Продадим - хлеба купим! - обрадовался отец.
- Да он старый, - объясняет сын, вытирая рассечённый лоб.
- Всё равно пригодится, хоть в лом сдадим. Неси быстрей!
- Так он и не железный вовсе.
- Вот балда! Топорище небось нашёл?
- Не топорище - сук...
- А чего обманываешь?
- А чего он так больно бьётся? Как топором рассек!
Отец молчит, накладывает дрова на сани, верёвкой обвязывает, а сын опять кричит:
- Пап, а жёлуди едят?
- Нет!
- Эх, жалость: такой огромный дуб нашёл!
Кризас только тем и утешается, что панов да шибко грамотных людей не вдруг поймёшь. У них всё не разбери-бери.
- Пап, пап, а лося едят?
- Едят!
- Эх, жалость: в лес убежал!
- Перестань из пустого в порожнее переливать, а то влезу на дерево и уши надеру! - злится Вершок.
И сани плечом подпирает.
А Аршин позади плетётся и мечтает: "Был бы снег мукой, лёд - леденцом, а жёлудь - сливой... Эх и жизнь была бы! Как у колхозного кладовщика Амбараса!"
Приехали отец и сын в местечко, часть дровишек продали, муки для болтушки накупили, табаку для трубки и отправились по магазинам подходящую кастрюлю искать. Чтобы и побольше была, и подешевле.
Вскоре надоело Аршину, как хвост, за Вершком ходить. Вернулся к саням и улёгся в них, свернувшись клубком от холода. Поздно вечером явился отец с покупкой. Бельевой котёл приволок.
- Ты где так долго пропадал? - дрожит Аршин.
И у Вершка зуб на зуб не попадает.
- Пока приценивался, пока покупал, да пока к кастрюльщику носил, дырку заделывал, - объясняет Вершок, - не заметил, как стемнело.
- Зачем же ты дырявый котёл покупал? - спрашивает сын.
- Да он целый был.
- Чего тогда к мастеру носил?
- Да я его камнем продырявил. Рано или поздно всё равно прохудится, а кто нам в Безделяе починит? Так я уж обо всём позаботился, чтобы лишний раз не ездить. Думать надо!
Приехал старик домой и слёг. Побежал Аршин лошадь просить, никто ему на слово не верит, все лишь плечами пожимают:
- Вчера ещё как огурчик ходил...
- Сами удивляемся! - объясняет Аршин. - По снегу ходил - ноги застудил, а теперь на лёгкие жалуется. Лёгкие - полбеды, да как бы тяжёлые не расхворались!
Так или иначе, в сумерках за врачом отправился. И словно в воду канул.
Мать все глаза проглядела, соседи, что и думать, не знают: Кризас на ладан дышит, а сына всё нет и нет. Будто за смертью его послали. Наконец на третий день возвращается Аршин и докладывает:
- Я уж обо всём позаботился: к доктору сходил, в аптеку сбегал, всех родных оповестил, гроб заказал и на кладбище завернул - могилу вырыл. Чтобы лишний раз не ездить.
Пока суд да дело, Вершок приказал долго жить. Пышные похороны устроили Кризасу колхозники, памятник ему большой отгрохали, венков целую гору нанесли, а Аршин плачет, рыдает, волосы на себе рвёт. Первый раз по-настоящему отца жалеет.
- Да не убивайся ты так, - уговаривают соседи.- От этой беды ещё никто не спасся! Ведь и наши отцы в своё время померли.
- Вам-то что... - всхлипывает Аршин.- Богатый помер - деньги детям оставил, а мудрый на тот свет ушёл - всё с собой унёс.
Как умел, так и скорбел Аршин.
Покачали головами соседи: истинную правду сирота сказал. Трубка, кисет да щепотка табаку - вот и всё, что оставил сыну мудрый Кризас. Да ещё россказни о славном безделяйском пане Яцкусе. О его пресловутом сыне Причкусе. И о бравом Вершковом роде.
