— Подойти?
Неожиданный голос из неожиданного места.
— Да, пожалуйста.
Ждал из кухни, а голос раздался из соседней комнаты. Легкость, с какой она доверила мне ответить по телефону, взволновала меня больше всего. И не потому, что я так уж подозревал ее, а оттого, что полностью освободился от унизительного предположения, будто его исчезновение на самом деле фарс, и они, возможно, тайно поддерживают связь по телефону… и вообще, поскольку женщина не ждала никакого тайного звонка, все, что ее окружало, стало до неузнаваемости ясным… вероятно, я окончательно признан ею как официальный поверенный в делах. С трудом справляясь со слишком бурным дыханием, со слишком напряженными мышцами, я бросаюсь к телефону, чтобы не дать ему зазвонить в пятый раз.
Однако я обманулся в своих ожиданиях. Чересчур неожиданный финал — я подготовил себя совсем для другой роли. Это был шеф. Снова бесконечные поучения… Почему я должен каждый раз повторять одно и то же. Сколько можно повторять: агент — это ассенизатор. И его обязанность ползать в грязи, куда не проникает даже луч света. Вот потому-то я и требую, чтобы агент был чист как стеклышко и осмотрительно относился к своей репутации. Думаю: шеф прав. Можно себе представить, как он был обеспокоен, когда я нарушил обещание зайти днем в агентство, даже не позвонил ему. Хотя он относился с еще большим, чем нужно, пониманием и сочувствием к другим, если это не выходило за рамки самозащиты или денежных дел, в этих рамках он не уставал требовать дисциплины, граничащей с монашеским аскетизмом. Шеф еще ни разу не давал мне повода думать о нем плохо. То, как он понимает свой профессиональный долг, скорее достойно уважения, если представить себе, сколько людей пытается утешать других, используя в качестве обезболивающего средства показную черствость и показную доброту… «Не забывай, что брат заявительницы влип в историю, закончившуюся его убийством; может, я зря брюзжу и дело не стоит выеденного яйца, но знай: если ты окажешься замешанным в уголовном деле, то в ту же секунду для нашего агентства станешь абсолютно посторонним человеком, и я сделаю это, даже не предупреждая тебя; может быть, я кажусь слишком строгим, но, когда дело идет о наших принципах, ничего не поделаешь: держать человека, который с нами не считается, — значит наживать неприятности». Нельзя сказать, что мне были неприятны его слова. Они мне скорее нравились. Но сегодня, не знаю почему, я почувствовал в них фальшь. К счастью, во время разговора вернулась женщина. Вернулась, сняв траурное и надев свое обычное платье. Мне кажется, она слишком уж поторопилась переодеться. Вряд ли она могла почувствовать, что меня раздражает исходящий от траурной одежды дух смерти. Да еще надела плотно облегающее черное платье. Неужели она запомнила мои слова, что ей идет черное? Женщина вопросительно смотрит на меня. Я отрицательно качаю головой и пальцем свободной руки показываю на себя. Женщина огибает стол и садится напротив… очень близко, нас разделяет сантиметров пятнадцать, не больше.
Длинные волосы, прямые и тонкие, переплетаясь, струятся вниз… округлость плеч — стоит протянуть руку, и можно ощутить ее сквозь платье… невольно рассмеявшись, я перебиваю шефа. Мне был очень приятен ваш выговор; я только и делаю, что ищу других людей, а сейчас, наоборот, меня разыскивают — не могу отрицать, что мне это нравится… я не лгу… но, произнеся эти слова, с болью думаю, что должен был бы сказать их не шефу, а в первую очередь своей жене… сколько раз именно я навещал ее, звонил ей, а ведь она еще ни разу мне не позвонила… и это очень плохо… может быть, то что мне не хватает мужества молча ждать, пока она сама не придет разыскивать меня, так разъело наши отношения? Оставив продолжавшего меня ругать шефа наедине с трубкой, я возвращаюсь на свое место. И пиво этой женщины, и ее грустная улыбка теперь уже нисколько не кажутся неестественными. Я тоже опираюсь рукой о край стола и, пребывая в состоянии, которое испытываешь в воскресный полдень, когда удалось наконец насладиться утренним сном, продолжаю разговор, еще недавно раздражавший меня.
— В общем, пусть расходы вас не беспокоят. Четыре дня до конца недели вами уже оплачены, и я постараюсь за это время сделать все, что только возможно. Что же касается дальнейшего, подумаем об этом, когда придет время.
— В крайнем случае попытаюсь устроиться куда-нибудь на работу. Брата, которого вы все время ругаете, уже нет… я понимаю, люди не такие, какими они казались брату…
— Положение действительно малоприятное, но это не означает, что нужно прекратить розыски…
— Вы раньше сказали, что выкидыш тоже весьма сомнителен, что вы имели в виду?
Тон беспечный, будто разговор идет о погоде, но ведь выражение лица женщины обманчиво. Снова во все это окунаться — увольте.
— Неужели я это говорил?
— Вы имели в виду, не от брата ли этот ребенок?
— Ну, знаете ли, вы ужасные вещи говорите с абсолютно спокойным видом. Просто я сказал, что можно выдвинуть самые различные гипотезы… но вы удовлетворили мое любопытство, дали мне посмотреть альбом, где были фотографии брата, так что…
— Все-таки странно, правда? Когда мне показалось, что я беременна, я сказала брату. Разговор этот был ему крайне неприятен… брат не любил женщин и, может быть, поэтому не любил и детей.
— Ужасный человек. В общем, самый банальный любовный треугольник. Чтобы замести следы, на сцене появляется фальшивый брат — банальный случай, верно?
— Фальшивый брат?..
— Честно говоря, обстоятельства сложились так, что подобные подозрения были вполне обоснованны.
— Просто мне хотелось поделиться с братом.
— Сейчас я, конечно, не подозреваю. — Стараясь не видеть выражения лица женщины, я быстро перелистываю альбом и, показывая фотографию, на которой были сняты машина и брат. — Вот, как раз эта фотография… на ней будто написано, что этот снимок делали вы. Муж лежит под машиной. Брат стоит рядом и без всякого интереса наблюдает за тем, что тот делает. Нет, скорее прикидывается, что наблюдает, а сам чуть грустно, с видом сообщника, улыбается фотографу, то есть вам. Мужу, естественно, выражение его лица не видно.
— Мне кажется, наоборот, семена подозрения прорастают все глубже.
— Нет, ведь это документ. Нечто целиком сохранившееся как документ. Действительно «Смысл воспоминаний». Это должно, безусловно, четко осознаваться и тем, кто фотографирует, и тем, кого фотографируют. Если было бы хоть что-то, что вам следовало скрывать, вы бы, конечно, сознательно избежали подобной сцены.
— Вам и в самом деле палец в рот не клади. — Женщина вдруг звонко рассмеялась и наполнила пивом мой стакан. Я не особенно отказывался. Пива в бутылке на самом донышке, сантиметров пять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67