Зловещий священник
На мансарде у кладбища, интеллигентно выглядящий мужчина, в поношенной
одежде и с неопрятной седой бородой, ввел меня в курс дела:
"Да, он жил здесь, однако я не советую вам притрагиваться хоть
чему-либо. Поймите, любопытство, делает вас совершенно невменяемым. Мы
никогда не приходим сюда ночью, и только из-за этой его прихоти, из-за того,
что он здесь появляется. Вы знаете, что на что он готов пойти. То
отвратительное общество конце-концов заставило нас в пойти на это и мы не
знаем где он похоронен. И нет ничего: ни закона, ни обычая, ни силы
способных повлиять на это общество.
Я надеюсь вы не будете оставаться здесь после наступления темноты. И я
прошу вас эту вещицу на столе - вещицу похожую на коробку спичек - оставить
в покое. Неизвестно, что это могло быть, но полагаю, он использовал ее для
своих целей. Я даже избегаю смотреть на нее долго."
Через некоторое время мужчина оставил меня на мансарде. Она была
необычайно закопчена и покрыта пылью, а из обстановки присутствовали лишь
самые необходимые вещи, но была она опрятна, что говорило, что в ней обитал
не житель трущоб. Полки были уставлены теологической и классической
литературой, а прочие книжные шкафы содержали магические трактаты -
Парацельс, Альберт Великий, Тритемиус, Гермес Тривеликий, Борелиус и
несколько на неизветных мне языках, чьи названия я не смог разобрать.
Планировка, была необычайно проста - одна дверь, ведущая в туалет,
единственный выход, через люк в полу, к которому снизу вели грубые, крутые
ступени. Окно не походило на стандартные слуховые окна, и черный дуб лучился
неимоверной древностью. Откровенно говоря, этот дом принадлежал Старому
Миру. Мне казалось, что я знаю, где нахожусь, но вспомнить не мог.
Определенно это не был Лондон. Думаю, это был какой-то небольшой морской
порт.
Маленький предмет на столе притягивал меня. Казалось, что я знаю, как
он используется, потому я достал карманный фонарик, или вещицу наподобие
того и нервно попытался его включить. Но вместо белого света, фонарик
лучился фиолетовым, что казалось еще менее походил на солнечный свет, чем
радиоактивные излучения. Я вспомнил, что не никогда не считал его
обыкновенным фонариком - и ведь фонарик лежал в другом кармане.
Становилось темнее и древние крыши и колокольни, если на них смотреть
через слуховое окно, выглядели крайне подозрительно. Наконец, я собрал всю
свою отвагу и расположил маленький предмет на столе напротив книги, а затем
осветил его тем особым фиолетовым светом, походившим более на поток града
или крохотных фиолетовых частиц, чем на непрерывный поток света. Как только
частицы ударили по стеклянной поверхности в центре того странного
устройства, они казалось вызвал треск подобный шипенью вакуумной трубы
сквозь которую проходит искра. Темная стеклянная поверхность светилась
розовым и казалась нечеткая белая фигура начала формироваться в центре.
Тогда я заметил, что я не одинок в комнате - и положил проектор излучения
обратно в свой карман.
Но нововошедший не разговаривал - больше того я ни единого звука в
последующие минуты. Это была пантомима теней, как если бы наблюдалась с
огромного расстояния сквозь некую дымку являющуюся помехой - хотя, с другой
стороны нововошедший и все последующие посетители принимали угрожающие формы
- огромные и близкие, одновременно близкие и далекие, следуя некой
противоестественной геометрии.
