Она была сама не своя, и бабушка просто не узнавала на сей раз родную внучку. Будто это и не ее Ксюн - всегда такая живая и резвая - прибыла из Москвы на дачу. С нею явно что-то произошло, и Елена Петровна тщетно пыталась понять, что же именно... А Ксюн день и ночь вспоминала каждое мгновенье пережитого, и то тайное, что открылось ей, приковало к себе крепко-накрепко и делало окружающую привычную жизнь серой и не настоящей...
- Вот и все! И больше ничего уж не будет, - горевала она, обхватив голову руками, и частенько поплакивала по вечерам. Ксюн забросила книжки, рисование, веселые игры с подружками на дачном перекрестке и всячески устранялась от бесед с проницательной бабушкой за полуденным чаем.
Ксюн жила и будто не жила... Она будто спала, будто дремала теперь, а все настоящее и живое унесла с собой Ночь Полнолуния, завернув в свой бездонный, мерцающий звездами полог...
Глава II
Кукой крался вдоль забора. Он облазил дачный поселок вдоль и поперек, страшно утомился и неустанно ворчал. Кукоя, конечно, можно было понять: его известного лесного лентяя и бездельника - ни с того ни с сего заставили отыскать какую-то девчонку со странным именем КСЮН на одной из многочисленных дач, теснившихся у самой опушки леса.
Кукой разительно отличался от всех известных нам лесных обитателей. Он семенил по лесу на четырех коротких лапках, часто моргая и беспричинно улыбаясь. Толстый, круглый шарик, дымчатый и пушистый, точно верба, он без конца обнюхивал воздух чутким носом, похлопывая по щекам обвисшими ушками, попискивая и подпрыгивая... Кукой славился длиннющим языком в прямом и переносном смысле. Доморощенный философ, он беспрерывно болтал (частенько и сам с собой), растолковывая окружающим бессмысленность любого дела. Причем Кукой уверял всех и вся в бесполезности земной жизни так бурно и горячо, что, бывало, захлебывался потоком собственных слов и внезапно цепенел в столбняке. Столбняк заставал Кукоя в самых разнообразных позах, а сколько могло продлиться оцепенение - никто не знал... Он замирал на полуслове, открыв рот, будто стукнувшись лбом обо что-то невидимое, или падал на спину, растопырив лапки и глядя в небо!
Бывало, Кукой обегал весь лес своей семенящей прискочкой, заглядывал то к одному, то к другому и болтал без умолку, а потом днями и ночами валялся в разнотравье своей любимой полянки, размышляя о тщете всего сущего и подставив кругленькое брюшко свету Солнца и звезд!
Словом, Кукой был ни что иное, как сумбур, болтовня и непостоянство! И вот ему-то поручили такое важное и необычное задание: выбраться из леса на человеческую территорию и разыскать среди людей девочку с таким странным именем: Ксюн... Кукой было возмутился и пробовал протестовать, но ему не дали и слова молвить, приказав выполнить поручение незамедлительно. (Кто и зачем так распорядился - об этом мы узнаем чуть позже...)
И вот уже третий день Кукой, шарахаясь от малейшего шороха, прочесывал участки. Дачи буквально кишели кошками и собаками, которые, - он был уверен, - только и мечтали отведать его на десерт! Анечки, Маши, Лизаветы и Дашеньки стайками резвились у каждой калитки. Девочки по имени Ксюн среди них не было...
Близился полдень. Разомлевший от загара день истаивал в знойном мареве, будто сливочное мороженое. Кукой, запыхавшийся и весь мокрый, прилег в тени чьей-то увитой вьюнком беседки и попробовал вылакать воду, скопившуюся после утреннего полива в чашечке склоненного мака.
- Ксюн, к столу! Ты что, не слышишь?! - разорвал тишину задремавшего сада чей-то голос. Кукой подскочил как ужаленный и весь обратился в слух.
Елена Петровна водрузила в центре стола на открытой веранде большущий белоснежный заварной чайник: предстоял ежедневный, несмотря на жару или холод, ритуал полуденного чая. Церемонии этой сопутствовали: самовар, ажурная белая шаль, которая каждый раз, когда бабушка разливала чай, соскальзывала с ее плеча, торжественная тишина за столом и плеск фонтанчика, стекавшего в маленький, утонувший в цветах водоем.
Ксюн нехотя покинула свою комнатку и вышла на веранду, где бабушка дожидалась ее, нетерпеливо постукивая ногтем по крышке сахарницы. Ксюн подвинула к себе звякнувшую о блюдце тонкую дымящуюся чашечку... и тут что-то произошло. Девочка ощутила на себе чей-то взгляд. Инстинктивно, словно по велению внутреннего голоса, она взглянула на небо. Там, среди голубой безмятежной ясности полдня внезапно вспыхнула небывалым блеском Зеленая Звезда. Блеснула и погасла. Ксюн, которая, казалось, выучила наизусть все звездочки над их маленьким домом, никогда, - да еще среди бела дня, - ее здесь раньше не видела...
