Первые пятьдесят лет он довольствовался обществом своих невольников, но
затем, в совершенстве овладев методом телепатической визуализации
прилегавших к отражающей поверхности зеркала сегментов внешнего мира, он
сумел постепенно завлечь в свое четырехмерное пристанище нескольких
оказавшихся рядом с зеркалом людей завлечь сквозь тот же самый вход, сквозь
который он вошел сюда полвека тому назад и который представлял собой
таинственный кусочек стекла с движущимися в нем вихревыми линиями. Именно
таким образом несчастный Роберт, движимый непонятным желанием нажать пальцем
на эту "дверь", был втянут внутрь. Обнаружение потенциальных жертв строилось
у Хольма на чистейшей телепатии, поскольку это я узнал от Роберта никто из
обитателей Зазеркалья не мог видеть того, что происходило за его пределами.
Странной была жизнь, которую вел внутри зеркала Хольм и его окружение.
Так как в течение последних ста лет зеркало стояло обращенным к пыльной
каменной стене сарая, где я и раскопал его, Роберт оказался первым, кто
попался на удочку коварного датчанина после более чем векового интервала.
Разумеется, его появление здесь было весьма заметным событием помимо того,
что мальчик был новым человеком в обществе пленников Зазеркалья, он еще и
принес новости о мире людей, который по сравнению с тем миром, откуда попали
сюда его слушатели, изменился настолько, что это вызвало у них едва ли не
самый настоящий шок. В свою очередь, и Роберту было не по себе от общения с
людьми, что появились на свет полтора-два столетия тому назад.
Можно лишь весьма смутно представить себе ту удручающе монотонную
картину, какую представляла собой жизнь узников четырехмерной неволи. Как я
уже упоминал, все окружавшие их виды сводились к довольно ограниченному
числу пейзажей и интерьеров, которые были когда-либо отражены старинным:
зеркалом за весь период его существования; многие из них вследствие
пагубного воздействия тропического климата на зеркальную поверхность были
размытыми и непонятными. Некоторые, однако, сохранили четкие очертания и
были даже в какой-то степени живописными именно на их фоне компания любила
собираться вместе; и все же ни один из видов нельзя было назвать полностью
безупречным, ибо даже хорошо видимые предметы отличались какой-то
безжизненной неосязаемостью и неприятно озадачивали своими нехарактерными
для обычных земных объектов формами. И когда наступала изматывающая душу
темнота, обитателям Зазеркалья не оставалось ничего другого, кроме как
предаваться многократно повторяемым воспоминаниям, размышлениям и беседам
таким же неизменным, какими в течение многих лет оставались они сами.
Число неодушевленных предметов здесь было очень незначительным и
фактически ограничивалось вещами, взятыми с собою Хольмом, да еще, пожалуй,
той одеждой, что была на узниках. За исключением датчанина, все они
обходились без мебели; впрочем, она и не была им особо нужна, поскольку сон
и усталость были точно так же неведомы им, как голод или жажда. Кстати
сказать, неорганические вещества и изготовленные из них вещи были в
одинаковой степени с белковыми телами полностью предохранены от .разложения.
Однако низшие формы жизни здесь совершенно отсутствовали.
Большинство этой информации Роберт почерпнул от герра Тиля, того самого
господина, который говорил по-английски со скандинавским акцентом. Этот
дородный датчанин быстро привязался к мальчику и все свое время проводил в
беседах с ним. Впрочем, и другие его товарищи по заточению полюбили Роберта
всей душой, и даже сам Алекс Хольм благоволил ему именно от него мой
воспитанник узнал многое о природе этой ловушки, включая сведения о входе в
нее. И все же Роберт благоразумно не вступал со мною в телепатическую связь,
если Хольм находился неподалеку. Во всяком случае, дважды случалось так, что
во время нашего общения в поле зрения возникала фигура датчанина и Роберт,
не колеблясь, тут же прерывал беседу.
Общаясь с Робертом, я не видел того зазеркального мира, в котором ему
приходилось обитать. Зрительный облик моего воспитанника, состоявший из
контуров его телесной оболочки и облегавшей их одежды, являл собой подобно
акустическому рисунку его запинающегося голоса для меня и моему зрительному
образу для него типичнейший пример телепатической передачи информации,
которая является принципиально иным процессом в сравнении с обычным
зрительным восприятием трехмерных физических тел. Если бы Роберт был таким
же сильным телепатом, каким являлся Хольм, он наверняка мог бы передавать
мне, помимо облика своей фигуры, и некоторые другие образы потустороннего
мира.
Нет нужды говорить о том, что все то время, в продолжение которого
Роберт оставался пленником Зазеркалья, я напряженно размышлял над способом
его вызволения оттуда. И вот на девятый день со времени исчезновения Роберта
меня неожиданно посетила догадка. Разработанный мною план отличался, с одной
стороны, простотой, в какой-то степени даже несопоставимой с потраченными на
него усилиями, а с другой совершенной непредсказуемостью последствий,
которые в случае неудачи могли быть совершенно непоправимыми.
Я уже знал, что, как такового, выхода из Зазеркалья не существует: туда
можно совершенно беспрепятственно войти, но выйти оттуда без посторонней
помощи уже невозможно. Это соображение было для меня основным при разработке
плана. Я долго думал над тем, как поведут себя узники Зазеркалья, если они
останутся живы после освобождения. В этой связи меня особенно интересовал
Алекс Хольм во-первых, из-за того, что именно он был творцом этой стеклянной
тюрьмы, и во-вторых, из-за той резко отрицательной оценки, которую дал ему
Роберт в одном из наших с ним разговоров. Выпустить на волю Алекса Хольма
означало бы выпустить на волю его злого гения, и кто знает, какой
катастрофой могло бы это кончиться для нашего мира... Тогда я еще не знал,
чем завершится физическое разрушение зеркала для его пленников. И, наконец,
последняя проблема заключалась в том, чтобы вернуть Роберта в привычную
школьную жизнь, утаив от окружающих суть этой поистине невероятной истории,
которая даже мне казалась порою просто безумной.
Обдумав эти вопросы со всем тщанием, на какое я был только способен, я
приступил к подготовительной стадии задуманной мною операции. Раздобыв в
школьной лаборатории сильное увеличительное стекло, я скрупулезно исследовал
каждый квадратный миллиметр вихреобразного центра, который, по всей
вероятности, и был тем самым кусочком старинного стекла, что использовал
Хольм для входа в свою ловушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10