Дашка терпеливо лежала дожидаясь пока все заснут. Потом выскользнула, как ловкая упитанная ящерка, подкралась к краю и уселась подвинув чьи-то тюки, радуясь послеполуденному солнцу, ласковому ветру и грохоту колес.
Незаметно поезд замедлил ход и остановился, прямо посреди поля, как будто сочный горячий воздух сгустился и не пускал его дальше. Дашка разжала вспотевшую ладошку. Серебрянная монетка с граненой дырочкой посредине тускло отсвечивала на солнце. Она была теплая и пахла Дашкиной ладонью и чем-то непонятным. Дашка принюхалась, подумала, и взглянула на мир через маленькую дырочку. Мир в дырочке превратился в красочные размытые пятна по краям и яркие цветочные лоскуты посредине. Дашка ахнула и покрутила волшебную монетку, что заставило мир крутиться и переливаться вместе с ней, почти как в калейдоскопе, пока монетка не выскочила из непослушных пальчиков, из вспотевшей ладошки, и скользнув по подолу платья со звоном упала на нагретые камни. Дашка дрогнула губой и молча взбрызнула слезами.
Монетка лежала прямо перед ней, заманчиво блестя на солнце и призывно пуская солнечного зайчика прямо Дашке в глаз. Дашка знала что с платформы слазить нельзя ни в коем случае. Правда было непонятно почему — сеичас-то платформа стояла. Дашка легла на пузо, нечаянно пнув спящего мужика ботинком в потную спину и оценила расстояние. Рукой не достать. Но можно слезть и потом залезть обратно по корявой железной лесенке, приваренной сбоку.
Решено. Дашка пробралась к лесенке, осторожно переступая через спящих и оглядываясь на дремлющую маму, быстро спустилась вниз, спрыгнула на насыпь, и хрустя гравием побежала к монетке. Состав дернулся, раз, другой, и двинулся вперед, проплывая мимо Дашкиного лица ржавым бортом платформы.
Громко, басом, как раненный медведь Дашка заревела, отчего проснулся потный мужик, огляделся, увидев Дашку закричал
— Ребенок, чей ребенок, гражданка, не ваша девочка?
Мама подскочила, растрепанная спросонья, и неуклюже перепрыгивая через начавшие ворочатся тела побежала к краю платформы, спрыгнула, не раздумывая, вниз, подвернула ногу на покатившихся камнях, подбежала к Дашке и схватив ее в охапку попыталась догнать поезд. Их платформа с орущими от страха сестричками была совсем недалеко, но набирая скорость удалялась, две идущие за ней с людьми, тянущими руки тоже проехали мимо, состав ускользал от нее, она, хромая, бежала за ним, превозмогая боль в поврежденной ноге и прижимая к груди не перестающее орать сокровище.
— Прыгайте, — крикнула она дочкам задохнувшись пылью и травяным духом. — Полинька, Томочка, прыгайте, — она почувствовала что не может дальше бежать, что выступившие от пыли и жары слезы застилают глаза и нечем дышать, что ноги отказываются повиноваться и споткнувшись обо что-то упала на бок, стараясь не ударить Дашку.
— Прыгай первая, — сказала сестричке Полинька глотая слезы.
— Я боюсь, — еще громче зарыдала та, — я не могу, мамочка…
Не долго думая Полинька схватила большое цветастое одеяло, теплое от солнца и только что спавших на нем тел, набросила на сестричку, толкнула ее в траву и не задерживаясь прыгнула сама.
Поезд свистнул залихватски и унесся на север, увозя с собой еду, одежду и ценные вещицы, собранные мамой для обмена на пропитание. Маленькие человеческие фигурки собрались вместе, посреди бескрайних степей, и сели на шпалы, осознавая произошедшее и стараясь не смотреть на икающую от рыданий Дашку, которая вцепилась в маму, не выпуская из кулачка виноватую монетку.
Гул от удаляющегося поезда почему-то не утихал, наоборот, он рос, катился по степи и близился, было непонятно откуда он — он был уже всюду и это был уже не поезд, гул жил сам по себе, окружил их со всех сторон, отчего замолчали кузнечики и притихли стрекозы, девочки в недоумении крутили головами, пока Томочка не додумалась посмотреть на небо, где с ноющим рокотом летели ровным строем самолеты.
— Мам, самолетики, — крикнула она и запрыгала, забыв о случившемся, но не успел затихнуть звук ее голоса, как земля содрогнулась, степь рядом с ними вздыбилась, выросла неожиданным курганом, ударив по ушам тяжелым горячим воздухом и раскидав в стороны куски черной, жирной, пропитанной корнями земли.
Мама закричала и бросилась в траву, потянув за собой Полиньку, Томочка, не выпуская одеяла, побежала следом и накрылась одеялом с головой, накрыв маму и сестричек.
Под одеялом гул стал чуть тише, и хотя земля продолжала вздрагивать, забрасывая одеяло комями земли, но было уже не так страшно. Мама обхватила головы девочек, положила их себе на колени и накрыла своим телом, зажмурила глаза и молилась богу, в существовании которого она сильно сомневалась, спиной ощущая близость рыскающих вокруг осколков.
Все стихло. Через бесконечно долгое время — все стихло. Мама долго сидела неподвижно, продолжая обнимать девочек и боясь пошевелится. У нее затекла спина, ныла подвернутая нога, и нечем было дышать, но она боялась пошевелится или спросить все ли живы. Первая не выдержала Дашка. Она шепотом сказала
— Мам, а долго мы еще будем прятаться?
Мама не ответила, словно боясь что-то спугнуть, тронула нежные, пульсирующие шеи дочерей, и только убедившись что все живы выпрямилась и сняла одеяло.
Теперь залитая солнцем степь пахла по-другому. Большие пахнушие свежей землей и гарью ямы испещрили землю, особенно досталось железнодорожному полотну, где искореженные рельсы торчали как сгоревший лес. Вывороченные куски земли подкосили траву и нарушили своим полетом траектории стрекоз, которые теперь летали как-то нервно, и их стало меньше, а может только так казалось.
Мама сняла платок — тоже новый, купленный по случаю пару лет назад и обещанный Полиньке в приданное, и крепко-накрепко завязала больную ногу.
Стараясь не смотреть по сторонам она взяла на руки непривычно задумчивую Дашку и пошла по шпалам в ту сторону, куда со свистом и всеми пожитками унесся торопливый поезд.
В этот день солнце село быстро. Только что оно еще висело на краю неба, едва касаясь верхушек редких серебристых олив, и вдруг, как будто прыгнув за горизонт, бросило прощальный луч на изуродованную степь и исчезло, оставив только воспоминание о себе теплом исходяшим от раскуроченной земли и оранжевым как абрикосовый пирог краем неба.
В сгущающихся сумерках они не заметили медленно приближающихся темных масс, неподвижно застывших впереди. Шагавшая позади всех Томочка споткнулась обо что-то в очередной раз, и это что-то сверкнуло и покатилось вниз по насыпи, издавая слабый звон и поблескивая в темноте.
Она бросилась вслед, и подняв это бегом вернулась наверх, к ожидающим ее матери и сестрам. В ее руках оказалась серебрянная, в форме маленького сундучка, шкатулка, несколько помятая, открыв которую они увидели красивые золотые браслеты и кольца, и несколько сережек, жемчужное ожерелье и россыпь цветных камушков.
1 2 3