Скоро все поплыло перед глазами, тошнота заволокла сознание бесцветной паклей...
Когда узники очнулись - странной клетки уже не было. Лишь где-то неподалеку слышался лязг цепей.
Ярко освещенный узкий коридор то и дело петлял как в лабиринте. Вдруг чудовищный сноп света будто клинком пронзил мозг, и все остановились как вкопанные, невольно прикрыв глаза от боли.
В голом квадратном бункере с чугунными стенами, под пологом, напоминающим стальную паутину, на глыбе застывшей черной смолы им померещилась громадная коричневая бородавка, бесформенная и плотоядная. Из-за головы страшилища бил, ослепляя, необузданный луч неживого, дикого света...
То был Большой Жомб и его святилище.
- Несчастные! - бубнил он в медный рупор отрывистым контрабасом. - Куда полезли вы, жалкие, слабейшие созданья! Личинка вам не по зубам! Сидели бы тихо по своим норкам еще много-много лет... Ан, подавай им саму Красоту! Несчастные... Теперь крышка!
Рупор утробно квакал, и неестественно гулкий голос бултыхался в невысоких стенах, подобный одинокому огрызку гнилого яблока на дне ведерка...
- Личинка у меня, но ни одна живая душа ее не сыщет... И в назначенный час она исполнит мое - только мое - заветное желание. Красота моя - красота великого Большого Жомба - затопит все: и Нижний город, и Верхний, и соседние земли, и даже небо... А какова моя красота - взлелеянная, хе-хе, обмусоленная в мечтах - этого никто не знает! И не узнаете, вы... - Жомб привскочил с места на неожиданно волосатых хилых ножках и потряс кулаком над головами, распростертых ниц соплеменников. - Не для того я приказал выкрасть Личинку, чтобы доходяга-Скучун с московской девчонкой вернули ей свободу... Кальденпупер! - крикнул Большой Жомб, и тотчас откуда-то сверху шмякнулась огромная сороконожка, размером чуть больше таксы... Она топотала задними тридцатью ногами, приподняв переднюю часть туловища и раскачиваясь, словно кобра.
- В узилище их, в узилище, тащи их, Кальденпупер! - Жомб тыкал пальцем в сторону связанных друзей, потрясая безволосой головой без шеи... если только можно было назвать головой бугристую студенистую кучку бородавок с двумя пуговками красных глаз...
- Стоять, Кальденпупер! - Жомб приостановил жуткий спектакль и, обернувшись, нажал какую-то потайную кнопку.
- А теперь все - вон!
Тотчас тугие ледяные струи воздуха смели жомбиков в угол, где их поглотил замаскированный люк. Живым градом просыпались они куда-то вниз и исчезли...
Наши окоченевшие герои избежали этой участи и, одинокие, стояли теперь перед разъяренным Жомбом, опутанные омерзительной сетью...
* * *
- Ну что вы, детишки... - Жомб неожиданно сполз со своего возвышения, наступив на голову послушно сдохшему Кальденпуперу. - Не надо меня пугаться. Я ведь нежнейшее существо - вы сами убедитесь. А это все, знаете ли, так маскарад! Он наклонился, придерживая то место, где обычно бывает поясница и, кряхтя, извлек из-за глыбы вара серые велюровые тапочки. Затем, шаркая задниками без пятки, прошлепал к остолбеневшим своим узникам и принялся не спеша распутывать сеть. - Я вот что вам хочу сказать: уж очень у меня бессердечный народ. Жомбики мои - это просто ужас, что за жомбики! Боюсь я их - да, боюсь, и не буду перед вами прикидываться властелином. Ты, Ксюн, небось по вечерам телевизор смотришь? Так вот я этот телевизор люблю до крайности! У меня тут небольшая антенночка московская сверху проведена, - тайком, конечно, - и надо вам сказать: прилипаю... Все смотрю подряд, особенно мультики! Вот уж там повелители: леший - так леший, водяной - так водяной, а я так себе... ни рыба, ни мясо, а просто жомбик какой-то...
Шлепая вокруг Ксюна и Скучуна и тараторя без умолку, он постепенно освободил их от пут и, присев на корточки, довольно и преглупо улыбаясь, с умиленным видом поглаживал по головкам... Жомбова ладонь была липкая и назойливая, как муха.
- Ну вот, детишки, значит, такой-то я и есть - Большой Жомб. Совсем ведь не страшный? Ни капельки?.. - Он поковырял носком тапка в щели между плитами пола, и оттуда выскочил стульчик, словно черт из табакерки. - Сяду - ослаб! Жомб утрамбовался в стул и продолжал:
- Потому я и напускаю кругом всяких ужасов, что побаиваюсь крепко болванов-то моих... Оттого и сам хожу страшилой эдаким, ору вот... А душа у меня тонкая, прозрачная даже душа! И очень я этою самою душой всякую красоту возлюбил. Много у меня тут красот и редкостей волшебных, так много, что голова кругом идет... Цепкая она, красота моя: увидишь раз - и ухнешь с головой, будто в омут! Хочется мне уж больно, чтобы поняли вы, что такое красота, и не гонялись впустую за несбыточным... А то все: Личинка да Личинка, - а ее и нету, Личинки-то... И у меня ее нет - обманул я вас давеча! Выдумки все это. Вы эту Личинку хоть однажды видали? То-то же! И никто ее не видывал. А вот сейчас-то что будет, у-у-х...