Новоприбывший облаченный в наряд священника англиканской церкви был
среднего роста, худ и темноволос. Ему было по-видимому за тридцать, он
отличался желтоватым цветом лица и довольно приятными чертами, хотя и с
чрезмерно высоким лбом. Его черные волосы был аккуратно подстрижены, и он
был брит хотя подбородок уже покрылся синевой. Он носил очки без оправы со
стальными дужками. Сложеним и маловыразительными чертами лица он походил на
прочих священников, виденных мною, однако он обладал значительно более
высоким лбом и смотрелся заметно интеллигентнее, а также утонченнее и в нем
определено скрывалось зло. В текущую момент - освещенный тусклым светом
масляной лампы - он выглядел нервным, и прежде чем я понял это, он бросил
все свои магические книги в очаг у окна (скрытый за неожиданным изгибом
стены), который я ранее не заметил. Огонь поглащал тома с жадностью,
разбрасывая разноцветными искрами и испуская неописуемые ароматы по мере
того как странные покрытые иероглифами страницы и пострадавшие от червей
переплеты охватывались пламенем. Наконец я заметил, что в комнате
присутствуют еще люди - серьезные люди в одежде священников, один из которых
был епископом. Хотя я не слышал ничего, я мог видеть что они вынесли решение
необычайной важности для прибывшего первым. Казалось они его ненавидели и
боялись одновременно, и он казалось разделял их чувства. Его лицо приняло
угрюмое выражение, однако я мог видеть, как его правая рука задрожала, когда
он попытался ухватиться за спинку кресла. Епископ указал на пустые полки и
очаг (где огонь умер среди обуглившейся, неуничтоженной груды), и казалось
преисполнился необычайным отвращением. Первоприбывший криво усмехнулся и
протянул левую руку в направлении маленькой вещицы на столе. Все похоже
перепугались. Вереница священников начала отступать гуськом через люк в полу
по ступеням лесницы вниз, оборачиваясь и угрожая жестами прежде чем
исчезнуть. Епископ удалился последним. Первоприбывший подошел к буфету и
извлек моток веревки. Поднявшись на кресло, он прикрепил один конец веревки
к крюку к центральной балке из черного дуба, и начал делать петлю. Осознав,
что он собирается повеситься, я бросился было к нему, чтобы отговорить или
спасти его. Он заметил меня и прекратил приготовления, глядя на меня с
триумфом, что озадачило и обеспокоило меня. Он медленно сошел с кресла и
начал плавно двигаться в моем направлении, причем на его смуглом, тонкогубом
лице появился волчий оскал.
Я почувствовал смертельную опасность и для защиты схватил прожектор,
как если бы он был оружием. Почему я подумал, что он может помочь мне я не
знаю. Я включил его и направил в его лицо, и увидел, что его желтоватая кожа
засветилась сперва фиолетовым, а затем розоватым светом. Его оскал ликования
начал сменяться выражением глубочайшего ужаса, которое, тем не менее, не
вытеснило полностью ликования. Он прекратил двигаться по намеченному курсу,
и затем замолотив руками по воздуху, начал шатаясь сдавать назад.
1 2
На мансарде у кладбища, интеллигентно выглядящий мужчина, в поношенной
одежде и с неопрятной седой бородой, ввел меня в курс дела:
"Да, он жил здесь, однако я не советую вам притрагиваться хоть
чему-либо. Поймите, любопытство, делает вас совершенно невменяемым. Мы
никогда не приходим сюда ночью, и только из-за этой его прихоти, из-за того,
что он здесь появляется. Вы знаете, что на что он готов пойти. То
отвратительное общество конце-концов заставило нас в пойти на это и мы не
знаем где он похоронен. И нет ничего: ни закона, ни обычая, ни силы
способных повлиять на это общество.
Я надеюсь вы не будете оставаться здесь после наступления темноты. И я
прошу вас эту вещицу на столе - вещицу похожую на коробку спичек - оставить
в покое. Неизвестно, что это могло быть, но полагаю, он использовал ее для
своих целей. Я даже избегаю смотреть на нее долго."
Через некоторое время мужчина оставил меня на мансарде. Она была
необычайно закопчена и покрыта пылью, а из обстановки присутствовали лишь
самые необходимые вещи, но была она опрятна, что говорило, что в ней обитал
не житель трущоб. Полки были уставлены теологической и классической
литературой, а прочие книжные шкафы содержали магические трактаты -
Парацельс, Альберт Великий, Тритемиус, Гермес Тривеликий, Борелиус и
несколько на неизветных мне языках, чьи названия я не смог разобрать.
Планировка, была необычайно проста - одна дверь, ведущая в туалет,
единственный выход, через люк в полу, к которому снизу вели грубые, крутые
ступени. Окно не походило на стандартные слуховые окна, и черный дуб лучился
неимоверной древностью. Откровенно говоря, этот дом принадлежал Старому
Миру. Мне казалось, что я знаю, где нахожусь, но вспомнить не мог.
Определенно это не был Лондон. Думаю, это был какой-то небольшой морской
порт.
Маленький предмет на столе притягивал меня. Казалось, что я знаю, как
он используется, потому я достал карманный фонарик, или вещицу наподобие
того и нервно попытался его включить. Но вместо белого света, фонарик
лучился фиолетовым, что казалось еще менее походил на солнечный свет, чем
радиоактивные излучения. Я вспомнил, что не никогда не считал его
обыкновенным фонариком - и ведь фонарик лежал в другом кармане.
