А значит все было в порядке и жизнь стоила жизни.
Неожиданный телефонный звонок застал его в кухне – он как раз вытаскивал из морозильника завтрак для пингвина. Бросив порезанную на куски рыбину в миску, Виктор прошел в гостинную и снял трубку.
– Приветствую! – прозвучал знакомый ему голос. – Как жизнь?
– Нормально.
– Я уже в Киеве, – сказал голос и Виктор сразу понял – это был главный. – Можешь считать свой отпуск оконченным…
– Так что, мне подъехать в редакцию? – спросил удивленный Виктор.
– Зачем же тратить время? Я пришлю курьера. Отдашь ему готовые тексты, а он тебе новую работу передаст. Ты будешь дома?
– Да.
– Ну вот и славно! Кстати, хоть ты и не член профсоюза, но отпуск у тебя был оплаченный! Пока!
Виктор варил кофе и радовался тишине в квартире – Нина с Соней уехали в Пущу-Водицу искать подснежники. В этой тишине можно было теперь присесть за стол с чашечкой кофе и спокойно подумать обо всем. В этой тишине можно было бы даже сидеть и не думать, а просто пить кофе, сосредотачиваясь на его вкусе и не подпуская близко к себе никакие мысли, способные нарушить состояние покоя души.
Но усевшись за стол и пригубив крепкий кофе, он тотчас почувствовал волнение.
Миша уронил кусок рыбы и Виктор нервно вздрогнул, отогнулся вправо, посмотрел на пингвина.
Вкус кофе отодвинулся на второй план. Волнение наростало. Нервные, испуганные мысли одолевали его вопросами.
Что теперь? Снова «крестики»? Снова подчеркнутые красным факты биографий людей, не знающих о том, что их «некролог» уже в работе? Редкие кофепития в кабинете у главного? Его доброе отношение к Виктору, дрожащие округлые буквы его почерка? Его письменная лаконичность, приверженность к одному единственному слову «отработан», аккуратно выведенному многократно на оригиналах «крестиков», уже сообщивших читателям газеты о закончившейся жизни очередного человека, заслужившего расширенный некролог?
Новый жанр, жанр изобретенный Виктором был жив. В отличие от многих героев этого жанра. Но Виктор уже не ощущал потребность в славе, он уже давно не хотел кричать: «Это я написал!». Его вполне устраивала анонимность «Группы Товарищей».
Он чувствовал, что в этой Группе он не одинок. Главный тоже был одним из Товарищей этой группы. Кто-то еще был членом Группы, может быть даже главным Товарищем. Этот кто-то одобрял «крестики», размашисто расписываясь поверх текста Виктора. Но что он одобрял, Виктору теперь было не совсем ясно. Одобрял ли он текст или же героя текста? И эти даты, очевидно определявшие день публикации некролога, но явно проставленные когда герои некролога были еще живы? Плановое хозяйство смерти?
Нет, понимал Виктор, этот некто одобрял не качество текста, не его философские отступления и удачные подачи неожиданных жизненных поворотов героев. Некто одобрял самих героев, определяя сколько им осталось жить. И главный редактор играл во всем этом процессе неожиданно мелкую роль. Он сам был своего рода смесью курьера и автобусного контролера. И хотя в его обязаности наверняка входила публикация «крестиков» в указанный день, но и эта роль не казалась теперь Виктору особенно значительной. Как и его собственная роль, которую он все-таки до конца не понимал.
Вопреки логическому движению мыслей, неожиданное воспоминание вдруг отвлекло Виктора и бросило его в дрожь. И хотя он, казалось, уже почти понимал происходящее, но это воспоминание словно отбросило его назад, оттолкнуло от попытки решить уравнение с одним неизвестным и двумя известными.
Он вспомнил последние слова главного, сказанные им в ответ на любопытство Виктора. Той ночью, когда Игоря Львовича внизу ждала машина, чтобы отвезти в аэропорт.
«Тебе расскажут обо всем только в том случае, если твоя работа, как впрочем и жизнь, больше не будет нужна…»
Тогда Виктору казалось, что он прощается с главным навсегда. И как-то естественно думалось, что и его работе пришел конец, хотя неожиданная загадка, обнаруженная им в сейфе у главного, все равно его тревожила. Но уже на следующий, кажется, день, эту загадку словно само время отодвинуло куда-то в прошлое. И возникшее в воображении Виктора расстояние времени между уже прошлой загадкой и самим собой, перешагнувшим через очередную линию своей жизни, будто бы притупило его интерес к этой тайне, соавтором которой он очевидно был. «Лучше ничего не знать, но быть живым. Особенно, когда все уже в прошлом.» – думал тогда он.