"Они помнят обо мне... Они посылают мне знак! Здесь кто-то есть. ОТТУДА!" подумала Ксюн, еще не понимая толком, что значит это "оттуда", но предчувствуя ясно приближение новых событий ее тайной, внеобыденной жизни...
Внезапно плотно сжатые бутоны на кусте жасмина, прильнувшего к перилам веранды, распустились. Они раскрылись все разом, белоснежные и праздничные, словно спешили сообщить своей юной хозяйке что-то очень радостное и важное.
Ксюн кивнула цветам, быстренько прихлебнула чай и сделала вид, что обожглась. Поперхнувшись, она крикнула: "Я сейчас!" - и сбежала по крылечку в сад.
Ксюн притаилась среди персидской сирени, взволнованная и готовая ко всяким неожиданностям, когда из-за беседки выглянуло какое-то круглое, серенькое, суетливое существо. Подскакивая и быстро-быстро перебирая короткими лапками, этот странный круглик пискнул: "Ты Ксюн?" - и, не дождавшись ответа, схватил ее за руку и затащил в тенистую беседку.
- Ты Ксюн, конечно, иначе и быть не может! Ужас, как похожа на свое имя глупее не придумаешь! Подумать только, из-за тебя я рыскал по этим проклятым дачам целых три дня, и что из того, что я тебя нашел? - Кукой, лишенный все это время возможности поболтать, трещал без умолку. - Да, что из того? Разве мир перевернулся? Нисколечко... Солнышко как светило, так и светит, снег не выпал, дождь не начался, Большой Лес как стоял, так и стоит, а пустыня Сахара в Африке наверное вся иссохла, бедняжка! И ни одна-то реченька по ней не прожурчит... Да! Совсем забыл! - Кукой протянул опешившей девчонке сложенный вчетверо листок бумаги. - Совсем забегался, а как это мешает думать о вечном!.. Ну так вот: послание велела тебе передать...
Тут Кукой будто поперхнулся и, брякнувшись на бок, затих, поджав лапки и высунув розовый язык.
Ксюн охнула, она испугалась, что нового ее знакомого хватил удар, наклонилась над ним и попыталась было перевернуть на спинку; но существо пропищало: "Не трогай! Не нюхай меня! Не видишь разве - столбняк, пройдет..." - и, блаженно улыбаясь, закатило глаза.
Поняв, что ничего страшного с ним не случилось, Ксюн развернула послание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
- Вот и все! И больше ничего уж не будет, - горевала она, обхватив голову руками, и частенько поплакивала по вечерам. Ксюн забросила книжки, рисование, веселые игры с подружками на дачном перекрестке и всячески устранялась от бесед с проницательной бабушкой за полуденным чаем.
Ксюн жила и будто не жила... Она будто спала, будто дремала теперь, а все настоящее и живое унесла с собой Ночь Полнолуния, завернув в свой бездонный, мерцающий звездами полог...
Глава II
Кукой крался вдоль забора. Он облазил дачный поселок вдоль и поперек, страшно утомился и неустанно ворчал. Кукоя, конечно, можно было понять: его известного лесного лентяя и бездельника - ни с того ни с сего заставили отыскать какую-то девчонку со странным именем КСЮН на одной из многочисленных дач, теснившихся у самой опушки леса.
Кукой разительно отличался от всех известных нам лесных обитателей. Он семенил по лесу на четырех коротких лапках, часто моргая и беспричинно улыбаясь. Толстый, круглый шарик, дымчатый и пушистый, точно верба, он без конца обнюхивал воздух чутким носом, похлопывая по щекам обвисшими ушками, попискивая и подпрыгивая... Кукой славился длиннющим языком в прямом и переносном смысле. Доморощенный философ, он беспрерывно болтал (частенько и сам с собой), растолковывая окружающим бессмысленность любого дела. Причем Кукой уверял всех и вся в бесполезности земной жизни так бурно и горячо, что, бывало, захлебывался потоком собственных слов и внезапно цепенел в столбняке. Столбняк заставал Кукоя в самых разнообразных позах, а сколько могло продлиться оцепенение - никто не знал... Он замирал на полуслове, открыв рот, будто стукнувшись лбом обо что-то невидимое, или падал на спину, растопырив лапки и глядя в небо!
Бывало, Кукой обегал весь лес своей семенящей прискочкой, заглядывал то к одному, то к другому и болтал без умолку, а потом днями и ночами валялся в разнотравье своей любимой полянки, размышляя о тщете всего сущего и подставив кругленькое брюшко свету Солнца и звезд!