Становилось темнее и древние крыши и колокольни, если на них смотреть
через слуховое окно, выглядели крайне подозрительно. Наконец, я собрал всю
свою отвагу и расположил маленький предмет на столе напротив книги, а затем
осветил его тем особым фиолетовым светом, походившим более на поток града
или крохотных фиолетовых частиц, чем на непрерывный поток света. Как только
частицы ударили по стеклянной поверхности в центре того странного
устройства, они казалось вызвал треск подобный шипенью вакуумной трубы
сквозь которую проходит искра. Темная стеклянная поверхность светилась
розовым и казалась нечеткая белая фигура начала формироваться в центре.
Тогда я заметил, что я не одинок в комнате - и положил проектор излучения
обратно в свой карман.
Но нововошедший не разговаривал - больше того я ни единого звука в
последующие минуты. Это была пантомима теней, как если бы наблюдалась с
огромного расстояния сквозь некую дымку являющуюся помехой - хотя, с другой
стороны нововошедший и все последующие посетители принимали угрожающие формы
- огромные и близкие, одновременно близкие и далекие, следуя некой
противоестественной геометрии.
Новоприбывший облаченный в наряд священника англиканской церкви был
среднего роста, худ и темноволос. Ему было по-видимому за тридцать, он
отличался желтоватым цветом лица и довольно приятными чертами, хотя и с
чрезмерно высоким лбом. Его черные волосы был аккуратно подстрижены, и он
был брит хотя подбородок уже покрылся синевой. Он носил очки без оправы со
стальными дужками. Сложеним и маловыразительными чертами лица он походил на
прочих священников, виденных мною, однако он обладал значительно более
высоким лбом и смотрелся заметно интеллигентнее, а также утонченнее и в нем
определено скрывалось зло. В текущую момент - освещенный тусклым светом
масляной лампы - он выглядел нервным, и прежде чем я понял это, он бросил
все свои магические книги в очаг у окна (скрытый за неожиданным изгибом
стены), который я ранее не заметил. Огонь поглащал тома с жадностью,
разбрасывая разноцветными искрами и испуская неописуемые ароматы по мере
того как странные покрытые иероглифами страницы и пострадавшие от червей
переплеты охватывались пламенем. Наконец я заметил, что в комнате
присутствуют еще люди - серьезные люди в одежде священников, один из которых
был епископом. Хотя я не слышал ничего, я мог видеть что они вынесли решение
необычайной важности для прибывшего первым. Казалось они его ненавидели и
боялись одновременно, и он казалось разделял их чувства. Его лицо приняло
угрюмое выражение, однако я мог видеть, как его правая рука задрожала, когда
он попытался ухватиться за спинку кресла. Епископ указал на пустые полки и
очаг (где огонь умер среди обуглившейся, неуничтоженной груды), и казалось
преисполнился необычайным отвращением. Первоприбывший криво усмехнулся и
протянул левую руку в направлении маленькой вещицы на столе. Все похоже
перепугались. Вереница священников начала отступать гуськом через люк в полу
по ступеням лесницы вниз, оборачиваясь и угрожая жестами прежде чем
исчезнуть. Епископ удалился последним. Первоприбывший подошел к буфету и
извлек моток веревки. Поднявшись на кресло, он прикрепил один конец веревки
к крюку к центральной балке из черного дуба, и начал делать петлю. Осознав,
что он собирается повеситься, я бросился было к нему, чтобы отговорить или
спасти его. Он заметил меня и прекратил приготовления, глядя на меня с
триумфом, что озадачило и обеспокоило меня. Он медленно сошел с кресла и
начал плавно двигаться в моем направлении, причем на его смуглом, тонкогубом
лице появился волчий оскал.
Я почувствовал смертельную опасность и для защиты схватил прожектор,
как если бы он был оружием. Почему я подумал, что он может помочь мне я не
знаю. Я включил его и направил в его лицо, и увидел, что его желтоватая кожа
засветилась сперва фиолетовым, а затем розоватым светом. Его оскал ликования
начал сменяться выражением глубочайшего ужаса, которое, тем не менее, не
вытеснило полностью ликования. Он прекратил двигаться по намеченному курсу,
и затем замолотив руками по воздуху, начал шатаясь сдавать назад.
1 2