Изгнанник
Несчастлив тот, кому воспоминания детства приносят лишь страх и печаль.
Несчастлив тот, кто одинокими часами оглядывается в прошлое во мрачных,
огромных покоях с коричневыми драпировками и сводящими с ума рядами
старинных книг, либо во внушающих благоговейный страх сумеречных рощах с
гротескными, громадными, загроможденными лозами деревьями, молчаливо
колышущими перекрученными ветвями далеко наверху, несет бесконечную вахту.
Боги! много же вы дали мне - мне, ошеломленному, разочарованному,
бесплодному, сломленному. И, однако, я доволен, - отчаянно цепляюсь за те
увядшие воспоминаниям, когда разум внезапно собирается покинуть меня.
Не знаю я, где родился, знаю - замок этот бесконечно стар и бесконечно
ужасен,.. темные проходы, высокие потолки - лишь паутину да тени найдет в
них глаз. Разрушающиеся коридоры, казалось, в них камни всегда отвратительно
сыры и в них всегда стоял этот проклятый запах мертвецов, накопленных
умершими поколениями. Никогда здесь не было света; так что я, иногда,
зажигал свечу и пристально вглядывался в пламя; в окна не проникало солнце -
ужасные деревья простирались над верхушками доступных башен. Лишь одна,
черная башня, возносилась над деревьями в неизвестное небо, но была она
частично разрушена и нельзя было подняться на нее, разве что, карабкаясь по
отвесной стене, камень за камнем.
Я, должно быть, обитал годами в этом замке, но нечем мне измерить
время. Кто-то, верно, заботился о моих нуждах, однако я не мог припомнить
еще какую-нибудь особу кроме моей собственной, или кого-нибудь еще живого,
исключая бесшумных крыс, летучих мышей да пауков. Я думаю, что кто бы ни
ухаживал за мной, был он потрясающе стар, - ибо первое мое представление о
живом существе: что-то высмеивающее меня, искаженное, съеженное и
распадающееся, подобно замку. По мне нет ничего нелепого в костях и
скелетах, усыпавших каменные склепы глубоко внизу, я причудливо считал их
обыденными и намного более естественными, чем цветные иллюстрации живых
существ, обнаруженные в заплесневелых книгах. Из книг я и узнал все. Не было
учителей понуждавших, либо же наставлявших меня, - я не помню звука
человеческого голоса - даже собственного; ибо хоть я и мог говорить, но
никогда и не пытался говорить вслух. В замке отсутствовали зеркала, и моя
внешность оставалась загадкой; но по инстинкту я считал себя схожим с юными
фигурами изображенными в книгах. Я ощущал себя юным, ведь помнил столь мало.
Снаружи, за вонючим рвом, под темными немыми деревьями, я часто лежал и
мечтал часами о прочитанном в книгах, страстно желая оказаться среди парней
толпящихся в солнечном мире за бесконечным лесом. Однажды я пытался сбежать
из леса, но тени сгустились над моей головой, воздух заполнился тяготящим
страхом и я испуганно помчался обратно, боясь потерять дорогу в лабиринте
ночной тишины.
Так в бесконечных сумерках я мечтал и ждал, только не знал я, чего жду.
Однажды, в темном одиночестве, мое сумрачное существование стало столь
ужасно, что не мог я более оставаться в покое, тогда протянул я умоляюще
руки к черной разрушенной башне, единой, что возносилась над лесом в
неизвестное небо. Я решился: подняться на башню,.. конечно, я мог и
сорваться - но уж лучше теперь увидеть на миг небо и погибнуть, чем жить
даже мельком не наблюдая дня.
В сырых сумерках я взбирался по изношенным и старым ступеням, пока те
не оборвались, и после, только ненадежные выступы служили мне опорой.
Страшен и ужасен оказался тот мертвый, лишенный ступеней каменный цилиндр:
черный, разрушенный и опустошенный, зловещий, с удивленными летучими мышами,
чьи крылья не создавали шума. Только много страшнее и ужасней неторопливость
моего продвижения: я уже забрался столь высоко, как мог, но тьма над головой
не становилась тоньше. Я вообразил, что ночь внезапно окружила меня, и
тщетно нащупывал свободной рукой оконную амбразуру, в которую мог бы
выглянуть наружу, пытаясь судить о высоте, что уже достиг.