НЕ ТАК УЖ ХОРОШО, НЕ ТАК УЖ ПЛОХО...
Овдовев, Дарата не позволила сыну баклуши бить, тут же к делу его приставила. Пух драть.
Сидит богатырь, потолок плечами подпирает, лавку задом ломает, громадными своими ручищами - им бы камни ворочать! - по пушиночке гусиную одёжку щиплет, не смеет перечить матери. Помнит чёрный лентяев голод.
С непривычки пальцы немеют, в глазах рябит, пух в ноздри лезет, но Аршин нос кулаком зажал и дохнуть боится, чтобы всю работу не сдуло. Как снежок, ветром не унесло.
Только он с одной насыпкой управится, мать тут же вторую от соседей тащит, потому как зимой в колхозе другой работы нет. За второю - третью, за ней четвёртую... Парню некогда во двор выбежать да высморкаться как следует, чтобы нос на всю жизнь не заложило.
Чуть весной повеяло, Аршин перья в угол и бегом к бригадиру Полуквасу подходящую работу себе просить. Мужскую!
- Ну ладно, - согласился бригадир, - выдам тебе пару лошадей и сошку: будешь за трактористами огрехи запахивать. С сорняками воевать.
- Спасибо, - благодарит Аршин. - Только ты мне хоть кого-нибудь в подчиненье дай. Помощника назначь. Чтобы было, кем командовать.
- У тебя в подчиненье лошади,- объясняет Полуквас. - Ими и командуй. До упаду.
- А кто ответит, если будет плохо вспахано? На кого мне тогда кричать? не соглашается Аршин.
- Если плохо вспахано будет, найдётся кому на тебя на самого кричать, погрозился бригадир.- И за работу ни гроша не получишь.
Ещё бы поспорил Кризасов сын, да вспомнил, как минувшей зимой жёлуди в лесу ел, как слюнки глотал, на лося глядя... Передёрнулся и, навалившись на соху, вдавил её в землю. По самые держалки вогнал.
Гикнул Аршин, взмахнул кнутом, лошадки рванулись, налегли на постромки, те - трах! - и лопнули. Будто подрезанные. Кое-как связал обрывки Аршин, опять лошадей погнал - и снова упряжь в клочья... А на третий раз и чинить нечего.
Сбегал парень домой за отцовскими шлеями и стал уже иначе пахать: по-над самой землёй соху ведёт, еле-еле травы касается да знай лошадей бранит. На чём свет стоит ругается.
Так полдня и прошагал за лошадиным хвостом. Пришёл бригадир работу проверять, за голову схватился: все огрехи в полосах, а ни одной борозды не вспахано. Словно кто на санках по полю катался.
- Да за такую работу тебя из колхоза гнать надо! - распекал Полуквас Аршина.
А тот в свою очередь лошадей чехвостит:
- Да за такую работу вас на живодёрню гнать надо!
-- Я тебе, не лошадям говорю, безрукий? - разоряется Полуквас.
- Я вам. не бригадиру говорю, безногие! - вторит Аршин.
- Да как ты смеешь?! - орёт бригадир.
- Да как вы смеете? - кричит пахарь, а вся бригада слушает их перепалку и хохочет, животики надрывает.
- Я тебе задание дал!
- А я - им!
- Не ори на меня, как на скотину!
- Ладно, буду как на человека орать.
Угомонился Полуквас, но больше и часу не стал держать Аршина. В два счета из бригады отчислил. И даже полтрудодня ему не записал.
Бредёт Аршин домой, шлеи на плечо повесив, а слезы так и катятся по щекам. Обидно ему: что делать, не показали, пахать не научили, только бригадир обругал и с работы выгнал. Как бывший безделяйский пан Яцкус.
Мать утешила сына, объяснила, что никто умельцем не родится, а сам Полуквас ещё не так давно тише воды, ниже травы ходил, тени своей боялся, пока бригадиром не заделался. Подбодрив сына, Дарата посадила его за стол и кусок мяса перед ним поставила. Подкрепиться до обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
- Да он старый, - объясняет сын, вытирая рассечённый лоб.
