Пес
Они все не стихают, эти невыносимые звуки, эти кошмарные хлопки
невидимых гигантских крыльев и отдаленный, едва слышный лай какого-то
огромного пса они продолжают мучать меня. Это не сон, боюсь, даже не бред
слишком многое произошло, чтобы у меня нашлось место спасительным сомнениям.
Все, что осталось от Сент-Джона обезображенный труп; лишь я один знаю,
что случилось с ним и знание это таково, что легче бы мне было самому
раскроить себе череп, чем с ужасом дожидаться, когда и меня постигнет та же
участь. Бесконечными мрачными лабиринтами таинственных видений подбирается
ко мне невыразимо страшное Возмездие и приказывает безмолвно: Убей себя!
Простят ли небеса те безрассудства и нездоровые пристрастия, что
привели нас к столь чудовищному концу? Утомленные обыденностью повседневной
жизни, способной обесценить даже самые романтические и изысканные радости,
мы с Сент-Джоном, не раздумывая, отдавались любому новому эстетическому или
интеллектуальному веянию, если только оно сулило хоть какое-нибудь убежище
от всепоглощающего пресыщения. В свое время мы отдали восторженную дань и
сокровенным тайнам символизма, и экстатическим озарениям прерафаэлитов, и
еще многому другому но все эти увлечения слишком быстро теряли в наших
глазах очарование и привлекательность новизны.
Мрачная философия декадентства была последним средством, которое еще
могло подстегивать воображение, но это давалось лишь благодаря непрестанному
углублению наших познаний и в первую очередь в области демонологии. Бодлер и
Гюисманс скоро потеряли свою первоначальную привлекательность, и нам
приходилось прибегать к более сильным стимулам, какие мог нам доставить
только опыт непосредственного общения со сверхъестественным. Эта зловещая
потребность во все новых и новых возбудителях и привела нас в конце концов к
тому отвратительному увлечению, о котором и теперь, несмотря на весь ужас
моего настоящего положения, я не могу вспоминать иначе, как с непередаваемым
стыдом и страхом; к пристрастию, которое не назовешь иначе, как самым
гнусным проявлением человеческой разнузданности; к мерзкому занятию, имя
которому гробокопательство.
Нет сил описывать подробности наших ужасных раскопок или перечислить,
хотя бы отчасти, самые жуткие из находок, украсивших кошмарную коллекцию,
которую мы втайне собирали в огромном каменном доме, где жили вдвоем,
отказавшись от помощи слуг. Наш домашний музей представлял собою место
поистине богомерзкое: с каким-то дьявольским вкусом и неврастенической
извращенностью создавали мы там целую вселенную страха и тления, чтобы
распалить свои угасавшие чувства. Находился он в потайном подвале глубоко
под землей; огромные крылатые демоны из базальта и оникса, оскалившись,
изрыгали там неестественный зеленый и оранжевый свет, потоки воздуха из
спрятанных в стенах труб заставляли прыгать в диком танце смерти полосы
красной погребальной материи, вплетенные в тяжелые черные занавеси. Особое
устройство позволяло наполнять разнообразными запахами воздух, поступавший
через трубы в стенах: потворствуя самым диким своим желаниям, мы выбирали
иногда аромат увядших лилий с надгробий, иногда дурманящие восточные
благовония, словно доносящиеся из неведомых капищ царственных мертвецов, а
порой я содрогаюсь, вспоминая теперь об этом страшный, тошнотворный смрад
открытой могилы.
Вдоль стен ужасной комнаты были расставлены многочисленные ящики; в
одних лежали очень древние мумии, в других - совсем недавние образцы
чудесного искусства таксидермитов; тут же имелись и надгробия, собранные со
старейших кладбищ всего мира. В нишах хранились черепа самых невероятных
форм и человеческие головы в различных стадиях разложения: полусгнившие
лысины великих государственных мужей и необычайно свежие детские головки,
обрамленные нежным золотом мягких кудрей.