И вот оказалось, что никакое это ни прошлое. И все продолжается. И он должен продолжать работать, обращая особое внимание на строчки, подчеркнутые красным карандашом.
– Стоит ли пытаться узнать, что происходит? – думал теперь он. – Стоит ли? Стоит ли рисковать своим пусть даже странным, но все-таки уютом, своим спокойствием? Ведь все равно придется писать эти «крестики», придется быть нужным, чтобы оставаться живым.
Снова вспомнилась та последняя фраза главного.
Нет, решил Виктор, черт с ним, но гораздо спокойнее не думать обо всем этом.
Он взял с подоконника папку с давно уже готовыми «крестиками» на военных. Просмотрел фамилии и тексты.
"Какая мне разница, что произойдет с этими генералами, – подумал он.
– Какая мне разница на какое число кто-то неизвестный запланирует их смерть с последующей публикацией некролога? Некролога, прочитав который можно подумать, что покойный честно заслужил свою смерть?…"
Если его жизнь так зависит от работы, то пускай эта работа продолжается. И тогда может действительно лучше всего просто как бы отодвинуться от происходящего. Нет, не делать никаких глупостей, не попытаться исчезнуть, затеряться в каком-нибудь другом городе, а поступить гораздо проще. Воплотить в жизнь мечту Нины – купить в селе домик, перебраться туда и счастливо жить там вчетвером. Писать эти «крестики» и отправлять их в город, как в какую-то другую страну, страну, в которой далеко не все в порядке.
Виктор все еще был поглощен своими мыслями, когда пингвин, положив голову ему на колено, заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на Мишу, погладил его.
– Хочешь в деревню? – негромко спросил он пингвина и сам как-то горько улыбнулся – настолько нереальными показались ему все эти мечты.
56
И вот, словно действительно вчера закончился отпуск, Виктор сидел за печатной машинкой и попивая горячий кофе смотрел на с трудом выстраивающийся текст нового «крестика». Вторую половину кухонного стола занимала Соня, разложив там свои карандаши и фломастеры. Нина куда-то ушла утром, даже не оставив записки, но Виктора это не беспокоило. «Наверно, ненадолго», – решил он.
В папке с новыми материалами, которую принес вчера вечером курьер, кроме досье на нескольких представителей Министерства здравоохранения Виктор нашел конверт с отпускными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Неожиданный телефонный звонок застал его в кухне – он как раз вытаскивал из морозильника завтрак для пингвина. Бросив порезанную на куски рыбину в миску, Виктор прошел в гостинную и снял трубку.
– Приветствую! – прозвучал знакомый ему голос. – Как жизнь?
– Нормально.
– Я уже в Киеве, – сказал голос и Виктор сразу понял – это был главный. – Можешь считать свой отпуск оконченным…
– Так что, мне подъехать в редакцию? – спросил удивленный Виктор.
– Зачем же тратить время? Я пришлю курьера. Отдашь ему готовые тексты, а он тебе новую работу передаст. Ты будешь дома?
– Да.
– Ну вот и славно! Кстати, хоть ты и не член профсоюза, но отпуск у тебя был оплаченный! Пока!
Виктор варил кофе и радовался тишине в квартире – Нина с Соней уехали в Пущу-Водицу искать подснежники. В этой тишине можно было теперь присесть за стол с чашечкой кофе и спокойно подумать обо всем. В этой тишине можно было бы даже сидеть и не думать, а просто пить кофе, сосредотачиваясь на его вкусе и не подпуская близко к себе никакие мысли, способные нарушить состояние покоя души.
Но усевшись за стол и пригубив крепкий кофе, он тотчас почувствовал волнение.
Миша уронил кусок рыбы и Виктор нервно вздрогнул, отогнулся вправо, посмотрел на пингвина.
Вкус кофе отодвинулся на второй план. Волнение наростало. Нервные, испуганные мысли одолевали его вопросами.
Что теперь? Снова «крестики»? Снова подчеркнутые красным факты биографий людей, не знающих о том, что их «некролог» уже в работе? Редкие кофепития в кабинете у главного? Его доброе отношение к Виктору, дрожащие округлые буквы его почерка? Его письменная лаконичность, приверженность к одному единственному слову «отработан», аккуратно выведенному многократно на оригиналах «крестиков», уже сообщивших читателям газеты о закончившейся жизни очередного человека, заслужившего расширенный некролог?
Новый жанр, жанр изобретенный Виктором был жив. В отличие от многих героев этого жанра. Но Виктор уже не ощущал потребность в славе, он уже давно не хотел кричать: «Это я написал!». Его вполне устраивала анонимность «Группы Товарищей».