Внезапно, после бесконечного страха, слепоты, карабканья вверх по
вогнутой и отчаянной пропасти, я почувствовал, что голова коснулась твердой
поверхности, - я понял, что должно быть, достиг крыши, или, по крайней мере,
некоторого подобия пола. Во тьме я поднял свободную руку, ощупал каменный,
неподвижный барьер. Я цепляться за все, что слизистые стены могли дать, пока
не нашел, что барьер подается, тогда я стал толкать плиту либо дверь над
своей головой, обеими руками. И хотя мои руки продвигались вверх, свет не
появился, - мой подъем подошел к бессмысленному завершению, - плита
оказалась люком на ровную каменную поверхность большего диаметра, чем
основание башни. Не заботясь, достаточно ли высок этаж и есть ли на нем
наблюдательное помещение я прополз вовнутрь и попытался помешать тяжелой
плите упасть обратно, но не преуспел в этой попытке. Я рухнул истощенный на
каменный пол под сверхъестественное эхо падающей плиты, надеясь, что сумею,
при необходимости, поднять ее вновь.
Полагая, что я теперь на громадной высоте, намного выше проклятых
ветвей деревьев, я оторвался от пола, нащупывая руками окно, из которого мог
бы выглянуть в первый раз на небо, луну и звезды, о которых я лишь читал.
Но, я был разочарован, потому как нашел лишь пустые мраморные полки,
поддерживающие отвратительные продолговатые коробки внушительного размера.
Вновь и вновь размышлял я, что за покрытый сединой секрет мог пребывать в
этом высоком помещении так много веков отрезанный от замка. Неожиданно мои
руки наткнулись на дверной проем, в каменном портале с грубыми, странными
изваяниями. Я попытался отрыть дверь и обнаружил, что та заперта, но высшим
взрывом силы я взломал ее - сквозь витиеватые решетки из железа, за коротким
каменным коридором, поднимающемся за недавно найденным входом, светила
полная луна, которую ранее видал лишь во снах, но в ее неясном свечении я не
осмелился призывать память.
Я решил, что уже достиг вершины замка и помчался по ступеням к двери,
но луна внезапно скрылась за облаком - я споткнулся, и стал пробираться в
темноте медленней. А когда добрался к решетке, то все еще было слишком
темно, - решетку я осторожно обследовал - она оказалась незапертой, но
открывать ее из-за страха падения с поразительной высоты, на которую
взобрался, не стал. Тогда луна выглянула.
Наиболее демонично то потрясение, что бездонно неожиданно и гротескно
невероятно.
1 2 3
Несчастлив тот, кому воспоминания детства приносят лишь страх и печаль.
Несчастлив тот, кто одинокими часами оглядывается в прошлое во мрачных,
огромных покоях с коричневыми драпировками и сводящими с ума рядами
старинных книг, либо во внушающих благоговейный страх сумеречных рощах с
гротескными, громадными, загроможденными лозами деревьями, молчаливо
колышущими перекрученными ветвями далеко наверху, несет бесконечную вахту.
Боги! много же вы дали мне - мне, ошеломленному, разочарованному,
бесплодному, сломленному. И, однако, я доволен, - отчаянно цепляюсь за те
увядшие воспоминаниям, когда разум внезапно собирается покинуть меня.
Не знаю я, где родился, знаю - замок этот бесконечно стар и бесконечно
ужасен,.. темные проходы, высокие потолки - лишь паутину да тени найдет в
них глаз. Разрушающиеся коридоры, казалось, в них камни всегда отвратительно
сыры и в них всегда стоял этот проклятый запах мертвецов, накопленных
умершими поколениями. Никогда здесь не было света; так что я, иногда,
зажигал свечу и пристально вглядывался в пламя; в окна не проникало солнце -
ужасные деревья простирались над верхушками доступных башен. Лишь одна,
черная башня, возносилась над деревьями в неизвестное небо, но была она
частично разрушена и нельзя было подняться на нее, разве что, карабкаясь по
отвесной стене, камень за камнем.
Я, должно быть, обитал годами в этом замке, но нечем мне измерить
время. Кто-то, верно, заботился о моих нуждах, однако я не мог припомнить
еще какую-нибудь особу кроме моей собственной, или кого-нибудь еще живого,
исключая бесшумных крыс, летучих мышей да пауков. Я думаю, что кто бы ни
ухаживал за мной, был он потрясающе стар, - ибо первое мое представление о
живом существе: что-то высмеивающее меня, искаженное, съеженное и
распадающееся, подобно замку. По мне нет ничего нелепого в костях и
скелетах, усыпавших каменные склепы глубоко внизу, я причудливо считал их
обыденными и намного более естественными, чем цветные иллюстрации живых
существ, обнаруженные в заплесневелых книгах. Из книг я и узнал все. Не было
учителей понуждавших, либо же наставлявших меня, - я не помню звука
человеческого голоса - даже собственного; ибо хоть я и мог говорить, но
никогда и не пытался говорить вслух. В замке отсутствовали зеркала, и моя
внешность оставалась загадкой; но по инстинкту я считал себя схожим с юными
фигурами изображенными в книгах. Я ощущал себя юным, ведь помнил столь мало.