Жомб начал проворно перебирать ногами, стульчик кружился все быстрее и быстрей, Жомб поджал под себя ноги - тапки слетели и двумя серыми жабами плюхнулись по углам бункера... ан, бункера-то и нету!
Из четырех углов его с тихим шелестом змейкой извился желтенький дымок. Змейкой прополз к недвижно стоящим друзьям, обвил и закачался. И сладко так стало им, приторно и туманно... Разомлели, убаюканные тем туманом и песенкою дудочки какой-то странной, что пролилась откуда-то, мутно-жалобная, и вяжущая и золотистая...
...И вот растеклись дымком чугунные стены, канул в небытие черный трон, угас искусственный свет...
Шли втроем: и Жомб, и Скучун, и Ксюн. Шли по хрустящей тропинке средь порхающих звездами орхидей берегом изумрудного озера. Птицы беззастенчиво-синие трепетали над орхидеями, будто причесывая кружевные цветки своими крылышками, и что-то ласковое им нашептывали и шутливое...
А впереди, в солнечных брызгах мрамора, им улыбался розовощекий дворец!
Глава III
- Куда мы попали? Ты что-нибудь понимаешь?
Притихшая Ксюн обеими руками вцепилась в зеленую кисточку на хвостике Скучуна, шедшего впереди. Они будто плыли беззвучно, проваливаясь по щиколотку в шерстяной мох белоснежного ковра. Словно русло реки, он прокладывал путь между стен, задрапированных златотканным штофом. Потоки блестящей ткани водопадами изливались к полу и тихонько вздыхали, облитые терпкой амброй курящихся благовоний. Их головокружительный аромат колыхался в воздухе, вырастая из глубоких нефритовых чаш.
Вот стены коридора раздвинулись. И зала, просторная, будто степь, явилась взору. Ксюн не удержалась от восторженного: "Красота какая!" - и выбежала к высокой зеленоватой струе фонтана, постояла там, задрав голову, и запрыгала от восторга. А восторгаться было чему!
Малахитовые чаши замыкали кольцо вокруг фонтана. Терпкие жидкие смолы пофыркивали в них разноцветными родничками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Когда узники очнулись - странной клетки уже не было. Лишь где-то неподалеку слышался лязг цепей.
Ярко освещенный узкий коридор то и дело петлял как в лабиринте. Вдруг чудовищный сноп света будто клинком пронзил мозг, и все остановились как вкопанные, невольно прикрыв глаза от боли.
В голом квадратном бункере с чугунными стенами, под пологом, напоминающим стальную паутину, на глыбе застывшей черной смолы им померещилась громадная коричневая бородавка, бесформенная и плотоядная. Из-за головы страшилища бил, ослепляя, необузданный луч неживого, дикого света...
То был Большой Жомб и его святилище.
- Несчастные! - бубнил он в медный рупор отрывистым контрабасом. - Куда полезли вы, жалкие, слабейшие созданья! Личинка вам не по зубам! Сидели бы тихо по своим норкам еще много-много лет... Ан, подавай им саму Красоту! Несчастные... Теперь крышка!
Рупор утробно квакал, и неестественно гулкий голос бултыхался в невысоких стенах, подобный одинокому огрызку гнилого яблока на дне ведерка...
- Личинка у меня, но ни одна живая душа ее не сыщет... И в назначенный час она исполнит мое - только мое - заветное желание. Красота моя - красота великого Большого Жомба - затопит все: и Нижний город, и Верхний, и соседние земли, и даже небо... А какова моя красота - взлелеянная, хе-хе, обмусоленная в мечтах - этого никто не знает! И не узнаете, вы... - Жомб привскочил с места на неожиданно волосатых хилых ножках и потряс кулаком над головами, распростертых ниц соплеменников. - Не для того я приказал выкрасть Личинку, чтобы доходяга-Скучун с московской девчонкой вернули ей свободу... Кальденпупер! - крикнул Большой Жомб, и тотчас откуда-то сверху шмякнулась огромная сороконожка, размером чуть больше таксы... Она топотала задними тридцатью ногами, приподняв переднюю часть туловища и раскачиваясь, словно кобра.
- В узилище их, в узилище, тащи их, Кальденпупер! - Жомб тыкал пальцем в сторону связанных друзей, потрясая безволосой головой без шеи... если только можно было назвать головой бугристую студенистую кучку бородавок с двумя пуговками красных глаз...
- Стоять, Кальденпупер! - Жомб приостановил жуткий спектакль и, обернувшись, нажал какую-то потайную кнопку.
- А теперь все - вон!