- Всё равно пригодится, хоть в лом сдадим. Неси быстрей!
- Так он и не железный вовсе.
- Вот балда! Топорище небось нашёл?
- Не топорище - сук...
- А чего обманываешь?
- А чего он так больно бьётся? Как топором рассек!
Отец молчит, накладывает дрова на сани, верёвкой обвязывает, а сын опять кричит:
- Пап, а жёлуди едят?
- Нет!
- Эх, жалость: такой огромный дуб нашёл!
Кризас только тем и утешается, что панов да шибко грамотных людей не вдруг поймёшь. У них всё не разбери-бери.
- Пап, пап, а лося едят?
- Едят!
- Эх, жалость: в лес убежал!
- Перестань из пустого в порожнее переливать, а то влезу на дерево и уши надеру! - злится Вершок.
И сани плечом подпирает.
А Аршин позади плетётся и мечтает: "Был бы снег мукой, лёд - леденцом, а жёлудь - сливой... Эх и жизнь была бы! Как у колхозного кладовщика Амбараса!"
Приехали отец и сын в местечко, часть дровишек продали, муки для болтушки накупили, табаку для трубки и отправились по магазинам подходящую кастрюлю искать. Чтобы и побольше была, и подешевле.
Вскоре надоело Аршину, как хвост, за Вершком ходить. Вернулся к саням и улёгся в них, свернувшись клубком от холода. Поздно вечером явился отец с покупкой. Бельевой котёл приволок.
- Ты где так долго пропадал? - дрожит Аршин.
И у Вершка зуб на зуб не попадает.
- Пока приценивался, пока покупал, да пока к кастрюльщику носил, дырку заделывал, - объясняет Вершок, - не заметил, как стемнело.
- Зачем же ты дырявый котёл покупал? - спрашивает сын.
- Да он целый был.
- Чего тогда к мастеру носил?
- Да я его камнем продырявил. Рано или поздно всё равно прохудится, а кто нам в Безделяе починит? Так я уж обо всём позаботился, чтобы лишний раз не ездить. Думать надо!
Приехал старик домой и слёг. Побежал Аршин лошадь просить, никто ему на слово не верит, все лишь плечами пожимают:
- Вчера ещё как огурчик ходил...
- Сами удивляемся! - объясняет Аршин. - По снегу ходил - ноги застудил, а теперь на лёгкие жалуется. Лёгкие - полбеды, да как бы тяжёлые не расхворались!
Так или иначе, в сумерках за врачом отправился. И словно в воду канул.
Мать все глаза проглядела, соседи, что и думать, не знают: Кризас на ладан дышит, а сына всё нет и нет. Будто за смертью его послали. Наконец на третий день возвращается Аршин и докладывает:
- Я уж обо всём позаботился: к доктору сходил, в аптеку сбегал, всех родных оповестил, гроб заказал и на кладбище завернул - могилу вырыл. Чтобы лишний раз не ездить.
Пока суд да дело, Вершок приказал долго жить. Пышные похороны устроили Кризасу колхозники, памятник ему большой отгрохали, венков целую гору нанесли, а Аршин плачет, рыдает, волосы на себе рвёт. Первый раз по-настоящему отца жалеет.
- Да не убивайся ты так, - уговаривают соседи.- От этой беды ещё никто не спасся! Ведь и наши отцы в своё время померли.
- Вам-то что... - всхлипывает Аршин.- Богатый помер - деньги детям оставил, а мудрый на тот свет ушёл - всё с собой унёс.
Как умел, так и скорбел Аршин.
Покачали головами соседи: истинную правду сирота сказал. Трубка, кисет да щепотка табаку - вот и всё, что оставил сыну мудрый Кризас. Да ещё россказни о славном безделяйском пане Яцкусе. О его пресловутом сыне Причкусе. И о бравом Вершковом роде.