Он чувствовал, что в этой Группе он не одинок. Главный тоже был одним из Товарищей этой группы. Кто-то еще был членом Группы, может быть даже главным Товарищем. Этот кто-то одобрял «крестики», размашисто расписываясь поверх текста Виктора. Но что он одобрял, Виктору теперь было не совсем ясно. Одобрял ли он текст или же героя текста? И эти даты, очевидно определявшие день публикации некролога, но явно проставленные когда герои некролога были еще живы? Плановое хозяйство смерти?
Нет, понимал Виктор, этот некто одобрял не качество текста, не его философские отступления и удачные подачи неожиданных жизненных поворотов героев. Некто одобрял самих героев, определяя сколько им осталось жить. И главный редактор играл во всем этом процессе неожиданно мелкую роль. Он сам был своего рода смесью курьера и автобусного контролера. И хотя в его обязаности наверняка входила публикация «крестиков» в указанный день, но и эта роль не казалась теперь Виктору особенно значительной. Как и его собственная роль, которую он все-таки до конца не понимал.
Вопреки логическому движению мыслей, неожиданное воспоминание вдруг отвлекло Виктора и бросило его в дрожь. И хотя он, казалось, уже почти понимал происходящее, но это воспоминание словно отбросило его назад, оттолкнуло от попытки решить уравнение с одним неизвестным и двумя известными.
Он вспомнил последние слова главного, сказанные им в ответ на любопытство Виктора. Той ночью, когда Игоря Львовича внизу ждала машина, чтобы отвезти в аэропорт.
«Тебе расскажут обо всем только в том случае, если твоя работа, как впрочем и жизнь, больше не будет нужна…»
Тогда Виктору казалось, что он прощается с главным навсегда. И как-то естественно думалось, что и его работе пришел конец, хотя неожиданная загадка, обнаруженная им в сейфе у главного, все равно его тревожила. Но уже на следующий, кажется, день, эту загадку словно само время отодвинуло куда-то в прошлое. И возникшее в воображении Виктора расстояние времени между уже прошлой загадкой и самим собой, перешагнувшим через очередную линию своей жизни, будто бы притупило его интерес к этой тайне, соавтором которой он очевидно был. «Лучше ничего не знать, но быть живым. Особенно, когда все уже в прошлом.» – думал тогда он.
И вот оказалось, что никакое это ни прошлое. И все продолжается. И он должен продолжать работать, обращая особое внимание на строчки, подчеркнутые красным карандашом.
– Стоит ли пытаться узнать, что происходит? – думал теперь он. – Стоит ли? Стоит ли рисковать своим пусть даже странным, но все-таки уютом, своим спокойствием? Ведь все равно придется писать эти «крестики», придется быть нужным, чтобы оставаться живым.
Снова вспомнилась та последняя фраза главного.
Нет, решил Виктор, черт с ним, но гораздо спокойнее не думать обо всем этом.
Он взял с подоконника папку с давно уже готовыми «крестиками» на военных. Просмотрел фамилии и тексты.
"Какая мне разница, что произойдет с этими генералами, – подумал он.
– Какая мне разница на какое число кто-то неизвестный запланирует их смерть с последующей публикацией некролога? Некролога, прочитав который можно подумать, что покойный честно заслужил свою смерть?…"
Если его жизнь так зависит от работы, то пускай эта работа продолжается. И тогда может действительно лучше всего просто как бы отодвинуться от происходящего. Нет, не делать никаких глупостей, не попытаться исчезнуть, затеряться в каком-нибудь другом городе, а поступить гораздо проще. Воплотить в жизнь мечту Нины – купить в селе домик, перебраться туда и счастливо жить там вчетвером. Писать эти «крестики» и отправлять их в город, как в какую-то другую страну, страну, в которой далеко не все в порядке.
Виктор все еще был поглощен своими мыслями, когда пингвин, положив голову ему на колено, заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на Мишу, погладил его.
– Хочешь в деревню? – негромко спросил он пингвина и сам как-то горько улыбнулся – настолько нереальными показались ему все эти мечты.
56
И вот, словно действительно вчера закончился отпуск, Виктор сидел за печатной машинкой и попивая горячий кофе смотрел на с трудом выстраивающийся текст нового «крестика». Вторую половину кухонного стола занимала Соня, разложив там свои карандаши и фломастеры. Нина куда-то ушла утром, даже не оставив записки, но Виктора это не беспокоило. «Наверно, ненадолго», – решил он.
В папке с новыми материалами, которую принес вчера вечером курьер, кроме досье на нескольких представителей Министерства здравоохранения Виктор нашел конверт с отпускными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53