Телешов Николай Дмитриевич
Петух
Николай Дмитриевич Телешов
ПЕТУХ
Захар Фомич лежал на постели в теплом халате и туфлях и, закинув за голову руки, глядел в потолок.
- Матреша! - сказал он старческим разбитым голосом. - Что-то на дворе Дружок лает: верно, стучится кто в калитку. Я давно слушаю. Лает.
- Сдурился и лает, - просто ответила Матрена, появляясь в дверях. Кого теперь нелегкая принесет!
- Пошла бы взглянула: у нас ведь колокольчик оборван.
- Добрый человек в такую пору не пойдет.
Однако она накрылась платком и вышла. Захар Фомич тоже поднялся. Надел сапоги, поглядел на себя в зеркало, увидел в нем круглое бритое лицо с морщинами и складками, с седыми волосами, зачесанными по-старинному на висках к бровям, и только успел подумать: "Лет десяток авось еще протяну", как в прихожей заскрипела дверь и басистый голос ласково спросил:
- Могу ли на минуточку побеспокоить?
Гостям всегда бывал рад Захар Фомич, а потому приветливо ответил, идя навстречу:
- Милости просим. Добро пожаловать.
В комнату вошел очень высокого роста, сухопарый и сутулившийся человек, с огромными веселыми глазами и седыми усами, висевшими книзу, как у Шевченко. Скинув только калоши и не снимая пальто, он густым басом заявил:
- А я собственно за вами, Захар Фомич.
- Входите, садитесь, чайку сейчас попьем, - приветствовал его хозяин.
- Про охоту вашу хочу спросить: голуби ваши как поживают? Турманы ваши как кувыркаются? Козырные как погуливают?
- Все по-хорошему, благодарю вас. Молодежь вывелась - отличные голубочки, сердце радуется!
- Курочки как поживают?.. Помнится, петух у вас был великолепный... Знатный петух!
- И петух живет, - с удовольствием улыбнулся Захар Фомич. - Неужели петуха моего помните?.. Да войдите же, пожалуйста. Садитесь.
- Таких петухов как не запомнить, - пробасил Травников, садясь и распахивая на груди пальто. - На бои-то ходите?
- На какие бои?
- На петушьи бои. Неподалеку от вас, почти по соседству. А я как раз туда пробираюсь. Любопытно. Дай, думаю, зайду к Захару Фомичу по дороге, может быть вместе отправимся. Дело любительское. Неужели никогда не бывали? А я постоянно хожу. Денег наиграл там цельную кучу.
- Что ж там? - полюбопытствовал Захар Фомич и хоть слыхал, что в этих боях происходит какая-то травля, какое-то зверство, но не очень доверял слухам и рассуждал - что дерутся же петухи на дворе, что ж особенного, если на них играть вздумали?
- Как вам сказать, - задумался Травников. - Так не расскажешь. Ставят на пари: чей возьмет верх, тому и выигрыш, - вот и все. А любопытно. Пройдемтесь-ка, Захар Фомич: поглядели бы, обо всех любителях услыхали бы, у кого петухи знаменитые... Я себе там зашиб денежку.
- Ну, какую там денежку.
- Честное слово! В прошлую зиму каждый раз выигрывал. Пойдемте, Захар Фомич, одевайтесь-ка! - неожиданно предложил Травников, взглядывая на часы. - Как раз к началу попадем.
Захар Фомич нахмурился.
- Это рядом почти. На полчасика. Посидим, чайку попьем...
- Нет, - ответил старик. - Там, говорят, сидеть тошно.
А я ведь, знаете, всякое создание люблю, птицу люблю.
Как я там буду? Как буду глядеть?
- Вот какой вздор! Кто сказал - сидеть тошно? Ничего не тошно, а даже весело и все равно как в цирке: такой же круг на полу, а вокруг него барьер, а за барьером скамейки - колесом в два яруса. Интересная, заманчивая штука. Всегда спасибо говорить будете.
- На полчасика, говорите?
- Самое большее. Одевайтесь-ка, не теряйте золотого времени.
Вздыхая и сомневаясь, Захар Фомич все-таки оделся, сказав Матрене, что скоро вернется, положил в карман кошелек - на всякий случай, и вышел с Травниковым на улицу. Идти было действительно недалеко, и вскоре они остановились у дверей трактира.
- Пожалуйте, Захар Фомич!
Они прошли грязной и дымной комнатой, наполненной людьми, потом свернули налево, где было просторнее и светлее, и сели за столик.
- Здесь почище, - сказал Травников, - эта зала для уважаемых.
В "уважаемой" - так называлась эта комната - сидела уже большая компания за общим столом. Дико здесь казалось Захару Фомичу, но он скоро освоился и начал вглядываться в людей и прислушиваться к беседе. Травников объяснял ему:
- Длинноволосый - это фельдшер. Пустой человек, больше пьет на чужие... А рядом - бритый - это кондитер, огромные дела делает. Петух у него был, вот, я вам скажу, - петух! Непобедимый! Наполеоном звали... сколько призов взял. Теперь околел.
Вокруг беседа между тем позатихла. Но почти сейчас же явился откуда-то трактирщик, низкорослый, юркий и не столько толстый, сколько крепкий, налитый здоровьем человек, с бегающими глазами, с глянцевитой лысинкой и небольшой, выстриженной вроде пряника, бородкой. Войдя, он остановился почти на пороге. Улыбаясь, подпирая руками бока и растопырив ноги, он развязно обратился к окружающим, уверенный в силе своего слова:
- Что ж, господа хорошие, разговариваете мало и тихо? Скучно так сидеть. Беседа веселит соседа!
Улыбка его стала еще шире и благосклонней, красноватые пухлые щеки упруго надулись, как резиновое литье, и из-за тонких губ показались белые частые зубы. Поиграв серебряной цепочкой, окружавшей его воловью шею, спускавшейся по всей груди до половины живота, он оправил конец розовой рубахи, которая виднелась под широким пиджаком, закрытая до горла высоким жилетом, и подсел к столу.
- Петушок ваш как здравствует? - обратился он к фельдшеру.
- Ничего, поправляется. Уж очень его потрепали жестоко; насилу залечил, - ответил фельдшер, - хорошо, что сам в лекарствах толк понимаю, а то бы не жить! - и сейчас же заспорил с кем-то о своем петухе.
Разговор оживился, и довольный трактирщик, громко засмеявшись на какую-то глупость, быстро исчез.
- Однако уж десять часов, - проговорил тощий рыжеволосый человек, похожий на лисицу, доставая часы.
- Ваши неверны, - возразил фельдшер. - У меня без четверти. Мои по университетским, самые правильные.
- Почтамтские вернее, - заметил кондитер.
- Ну, нет-с, извините! - авторитетно заявил фельдшер, с важностью ученого запрокидывая голову и выставляя словно напоказ свой маленький круглый и розовый носик. - Почтамтские совсем иное дело. В университете ученый народ заведует этим, - понимаете? Астрономы заводят часы: астрономы! А в почтамте кто?.. Просто чиновник.
- Да и тот небось пьяный! - острит кто-то и одиноко хохочет над своей остротой.
- Почему это непременно - пьяный? - задорно вопрошает его рыжий человек.
- Это я так-с... для смеху единственно.
- То-то, для смеху! Надо понимать, о чем говоришь.
Трактирщик заглянул снова, но, довольный шумом, исчез незаметно.
- Что ж, господа, - заговорил кондитер после небольшого молчания. Начинать - так начинать, а не то по домам пора.
Он взглянул на Травникова и моргнул ему глазом.
1 2 3 4