К смертному часу готовился он безропотно и в полном сознании.
Услышав об этом, Николай Павлович приехал попрощаться со своим любимцем и почитаемым героем. Говорил с ним долго и ласково. "Все ли свои земные долги исправил, Иван Никитич?" - "По мере сил, разумения и памяти, государь". - "Не найдешь ли ты чего-нибудь у меня попросить? Исполню все, как последнюю волю родного брата". - "Ах, ваше величество, осыпан я монаршими милостями свыше моих скромных солдатских заслуг. Все мне дала царская служба: и чины, и имение, и почет. Отхожу к высшему владыке вашим благодарным молитвенником". - "Хорошо, Скобелев. Но все-таки подумай, не отыщешь ли чего в памяти? - рад быть твоим душеприказчиком".
Тут Иван Никитич помолчал, поразмыслил некоторое время и сказал нерешительно и даже робко:
- Вот разве что, ваше величество... Только боюсь выговорить...
- Ничего. Говори все. Слушаю тебя сердцем.
- Вот что, государь! Есть у меня к тебе две заветные просьбы: одна для моего последнего утешения, другая - для блага великой России и твоей бессмертной славы.
- Говори, Иван Никитич.
- Первое. Всегда была у меня дерзкая мечта: быть похороненным в ограде здешнего собора, но так, чтобы головой к ногам обожаемого мною императора Петра Первого.
- Так и будет. Сказывай вторую просьбу.
- Другая еще дерзновеннее. Заранее прошу, не прогневайся, государь. Ах, если бы ты даровал волю всем русским крестьянам, наградив их, по твоей высокой справедливости, землею. О государь! взамен ста миллионов рабов ты имел бы сто миллионов свободных подданных, которые ежечасно благословляли бы твое имя и всегда были бы готовы пролить за тебя и государство, тебе врученное, всю кровь до последней капли. Какое царствование! Какая мощь русской земли! Весь мир будет у твоих ног, государь! Изволите видеть, ваше величество, на столе эту большую книгу с застежкою? Там у меня все по этой части сказано, со всеми планами и соображениями. Плод двадцатилетней упорной работы. Возьми, государь, эту книгу. Вот и ключик к ней, у меня на шейной цепочке. Но император нахмурился и прервал Скобелева резко:
- Как тебе не стыдно, беспутный старик! Лежишь на смертном одре, а болтаешь детские глупости. Прощай. Думай о грехах. Молись.
И вышел от него разгневанный.
В ту же ночь тихо, точно заснул, скончался Однорукий комендант. В ту же ночь приехал, по особому повелению, в крепость генерал Дубельт. Описал все комендантовы бумаги и увез с собою. В том числе и огромную таинственную книгу в переплете с застежкою. Куда она потом девалась - никому не известно.
А первую просьбу Однорукого коменданта Николай Павлович все-таки повелел исполнить. Доселе в церковной ограде Петропавловского собора можно видеть мраморную плиту, обращенную изголовьем на север, прямо к стопам Петра Первого, покоящегося внутри храма, и на ней золотыми буквами высечено, что здесь покоится прах коменданта Петропавловской крепости генерала-адъютанта, генерала от инфантерии, Ивана Никитича Скобелева.
1923
8Так перечислял Е. А. Лещин. (Примеч. А. И. Куприна.)
9Оставляю на памяти и совести рассказчика. (Примеч. А. И. Куприна.)
1 2 3 4 5 6
Услышав об этом, Николай Павлович приехал попрощаться со своим любимцем и почитаемым героем. Говорил с ним долго и ласково. "Все ли свои земные долги исправил, Иван Никитич?" - "По мере сил, разумения и памяти, государь". - "Не найдешь ли ты чего-нибудь у меня попросить? Исполню все, как последнюю волю родного брата". - "Ах, ваше величество, осыпан я монаршими милостями свыше моих скромных солдатских заслуг. Все мне дала царская служба: и чины, и имение, и почет. Отхожу к высшему владыке вашим благодарным молитвенником". - "Хорошо, Скобелев. Но все-таки подумай, не отыщешь ли чего в памяти? - рад быть твоим душеприказчиком".
Тут Иван Никитич помолчал, поразмыслил некоторое время и сказал нерешительно и даже робко:
- Вот разве что, ваше величество... Только боюсь выговорить...
- Ничего. Говори все. Слушаю тебя сердцем.
- Вот что, государь! Есть у меня к тебе две заветные просьбы: одна для моего последнего утешения, другая - для блага великой России и твоей бессмертной славы.
- Говори, Иван Никитич.
- Первое. Всегда была у меня дерзкая мечта: быть похороненным в ограде здешнего собора, но так, чтобы головой к ногам обожаемого мною императора Петра Первого.
- Так и будет. Сказывай вторую просьбу.
- Другая еще дерзновеннее. Заранее прошу, не прогневайся, государь. Ах, если бы ты даровал волю всем русским крестьянам, наградив их, по твоей высокой справедливости, землею. О государь! взамен ста миллионов рабов ты имел бы сто миллионов свободных подданных, которые ежечасно благословляли бы твое имя и всегда были бы готовы пролить за тебя и государство, тебе врученное, всю кровь до последней капли. Какое царствование! Какая мощь русской земли! Весь мир будет у твоих ног, государь! Изволите видеть, ваше величество, на столе эту большую книгу с застежкою? Там у меня все по этой части сказано, со всеми планами и соображениями. Плод двадцатилетней упорной работы. Возьми, государь, эту книгу. Вот и ключик к ней, у меня на шейной цепочке. Но император нахмурился и прервал Скобелева резко:
- Как тебе не стыдно, беспутный старик! Лежишь на смертном одре, а болтаешь детские глупости. Прощай. Думай о грехах. Молись.
И вышел от него разгневанный.
В ту же ночь тихо, точно заснул, скончался Однорукий комендант. В ту же ночь приехал, по особому повелению, в крепость генерал Дубельт. Описал все комендантовы бумаги и увез с собою. В том числе и огромную таинственную книгу в переплете с застежкою. Куда она потом девалась - никому не известно.
А первую просьбу Однорукого коменданта Николай Павлович все-таки повелел исполнить. Доселе в церковной ограде Петропавловского собора можно видеть мраморную плиту, обращенную изголовьем на север, прямо к стопам Петра Первого, покоящегося внутри храма, и на ней золотыми буквами высечено, что здесь покоится прах коменданта Петропавловской крепости генерала-адъютанта, генерала от инфантерии, Ивана Никитича Скобелева.
1923
8Так перечислял Е. А. Лещин. (Примеч. А. И. Куприна.)
9Оставляю на памяти и совести рассказчика. (Примеч. А. И. Куприна.)
1 2 3 4 5 6