Словом, Кукой был ни что иное, как сумбур, болтовня и непостоянство! И вот ему-то поручили такое важное и необычное задание: выбраться из леса на человеческую территорию и разыскать среди людей девочку с таким странным именем: Ксюн... Кукой было возмутился и пробовал протестовать, но ему не дали и слова молвить, приказав выполнить поручение незамедлительно. (Кто и зачем так распорядился - об этом мы узнаем чуть позже...)
И вот уже третий день Кукой, шарахаясь от малейшего шороха, прочесывал участки. Дачи буквально кишели кошками и собаками, которые, - он был уверен, - только и мечтали отведать его на десерт! Анечки, Маши, Лизаветы и Дашеньки стайками резвились у каждой калитки. Девочки по имени Ксюн среди них не было...
Близился полдень. Разомлевший от загара день истаивал в знойном мареве, будто сливочное мороженое. Кукой, запыхавшийся и весь мокрый, прилег в тени чьей-то увитой вьюнком беседки и попробовал вылакать воду, скопившуюся после утреннего полива в чашечке склоненного мака.
- Ксюн, к столу! Ты что, не слышишь?! - разорвал тишину задремавшего сада чей-то голос. Кукой подскочил как ужаленный и весь обратился в слух.
Елена Петровна водрузила в центре стола на открытой веранде большущий белоснежный заварной чайник: предстоял ежедневный, несмотря на жару или холод, ритуал полуденного чая. Церемонии этой сопутствовали: самовар, ажурная белая шаль, которая каждый раз, когда бабушка разливала чай, соскальзывала с ее плеча, торжественная тишина за столом и плеск фонтанчика, стекавшего в маленький, утонувший в цветах водоем.
Ксюн нехотя покинула свою комнатку и вышла на веранду, где бабушка дожидалась ее, нетерпеливо постукивая ногтем по крышке сахарницы. Ксюн подвинула к себе звякнувшую о блюдце тонкую дымящуюся чашечку... и тут что-то произошло. Девочка ощутила на себе чей-то взгляд. Инстинктивно, словно по велению внутреннего голоса, она взглянула на небо. Там, среди голубой безмятежной ясности полдня внезапно вспыхнула небывалым блеском Зеленая Звезда. Блеснула и погасла. Ксюн, которая, казалось, выучила наизусть все звездочки над их маленьким домом, никогда, - да еще среди бела дня, - ее здесь раньше не видела...
"Они помнят обо мне... Они посылают мне знак! Здесь кто-то есть. ОТТУДА!" подумала Ксюн, еще не понимая толком, что значит это "оттуда", но предчувствуя ясно приближение новых событий ее тайной, внеобыденной жизни...
Внезапно плотно сжатые бутоны на кусте жасмина, прильнувшего к перилам веранды, распустились. Они раскрылись все разом, белоснежные и праздничные, словно спешили сообщить своей юной хозяйке что-то очень радостное и важное.
Ксюн кивнула цветам, быстренько прихлебнула чай и сделала вид, что обожглась. Поперхнувшись, она крикнула: "Я сейчас!" - и сбежала по крылечку в сад.
Ксюн притаилась среди персидской сирени, взволнованная и готовая ко всяким неожиданностям, когда из-за беседки выглянуло какое-то круглое, серенькое, суетливое существо. Подскакивая и быстро-быстро перебирая короткими лапками, этот странный круглик пискнул: "Ты Ксюн?" - и, не дождавшись ответа, схватил ее за руку и затащил в тенистую беседку.
- Ты Ксюн, конечно, иначе и быть не может! Ужас, как похожа на свое имя глупее не придумаешь! Подумать только, из-за тебя я рыскал по этим проклятым дачам целых три дня, и что из того, что я тебя нашел? - Кукой, лишенный все это время возможности поболтать, трещал без умолку. - Да, что из того? Разве мир перевернулся? Нисколечко... Солнышко как светило, так и светит, снег не выпал, дождь не начался, Большой Лес как стоял, так и стоит, а пустыня Сахара в Африке наверное вся иссохла, бедняжка! И ни одна-то реченька по ней не прожурчит... Да! Совсем забыл! - Кукой протянул опешившей девчонке сложенный вчетверо листок бумаги. - Совсем забегался, а как это мешает думать о вечном!.. Ну так вот: послание велела тебе передать...
Тут Кукой будто поперхнулся и, брякнувшись на бок, затих, поджав лапки и высунув розовый язык.
Ксюн охнула, она испугалась, что нового ее знакомого хватил удар, наклонилась над ним и попыталась было перевернуть на спинку; но существо пропищало: "Не трогай! Не нюхай меня! Не видишь разве - столбняк, пройдет..." - и, блаженно улыбаясь, закатило глаза.
Поняв, что ничего страшного с ним не случилось, Ксюн развернула послание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39