что-то в сиянии солнца и его
положении заставило меня насторожиться, однако я до сих пор не могу
сказать, что это было... Направо воды светлели: их спокойную голубизну
оттеняло хмурое небо, нависшее над ними. С этой стороны берег дюны казался
скорее белым, чем красноватым.
Вид суши заставил меня немало удивиться: ничто из густой
растительности, покрывавшей остров, не походило на виденное мною до сих
пор. Горячий воздух и яркость зелени наводили на мысль о близости к
экватору, однако, кроме вездесущих пальм, мой взгляд не находил ни одного
знакомого тропического растения. Дом, который я только что оставил,
оказался очень мал - чуть больше коттеджа. Архитектурный стиль его
представлял собой сверхъестественное смешение западных и восточных форм:
по углам застыли мраморные коринфские колонны, на крыше из красной
черепицы высилась китайская пагода. От двери протянулась дорожка
необычайно белого песка, около четырех футов шириной; по обеим сторонам ее
покачивались пальмы и незнакомые цветы. Вытянувшись вдоль белого берега,
дорожка вела в глубь острова, пересекая высокий песчаный бархан. Все мое
существо охватило желание броситься бежать вдоль этой путеводной тропы,
словно неведомый злобный дух вод преследовал меня. После небольшого
подъема я достиг вершины песчаного гребня; за моей спиной остались коттедж
и кипящие воды; зеленое море по одну и синее море по другую сторону дюны и
безымянное проклятье, опускающееся над ними. Я никогда не возвращался
обратно, и только в снах... Бросив последний взгляд, я решительно зашагал
в глубь острова, раскинувшегося передо мной.
Тропинка, как я уже говорил, бежала вдоль светлого берега. Впереди и
справа простиралась замечательная долина, покрытая качающейся порослью
тропических трав выше человеческого роста. Совсем у горизонта выделялась
колоссальная пальма, листья которой очаровывали и, казалось, подзывали
меня. К этому времени страх мой рассеялся, однако, стоило мне остановиться
и в изнеможении присесть на тропинку, бесцельно погружая ладони в теплый
песок, как новое, внезапное чувство тревоги охватило меня. Что-то
неизъяснимо опасное притаилось в шуршащей высокой траве, усиливая зловещий
рокот, доносившийся с моря, и я вскочил, выкрикивая громко и бессвязно:
-
Кто тут? Кто пугает меня?
В памяти всплыла древняя классическая история о тигре, которую я
читал когда-то в детстве. Редьярд Киплинг звали ее создателя, однако, с
невероятным трудом вспомнив его имя, я нисколько не поразился гротескности
сравнения его с древними классиками. Намереваясь немедленно разыскать эту
книгу, я готов был повернуть обратно к коттеджу, когда собственное
благоразумие и призыв пальмы остановили меня.
Не знаю, было ли в моих силах противиться чарующему зову пальмы:
желание достичь ее возобладало над остальными чувствами. Сойдя с тропинки,
я стал карабкаться на четвереньках по склону долины, невзирая на страх
перед змеями, которые могли прятаться в траве. Временами рокочущий гул
моря становился непереносимым, сливаясь с коварным шелестом безумных трав,
и я часто останавливался, в отчаянии закрывая уши руками, но звук не
уходил. Казалось, минули эпохи, прежде чем я дополз до пальмы и лег под ее
спасительной тенью.
Новые события, последовавшие затем, наполнили мою душу
противоречивыми чувствами ужаса и восторга: я трепещу, вспоминая и
пересказывая их. Едва я устроился под раскидистыми листьями, как передо
мной возникло дитя невиданной красоты. Наделенное чертами ангела и фавна,
это странное существо, казалось, излучало сияние в густой тени дерева. Оно
улыбнулось и протянуло руку, но, прежде чем я встал и заговорил, воздух
пронизала изумительная мелодия, которую исполнял хор невидимых певцов.
Высокие и низкие ноты сливались в эфирной гармонии. К этому времени солнце
опустилось за горизонт, и в сумерках я увидел лучистый ореол вокруг головы
ребенка. Хрустальным голоском он обратился ко мне: "Это конец путешествия.
Мы сошли с сияющих звезд, чтобы забрать тебя и перенести в счастливый
город Телу за потоками Аренид".
Пока ребенок говорил, я различил мягкое сияние между листьями пальмы
и поднялся с земли, чтобы приветствовать певцов, чьи голоса только что
слышал. Это были боги - он и она, ибо такой красотой не обладают простые
смертные. Они взяли меня за руки, говоря: "Идем с нами, ты слышал наши
голоса. За Млечным созвездием и потоками Аренид есть янтарные города,
сверкающие купола которых отражают звезды. Волны лазурных рек несут наши
корабли в Кифарион Семи Солнц, где не умирают молодость, красота и
счастье. Лишь богам дозволено жить в лазурных реках Телу, но среди них
будешь жить и ты".
Слушая словно зачарованный их голоса, я много позже осознал перемену
в моем окружении. Пальма, недавно укрывавшая тенью мое усталое тело,
оказалась теперь на некотором удалении и значительно ниже меня.
Расставшись с земным притяжением, я парил в воздухе, сопровождаемый
светлым сонмом увитых виноградными лозами юношей и девушек с
развевающимися по ветру волосами и счастливыми лицами. Мы медленно
возносились, несомые нежным бризом, который поднимался не с Земли, но с
золотистой туманности, и дитя прошептало мне, что я не должен оглядываться
назад, к сфере, которую только что оставил. Юноши и девушки пели чудесные
песни под аккомпанемент лютен, и я ощущал себя погруженным в счастье и
покой, недоступные в прошлой жизни, когда вторжение единственного звука в
одночасье изменило мою судьбу и разрушило душу. Словно в насмешливом,
демоническом согласии, сквозь восхитительные переливы лютен пробилось
далекое биение невидимого океана. И только отзвук мрачных валов коснулся
моего слуха, как я мгновенно забыл предупреждение ребенка и посмотрел вниз
на обреченную планету.
Через волны эфира я видел, как вращается проклятая Земля - вращается
вечно, с бурными морями, гневно глодающими дикие, пустынные побережья и
разметывающими пену о призрачные башни покинутых городов. В жутком сиянии
луны застыли ландшафты, которых я не могу описать и которые трудно забыть:
пустыни мертвенно-серой глины и руины на месте когда-то многолюдных долин
и поселений; водовороты кипящих вод на месте, где когда-то возвышались
могучие замки моих предков. Вокруг полюсов клокотали болота зловонных
папоротников и миазмы испарений, шипящие под натиском бесконечно
вздымающихся волн, которые выплескивались и рвались из вздрагивающих
глубин. Оглушительный грохот расколол ночь, и в пустыне пустынь возникла
дымящаяся расщелина. Темный океан продолжал пениться и клокотать, пожирая
пустыню по сторонам все увеличивавшейся расщелины.
1 2 3