Тут было множество картин и скульптур, неизменно на загробные темы, в
том числе и наши с Сент-Джоном живописные опыты. В специальной папке из
тонко выделанной человеческой кожи, всегда запертой, мы держали несколько
рисунков на такие сюжеты, о которых я и сейчас не смею говорить; автор работ
неизвестен предполагают, что они принадлежат кисти самого Гойи, но великий
художник никогда не решался признать этого публично. Здесь же хранились наши
музыкальные инструменты, как струнные, так и духовые: нам доставляло
удовольствие упражняться в диссонансах, поистине дьявольских в своей
изысканности и противоестественности. В многочисленные инкрустированные
шкатулки мы складывали главную свою добычу самые невероятные, невообразимые
предметы, какие только можно похитить из склепов или могил, вооружившись для
этого всем безумием и извращенностью, на которые только способен
человеческий разум. Но об этом я менее всего смею распространяться слава
Богу, у меня достало смелости уничтожить наши страшные трофеи задолго до
того, как меня впервые посетила мысль покончить с собой!
Тайные вылазки, доставлявшие нам все эти ужасные сокровища, всякий раз
становились для нас своего рода эстетическим событием. Ни в коем случае не
уподоблялись мы вульгарным кладбищенским ворам, но действовали только там и
тогда, где и когда имелось для того сочетание вполне определенных внешних и
внутренних условий, включая характер местности, погодные условия, время
года, даже определенную фазу луны и, конечно, наше собственное состояние.
Для нас занятие это всегда было формою артистического самовыражения, ибо к
каждой детали раскопок мы относились с требовательностью истинных
художников. Неправильно выбранное время очередной экспедиции, слишком яркий
свет, неловкое движение при разрытии
влажной почвы все это могло полностью лишить нас того острого
удовольствия, что мы получали, извлекая из земли какую-нибудь очередную ее
зловеще оскаленную тайну. Поиск новых мест для раскопок и все более острых
ощущений становился со временем все более лихорадочным и безостановочным
причем инциатива всегда принадлежала Сент-Джону. Именно он в конце концов
привел нас на то проклятое место, где нас начал преследовать страшный
неотвратимый рок.
Какая злая судьба завела нас на то ужасное голландское кладбище? Думаю,
виной всему были смутные слухи и предания о том, кто был захоронен там пять
столетий назад в свое время он тоже грабил могилы и нашел в одной из них
гробнице, известной своими сверхъестественными свойствами, некий предмет,
обладавший якобы необычайными силами.
1 2 3 4
Они все не стихают, эти невыносимые звуки, эти кошмарные хлопки
невидимых гигантских крыльев и отдаленный, едва слышный лай какого-то
огромного пса они продолжают мучать меня. Это не сон, боюсь, даже не бред
слишком многое произошло, чтобы у меня нашлось место спасительным сомнениям.
Все, что осталось от Сент-Джона обезображенный труп; лишь я один знаю,
что случилось с ним и знание это таково, что легче бы мне было самому
раскроить себе череп, чем с ужасом дожидаться, когда и меня постигнет та же
участь. Бесконечными мрачными лабиринтами таинственных видений подбирается
ко мне невыразимо страшное Возмездие и приказывает безмолвно: Убей себя!
Простят ли небеса те безрассудства и нездоровые пристрастия, что
привели нас к столь чудовищному концу? Утомленные обыденностью повседневной
жизни, способной обесценить даже самые романтические и изысканные радости,
мы с Сент-Джоном, не раздумывая, отдавались любому новому эстетическому или
интеллектуальному веянию, если только оно сулило хоть какое-нибудь убежище
от всепоглощающего пресыщения. В свое время мы отдали восторженную дань и
сокровенным тайнам символизма, и экстатическим озарениям прерафаэлитов, и
еще многому другому но все эти увлечения слишком быстро теряли в наших
глазах очарование и привлекательность новизны.
Мрачная философия декадентства была последним средством, которое еще
могло подстегивать воображение, но это давалось лишь благодаря непрестанному
углублению наших познаний и в первую очередь в области демонологии. Бодлер и
Гюисманс скоро потеряли свою первоначальную привлекательность, и нам
приходилось прибегать к более сильным стимулам, какие мог нам доставить
только опыт непосредственного общения со сверхъестественным. Эта зловещая
потребность во все новых и новых возбудителях и привела нас в конце концов к
тому отвратительному увлечению, о котором и теперь, несмотря на весь ужас
моего настоящего положения, я не могу вспоминать иначе, как с непередаваемым
стыдом и страхом; к пристрастию, которое не назовешь иначе, как самым
гнусным проявлением человеческой разнузданности; к мерзкому занятию, имя
которому гробокопательство.