Снаружи, за вонючим рвом, под темными немыми деревьями, я часто лежал и
мечтал часами о прочитанном в книгах, страстно желая оказаться среди парней
толпящихся в солнечном мире за бесконечным лесом. Однажды я пытался сбежать
из леса, но тени сгустились над моей головой, воздух заполнился тяготящим
страхом и я испуганно помчался обратно, боясь потерять дорогу в лабиринте
ночной тишины.
Так в бесконечных сумерках я мечтал и ждал, только не знал я, чего жду.
Однажды, в темном одиночестве, мое сумрачное существование стало столь
ужасно, что не мог я более оставаться в покое, тогда протянул я умоляюще
руки к черной разрушенной башне, единой, что возносилась над лесом в
неизвестное небо. Я решился: подняться на башню,.. конечно, я мог и
сорваться - но уж лучше теперь увидеть на миг небо и погибнуть, чем жить
даже мельком не наблюдая дня.
В сырых сумерках я взбирался по изношенным и старым ступеням, пока те
не оборвались, и после, только ненадежные выступы служили мне опорой.
Страшен и ужасен оказался тот мертвый, лишенный ступеней каменный цилиндр:
черный, разрушенный и опустошенный, зловещий, с удивленными летучими мышами,
чьи крылья не создавали шума. Только много страшнее и ужасней неторопливость
моего продвижения: я уже забрался столь высоко, как мог, но тьма над головой
не становилась тоньше. Я вообразил, что ночь внезапно окружила меня, и
тщетно нащупывал свободной рукой оконную амбразуру, в которую мог бы
выглянуть наружу, пытаясь судить о высоте, что уже достиг.
Внезапно, после бесконечного страха, слепоты, карабканья вверх по
вогнутой и отчаянной пропасти, я почувствовал, что голова коснулась твердой
поверхности, - я понял, что должно быть, достиг крыши, или, по крайней мере,
некоторого подобия пола. Во тьме я поднял свободную руку, ощупал каменный,
неподвижный барьер. Я цепляться за все, что слизистые стены могли дать, пока
не нашел, что барьер подается, тогда я стал толкать плиту либо дверь над
своей головой, обеими руками. И хотя мои руки продвигались вверх, свет не
появился, - мой подъем подошел к бессмысленному завершению, - плита
оказалась люком на ровную каменную поверхность большего диаметра, чем
основание башни. Не заботясь, достаточно ли высок этаж и есть ли на нем
наблюдательное помещение я прополз вовнутрь и попытался помешать тяжелой
плите упасть обратно, но не преуспел в этой попытке. Я рухнул истощенный на
каменный пол под сверхъестественное эхо падающей плиты, надеясь, что сумею,
при необходимости, поднять ее вновь.
Полагая, что я теперь на громадной высоте, намного выше проклятых
ветвей деревьев, я оторвался от пола, нащупывая руками окно, из которого мог
бы выглянуть в первый раз на небо, луну и звезды, о которых я лишь читал.
Но, я был разочарован, потому как нашел лишь пустые мраморные полки,
поддерживающие отвратительные продолговатые коробки внушительного размера.
Вновь и вновь размышлял я, что за покрытый сединой секрет мог пребывать в
этом высоком помещении так много веков отрезанный от замка. Неожиданно мои
руки наткнулись на дверной проем, в каменном портале с грубыми, странными
изваяниями. Я попытался отрыть дверь и обнаружил, что та заперта, но высшим
взрывом силы я взломал ее - сквозь витиеватые решетки из железа, за коротким
каменным коридором, поднимающемся за недавно найденным входом, светила
полная луна, которую ранее видал лишь во снах, но в ее неясном свечении я не
осмелился призывать память.
Я решил, что уже достиг вершины замка и помчался по ступеням к двери,
но луна внезапно скрылась за облаком - я споткнулся, и стал пробираться в
темноте медленней. А когда добрался к решетке, то все еще было слишком
темно, - решетку я осторожно обследовал - она оказалась незапертой, но
открывать ее из-за страха падения с поразительной высоты, на которую
взобрался, не стал. Тогда луна выглянула.
Наиболее демонично то потрясение, что бездонно неожиданно и гротескно
невероятно.
1 2 3