Она говорила себе: вот и дождь кончится, и выглянет солнце, а я так и не перестану бояться.
И это её сердило.
Сколько раз она говорила себе: не боюсь, не боюсь, не буду бояться! А потом увидела метёлку из петушиных перьев, самую обыкновенную метёлку, которой смахивают пыль, и сразу стала бояться, что это голова с перьями, которая только и ждёт, чтобы Аделка прошла мимо. Тогда из перьев высунется острый клюв и клюнет её в ногу.
А однажды Аделка испугалась муравьёв. Она стояла и обирала с куста красную смородину, а под кустом была маленькая дырочка в земле. Муравьи хотели забраться к ней в сандалии. Может, она им мешала. Из дырки вылезали муравьи и бежали к Аделке, а она ходила на цыпочках и старалась их обойти. Но муравьёв было столько, что даже две Аделки не смогли бы уберечься от них. Она испуганно заморгала глазами, а потом и вовсе убежала.
А как она боялась сливового повидла!
В кладовке было только одно маленькое окошко, поэтому там целый день был вечер. Горшок с повидлом стоял на полке в самом углу, туда Аделка вообще не любила заглядывать. И ни за что она не полезла бы ложкой в горшок, чтобы зачерпнуть густого повидла, чёрного, как сажа. Аделке казалось, что повидло засосёт её руку вместе с ложкой. Там, где так темно, всё может случиться — вдруг в горшке не повидло, а смола, к которой всё прилипает?
Точно так же она боялась печки, в которой так таинственно потрескивало — правда, только зимой, но Аделка знала, что в печке живут огненные гномики, которые ждут не дождутся дров, чтобы поджечь их и съесть огонь. Дети этих гномиков жили в спичках, поэтому она боялась их тоже. И всегда, когда папа или мама зажигали в печке огонь, там появлялся ещё один гномик, он выскакивал из спички и навсегда оставался в печи — там было их королевство.
Ещё Аделка боялась собственных шагов вечером в пустынных комнатах, куда папа или мама посылали её за чем-нибудь.
И ещё боялась ножниц, которые только и ждали, чтобы отстричь ей волосы. И ещё много чего боялась.
Смородина
Мама одолжила у соседей соковыжималку, чтобы заготовить на зиму смородиновый сок. Пока эта машинка лежала на столе и дожидалась отца, Аделка ни капельки её не боялась. Выжималка, похожая на мясорубку, была чуть побольше мельнички для мака и для орехов, но намного тяжелее. И даже потом, когда отец привинтил выжималку к столу и спросил маму, хватит ли им сахара, Аделка не боялась её. Но когда отец подставил под выжималку небольшую миску для сока, а рядом с ней тарелку для кожуры и зёрнышек, вот тогда Аделка испугалась.
Отец набрал пригоршню красной смородины, высыпал её в раструб выжималки и начал жать сок. Аделка смотрела, как он пальцами одной руки приминает смородину, а другой рукой быстро вращает ручку, — и вот уже на дно миски упали первые капли густого красного сока.
Аделка испугалась, что отец смолол свои пальцы.
У неё перехватило дыхание.
Но отец рассмеялся, снял руку с выжималки и набрал новую пригоршню смородины.
Аделке полегчало, но только немножко, самую капельку. Отец продолжал свою работу. В миске прибывало соку, а в тарелке росла горка зёрнышек и сухой кожуры. Ничего страшного не произошло, но Аделка облегчённо вздохнула только тогда, когда смородина кончилась. Отец только посмеивался, а мама тем временем процедила сок и дала ему отстояться. Потом приготовили сахар. Отец разобрал и сполоснул выжималку, и Аделка увидела, что она не зря боялась, потому что в машинке пряталась острая спираль — это она молола всё, что ей давали.
Через час-другой сироп был готов.
Отец включил свет на кухне, а мама высыпала сахарный песок из бумажных пакетов прямо в смородиновый сок. Пока отец мыл бутылки, мама перемешивала сок деревянной ложкой. К тому времени, как стемнело, сахар растворился. Аделка прислушивалась: сперва сахар поскрипывал в кастрюле, но потом покорился ложке, скрипел всё тише и наконец совсем перестал. Сироп был готов. Отец с мамой через воронку разливали его по бутылкам, а мама ставила бутылки на кухонный стол.
Потом Аделке дали попробовать.
На дне кастрюли оставалось немного сиропу, который не вошёл в бутылки. Отец достал три стакана и разбавил в них сироп минеральной водой. Глядя на родителей, Аделка для начала понюхала, а потом отпила его первой. И чем больше она пила, тем вкуснее он ей казался. Ароматная смесь сока с минеральной водой щекотала нос, и в этом аромате было ровно столько же вкуса смородины, сколько сахарной сладости, — ровно пополам. Такого вкусного сока она ещё не пила.
Аделка ещё раз посмотрела на выжималку и очень обрадовалась, потому что теперь она нисколько её не боялась.
Открытие
Она подумала: какая я была глупая, но теперь я буду умнее, ведь без этой выжималки у нас бы не было такого вкусного сока.
И Аделка стала размышлять.
Она попросила маму сделать ей ещё стакан сока, ушла в комнату и уселась на огромный диван. В рамке дверей Аделка видела, как отец носит бутылки в кладовую. А за порогом лежал треугольник света, который послала ей кухонная лампа, чтобы она не боялась в темноте.
Аделка пила и думала: наверное, каждый страх можно превратить во что-нибудь хорошее — и тогда он не испугает меня, а обрадует, нужно только постараться немножко.
Вот и страх перед выжималкой превратился в сладкий смородиновый сок.
Пёрышки
Аделка сидела, потягивала сок и размышляла.
«Во что бы мне превратить петушиные перья, зелёный и коричневый блеск метёлки, в которой меня подстерегает клюв и куриные зубы? Можно превратить их в пушистый цветок. А может, в метёлке и нет никакого клюва, может, в ней живёт такой же клубок тепла, как у меня в пуховом одеяльце, или даже целых два клубка».
Она быстро закрыла глаза, чтобы представить это себе.
Все пёрышки на свете такие тёплые и лёгкие, а какого они цвета — не важно, главное — в каждом есть птичье тепло, они греют петуха и кур, и белых гусей тоже.
И меня греют.
И ещё как греют!
А когда птицы их обронят, как славно летят эти перья, как плавно падают с высоты! Вокруг ясный день, ветер веет, а солнце превращает их в огоньки — ах, как славно они летают!
И я с ними!
Аделка вознеслась и полетела на отцовских руках в свою комнату — она и не заметила, как заснула. В ямочках на щеках остались ещё смешинки, и ей было весело; она ещё не совсем спала. Аделка радовалась, что утром проснётся, про всё вспомнит и уже ничего не будет бояться — страхи кончились.
И так оно и было.
В метёлке из перьев спало такое же тепло, как у неё в волосах, когда зимой у неё зябли руки и она прятала их в волосы, чтобы согреть.
И не было там никакого клюва.
И никаких зубов.
Только немного пыли на перьях, ведь это была метёлка — и утром на балконе Аделка вытряхнула из неё пыль, чтобы перья ярче блестели.
1 2 3 4