Нет сил описывать подробности наших ужасных раскопок или перечислить,
хотя бы отчасти, самые жуткие из находок, украсивших кошмарную коллекцию,
которую мы втайне собирали в огромном каменном доме, где жили вдвоем,
отказавшись от помощи слуг. Наш домашний музей представлял собою место
поистине богомерзкое: с каким-то дьявольским вкусом и неврастенической
извращенностью создавали мы там целую вселенную страха и тления, чтобы
распалить свои угасавшие чувства. Находился он в потайном подвале глубоко
под землей; огромные крылатые демоны из базальта и оникса, оскалившись,
изрыгали там неестественный зеленый и оранжевый свет, потоки воздуха из
спрятанных в стенах труб заставляли прыгать в диком танце смерти полосы
красной погребальной материи, вплетенные в тяжелые черные занавеси. Особое
устройство позволяло наполнять разнообразными запахами воздух, поступавший
через трубы в стенах: потворствуя самым диким своим желаниям, мы выбирали
иногда аромат увядших лилий с надгробий, иногда дурманящие восточные
благовония, словно доносящиеся из неведомых капищ царственных мертвецов, а
порой я содрогаюсь, вспоминая теперь об этом страшный, тошнотворный смрад
открытой могилы.
Вдоль стен ужасной комнаты были расставлены многочисленные ящики; в
одних лежали очень древние мумии, в других - совсем недавние образцы
чудесного искусства таксидермитов; тут же имелись и надгробия, собранные со
старейших кладбищ всего мира. В нишах хранились черепа самых невероятных
форм и человеческие головы в различных стадиях разложения: полусгнившие
лысины великих государственных мужей и необычайно свежие детские головки,
обрамленные нежным золотом мягких кудрей.
Тут было множество картин и скульптур, неизменно на загробные темы, в
том числе и наши с Сент-Джоном живописные опыты. В специальной папке из
тонко выделанной человеческой кожи, всегда запертой, мы держали несколько
рисунков на такие сюжеты, о которых я и сейчас не смею говорить; автор работ
неизвестен предполагают, что они принадлежат кисти самого Гойи, но великий
художник никогда не решался признать этого публично. Здесь же хранились наши
музыкальные инструменты, как струнные, так и духовые: нам доставляло
удовольствие упражняться в диссонансах, поистине дьявольских в своей
изысканности и противоестественности. В многочисленные инкрустированные
шкатулки мы складывали главную свою добычу самые невероятные, невообразимые
предметы, какие только можно похитить из склепов или могил, вооружившись для
этого всем безумием и извращенностью, на которые только способен
человеческий разум. Но об этом я менее всего смею распространяться слава
Богу, у меня достало смелости уничтожить наши страшные трофеи задолго до
того, как меня впервые посетила мысль покончить с собой!
Тайные вылазки, доставлявшие нам все эти ужасные сокровища, всякий раз
становились для нас своего рода эстетическим событием. Ни в коем случае не
уподоблялись мы вульгарным кладбищенским ворам, но действовали только там и
тогда, где и когда имелось для того сочетание вполне определенных внешних и
внутренних условий, включая характер местности, погодные условия, время
года, даже определенную фазу луны и, конечно, наше собственное состояние.
Для нас занятие это всегда было формою артистического самовыражения, ибо к
каждой детали раскопок мы относились с требовательностью истинных
художников. Неправильно выбранное время очередной экспедиции, слишком яркий
свет, неловкое движение при разрытии
влажной почвы все это могло полностью лишить нас того острого
удовольствия, что мы получали, извлекая из земли какую-нибудь очередную ее
зловеще оскаленную тайну. Поиск новых мест для раскопок и все более острых
ощущений становился со временем все более лихорадочным и безостановочным
причем инциатива всегда принадлежала Сент-Джону. Именно он в конце концов
привел нас на то проклятое место, где нас начал преследовать страшный
неотвратимый рок.
Какая злая судьба завела нас на то ужасное голландское кладбище? Думаю,
виной всему были смутные слухи и предания о том, кто был захоронен там пять
столетий назад в свое время он тоже грабил могилы и нашел в одной из них
гробнице, известной своими сверхъестественными свойствами, некий предмет,
обладавший якобы необычайными силами.
1 2 3 4