младший задохнулся от смрада и потерял сознание.
– На нож поставлю, придурок лагерный!
– Ну ты чё, братан?
– Я те не братан, а пахан.
Голоса доносились как сквозь ушанку с завязанными тесемками, а картинки не было совсем. «Телевизор испортился, – вяло подумал Блинков-младший. – И диван». Спину кололи вылезшие пружины. С ума они сошли – класть человека на такой диван?
– Тебе что было сказано?! – наседал первый голос. – Доставить в це-лос-ти. Мягко доставить. Как сына родного.
– Ты чё, Маркиз? У меня ж сына нету, – с непонятной обидой буркнул второй.
Похоже, он понимал метафоры буквально. Если у него нет сына, то придираться даже странно. Откуда, в таком случае, ему знать, как доставляют родного сына?
– Ну как отца, – поправился первый.
– Тогда все в порядке. Отца я раз вывалил из лодки среди озера, – торжествующе сообщил второй. – Жалко, рыбаки его подобрали.
– Чем же тебе так родной папа не угодил?
– А чё он, – плаксивым голосом заныл второй. – Сидим рыбалим, пьем водку. Я говорю: «Ты глоток, и я глоток». А он выламывается: «Я старше, мне два глотка!»
Блинков-младший представил, как сам делит водку со своим папой. А потом за лишний глоток выбрасывает его в озеро. «Нет, – подумал он, – так не бывает. Это мне кошмар снится».
Но голос очень убедительно говорил о выброшенном за борт отце. Ничуть не рисуясь своей крутостью, а просто, как о картошке. Блинков-младший узнал Роберта Портянкина. А голос, ругавший его, принадлежал «миллионеру» Владимиру Владимировичу. Имя, конечно, вымышленное. Но теперь Блинков-младший точно знал хотя бы уголовную кличку «миллионера». Роберт Портянкин называл его Маркизом.
Ни телевизора, ни дивана, разумеется, не было. Митек лежал на каких-то колющих спину ветках и чувствовал себя голым и мокрым. Ага, раздели и обмыли. А то бы он так и умер в бывшей простокваше.
– А в честь кого тебя назвали Робертом? – ватным языком промямлил Блинков-младший. Ему было обидно за автора стихов об увядших цветах, которые нравились Измятому майору.
– В честь киномеханика, – автоматически ответил Роберт Портянкин.
– Очухался! – довольным голосом воскликнул Маркиз. – Ну, пацан, считай, сегодня ты две жизни спас: свою и вот этого придурка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41