НЕ ТАК УЖ ХОРОШО, НЕ ТАК УЖ ПЛОХО...
Овдовев, Дарата не позволила сыну баклуши бить, тут же к делу его приставила. Пух драть.
Сидит богатырь, потолок плечами подпирает, лавку задом ломает, громадными своими ручищами - им бы камни ворочать! - по пушиночке гусиную одёжку щиплет, не смеет перечить матери. Помнит чёрный лентяев голод.
С непривычки пальцы немеют, в глазах рябит, пух в ноздри лезет, но Аршин нос кулаком зажал и дохнуть боится, чтобы всю работу не сдуло. Как снежок, ветром не унесло.
Только он с одной насыпкой управится, мать тут же вторую от соседей тащит, потому как зимой в колхозе другой работы нет. За второю - третью, за ней четвёртую... Парню некогда во двор выбежать да высморкаться как следует, чтобы нос на всю жизнь не заложило.
Чуть весной повеяло, Аршин перья в угол и бегом к бригадиру Полуквасу подходящую работу себе просить. Мужскую!
- Ну ладно, - согласился бригадир, - выдам тебе пару лошадей и сошку: будешь за трактористами огрехи запахивать. С сорняками воевать.
- Спасибо, - благодарит Аршин. - Только ты мне хоть кого-нибудь в подчиненье дай. Помощника назначь. Чтобы было, кем командовать.
- У тебя в подчиненье лошади,- объясняет Полуквас. - Ими и командуй. До упаду.
- А кто ответит, если будет плохо вспахано? На кого мне тогда кричать? не соглашается Аршин.
- Если плохо вспахано будет, найдётся кому на тебя на самого кричать, погрозился бригадир.- И за работу ни гроша не получишь.
Ещё бы поспорил Кризасов сын, да вспомнил, как минувшей зимой жёлуди в лесу ел, как слюнки глотал, на лося глядя... Передёрнулся и, навалившись на соху, вдавил её в землю. По самые держалки вогнал.
Гикнул Аршин, взмахнул кнутом, лошадки рванулись, налегли на постромки, те - трах! - и лопнули. Будто подрезанные. Кое-как связал обрывки Аршин, опять лошадей погнал - и снова упряжь в клочья... А на третий раз и чинить нечего.
Сбегал парень домой за отцовскими шлеями и стал уже иначе пахать: по-над самой землёй соху ведёт, еле-еле травы касается да знай лошадей бранит. На чём свет стоит ругается.
Так полдня и прошагал за лошадиным хвостом. Пришёл бригадир работу проверять, за голову схватился: все огрехи в полосах, а ни одной борозды не вспахано. Словно кто на санках по полю катался.
- Да за такую работу тебя из колхоза гнать надо! - распекал Полуквас Аршина.
А тот в свою очередь лошадей чехвостит:
- Да за такую работу вас на живодёрню гнать надо!
-- Я тебе, не лошадям говорю, безрукий? - разоряется Полуквас.
- Я вам. не бригадиру говорю, безногие! - вторит Аршин.
- Да как ты смеешь?! - орёт бригадир.
- Да как вы смеете? - кричит пахарь, а вся бригада слушает их перепалку и хохочет, животики надрывает.
- Я тебе задание дал!
- А я - им!
- Не ори на меня, как на скотину!
- Ладно, буду как на человека орать.
Угомонился Полуквас, но больше и часу не стал держать Аршина. В два счета из бригады отчислил. И даже полтрудодня ему не записал.
Бредёт Аршин домой, шлеи на плечо повесив, а слезы так и катятся по щекам. Обидно ему: что делать, не показали, пахать не научили, только бригадир обругал и с работы выгнал. Как бывший безделяйский пан Яцкус.
Мать утешила сына, объяснила, что никто умельцем не родится, а сам Полуквас ещё не так давно тише воды, ниже травы ходил, тени своей боялся, пока бригадиром не заделался. Подбодрив сына, Дарата посадила его за стол и кусок мяса перед ним поставила. Подкрепиться до обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15