Тотчас тугие ледяные струи воздуха смели жомбиков в угол, где их поглотил замаскированный люк. Живым градом просыпались они куда-то вниз и исчезли...
Наши окоченевшие герои избежали этой участи и, одинокие, стояли теперь перед разъяренным Жомбом, опутанные омерзительной сетью...
* * *
- Ну что вы, детишки... - Жомб неожиданно сполз со своего возвышения, наступив на голову послушно сдохшему Кальденпуперу. - Не надо меня пугаться. Я ведь нежнейшее существо - вы сами убедитесь. А это все, знаете ли, так маскарад! Он наклонился, придерживая то место, где обычно бывает поясница и, кряхтя, извлек из-за глыбы вара серые велюровые тапочки. Затем, шаркая задниками без пятки, прошлепал к остолбеневшим своим узникам и принялся не спеша распутывать сеть. - Я вот что вам хочу сказать: уж очень у меня бессердечный народ. Жомбики мои - это просто ужас, что за жомбики! Боюсь я их - да, боюсь, и не буду перед вами прикидываться властелином. Ты, Ксюн, небось по вечерам телевизор смотришь? Так вот я этот телевизор люблю до крайности! У меня тут небольшая антенночка московская сверху проведена, - тайком, конечно, - и надо вам сказать: прилипаю... Все смотрю подряд, особенно мультики! Вот уж там повелители: леший - так леший, водяной - так водяной, а я так себе... ни рыба, ни мясо, а просто жомбик какой-то...
Шлепая вокруг Ксюна и Скучуна и тараторя без умолку, он постепенно освободил их от пут и, присев на корточки, довольно и преглупо улыбаясь, с умиленным видом поглаживал по головкам... Жомбова ладонь была липкая и назойливая, как муха.
- Ну вот, детишки, значит, такой-то я и есть - Большой Жомб. Совсем ведь не страшный? Ни капельки?.. - Он поковырял носком тапка в щели между плитами пола, и оттуда выскочил стульчик, словно черт из табакерки. - Сяду - ослаб! Жомб утрамбовался в стул и продолжал:
- Потому я и напускаю кругом всяких ужасов, что побаиваюсь крепко болванов-то моих... Оттого и сам хожу страшилой эдаким, ору вот... А душа у меня тонкая, прозрачная даже душа! И очень я этою самою душой всякую красоту возлюбил. Много у меня тут красот и редкостей волшебных, так много, что голова кругом идет... Цепкая она, красота моя: увидишь раз - и ухнешь с головой, будто в омут! Хочется мне уж больно, чтобы поняли вы, что такое красота, и не гонялись впустую за несбыточным... А то все: Личинка да Личинка, - а ее и нету, Личинки-то... И у меня ее нет - обманул я вас давеча! Выдумки все это. Вы эту Личинку хоть однажды видали? То-то же! И никто ее не видывал. А вот сейчас-то что будет, у-у-х...
Жомб начал проворно перебирать ногами, стульчик кружился все быстрее и быстрей, Жомб поджал под себя ноги - тапки слетели и двумя серыми жабами плюхнулись по углам бункера... ан, бункера-то и нету!
Из четырех углов его с тихим шелестом змейкой извился желтенький дымок. Змейкой прополз к недвижно стоящим друзьям, обвил и закачался. И сладко так стало им, приторно и туманно... Разомлели, убаюканные тем туманом и песенкою дудочки какой-то странной, что пролилась откуда-то, мутно-жалобная, и вяжущая и золотистая...
...И вот растеклись дымком чугунные стены, канул в небытие черный трон, угас искусственный свет...
Шли втроем: и Жомб, и Скучун, и Ксюн. Шли по хрустящей тропинке средь порхающих звездами орхидей берегом изумрудного озера. Птицы беззастенчиво-синие трепетали над орхидеями, будто причесывая кружевные цветки своими крылышками, и что-то ласковое им нашептывали и шутливое...
А впереди, в солнечных брызгах мрамора, им улыбался розовощекий дворец!
Глава III
- Куда мы попали? Ты что-нибудь понимаешь?
Притихшая Ксюн обеими руками вцепилась в зеленую кисточку на хвостике Скучуна, шедшего впереди. Они будто плыли беззвучно, проваливаясь по щиколотку в шерстяной мох белоснежного ковра. Словно русло реки, он прокладывал путь между стен, задрапированных златотканным штофом. Потоки блестящей ткани водопадами изливались к полу и тихонько вздыхали, облитые терпкой амброй курящихся благовоний. Их головокружительный аромат колыхался в воздухе, вырастая из глубоких нефритовых чаш.
Вот стены коридора раздвинулись. И зала, просторная, будто степь, явилась взору. Ксюн не удержалась от восторженного: "Красота какая!" - и выбежала к высокой зеленоватой струе фонтана, постояла там, задрав голову, и запрыгала от восторга. А восторгаться было чему!
Малахитовые чаши замыкали кольцо вокруг фонтана. Терпкие жидкие смолы пофыркивали в них разноцветными родничками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19